Я бежал из рабочей команды в Мюнхене с летчиком Павлом Волковым. Это был мой третий побег. Переодевшись в штатское, мы проехали на велосипедах Баварию, Австрию и катили по Чехословакии.
На улице Пршерова увидели гражданского с винтовкой и красной нарукавной повязкой. Значит, думаем, ближе к фронту подвигаемся. Здесь осадное положение. Ведя велосипеды, вышли на площадь. Опять люди с винтовками!
Едем дальше по шоссе. До Липника 80 километров. Встречаем девушку. Она улыбнулась, хотела что-то сказать, но мы проехали. «Не надо бы нам Липник...» - подумал я.
- Чего бояться? - сказал Павел.- Вон сколько отмахали, никто нас не остановил.
Только въехали в город, к нам подбежали автоматчики, стащили с велосипедов, сковали наручниками, обыскали. Меня - в одну машину, Павла - в другую. Привезли в гестапо.
В кабинете, развалившись в кресле, толстый гестаповец курил сигару.
- Толметчера,- приказал он.
Явился переводчик и обратился ко мне по-английски.
- Их шпрехе дойчш (я владею немецким),- говорю.
- Кто же ты? - спрашивает гестаповец.
- Русский.
Он не верит.
Толметчер опять ко мне по-английски.
- Русский я,- объясняю,- не понимаю английского.
Явился другой переводчик, эмигрант-украинец. Он спрашивает:
- Это вы ночью выбросились с парашютами?
Какой такой парашют?!
Вошел еще гестаповец и сказал обершарфюреру, что второй пойманный - русский. Оказывается, два английских парашютиста выпрыгнули с самолета и немцы устроили облаву.
Я сочинил басню. Мы, восточные рабочие, ехали в эшелоне. Эшелон стали бомбить. Мы выскочили...
- Где достали велосипеды? - рявкнул обершарфюрер.
- Где они стояли, там и взяли. Не пешком идти...
Отправили нас на поезде в Преров. Стражник-чех принес еду и сказал по-русски, что был в русском плену.
- Скоро от фашистов освободимся, - обнадежил он нас.
На допросах фашисты настаивали, что велосипеды нам дали чехи.
- Взгляните на марку,- сказал я.- Велосипеды немецкие!
Перевели нас в Оломоуц, военную тюрьму. Трое суток сидели с англичанами - капралом и сержантом. Угостили их остатками окорока, добытого во время побега. Стали мы изучать английский, они - русский язык, но разлучили нас.
Привезли меня с Павлом в Брно и поместили в камеру к чехам. Раньше здесь было довольно большое студенческое общежитие. Окна без решеток, замазаны краской и заделаны проволокой. Не стал от чехов скрывать, что я русский офицер. Был тут антифашист, знаменитый борец Густав Фриштенский, пожилой, но сильный и стройный. Два железнодорожника - начальник станции Липник и начальник какой-то маленькой Станции подозревались в саботаже и диверсиях.
Один из них, придя с допроса, сказал:
- Скоро будем на воле. Покушение на Гитлера! Он будто бы убит.
Эсэсовцы стали свирепее. Чаще входили в камеру, пересчитывали и били по лицу.
К нам посадили мясника из Брно. Он подтвердил, что было покушение, но изверг жив. Нам не выйти отсюда...
Осторожно перестукивались по трубам отопления с соседней камерой. Молодой человек по имени Вадик проковырял отверстие в штукатурке возле батареи. Вид у меня был неважный, и он просовывал в дыру тонко нарезанный шпик. Вадик сообщил свой адрес. Он жил в Брно.
Его увезли, а меня с Павлом перевели в другую камеру. Во дворе строили бомбоубежище. Дали нам тачки землю возить: «Бегом!» Какое тут бегом, еле ноги волочишь. Да и потом, зачем я буду помогать фашистам?
Вижу, мастер-немец бьет английского солдата, который не мог поднять тяжело нагруженную тачку. Меня взорвало.
- Вы что безобразничаете? - сказал я по-немецки.
Мастер орет:
- Энглиш юде! (Английский еврей!)
Я бросил тачку и как закричу:
- Негодяй!!!
Тот отступился от солдата и пожаловался эсэсовцу. Меня не испугаешь: все равно расстрел.
- Ваших не бьют в плену, и вы не избивайте. Работать не буду! - говорю охраннику.
Не знаю почему, дал он мне работу полегче - накладывать лопатой песок в раствор. Я не торопился, и товарищи с тачками отдыхали. Мастер чех Копеечка, которому я помогал, обещал передать привет жене Вадика и принес мне от нее пачку сигарет.
В котельной работал чех-заключенный. На его имя жена Вадика стала передавать мне продуктовые посылки. Я делился с Павлом и другими узниками. Чешка спасла нам жизнь.
Михаил Шибаев, г. Москва.
[15; 91-94]