Аркадий Пейсах. "Легендарная ледовая"
Аркадий Пейсах
Аркадий Львович Пейсах родился 22 ноября 1915 года на Украине. В Красную Армию был мобилизован до войны. Окончил военно-политическое училище, стал кадровым офицером.
Великую Отечественную прошел, как говорится, от звонка до звонка, начав у стен Ленинграда и закончив в Праге, а затем — на Дальнем Востоке. Но самой яркой страницей своей военной биографии справедливо считает службу на знаменитой ледовой Дороге жизни. С автотранспортом связана вся биография — и военная, и гражданская. Недаром он вот уже более 30 лет возглавляет Совет автомобилистов-ветеранов города на Неве и является заместителем председателя Объединенного совета ветеранов Дороги жизни.
После войны продолжал службу в армии, а уволившись в запас, работал на разных должностях в Ленинградском автотресте — до ухода на пенсию.
Легендарная ледовая
Никогда не перестанут ленинградцы-петербуржцы восхищаться, гордиться подвигом своих земляков, сохранивших с помощью знаменитой Дороги жизни и наш красавец-город, и его гордых, стойких жителей.
Среди героев-тружеников ладожской трассы — дорожников, грузчиков, связистов, людей многих профессий — почетнейшее место занимают автомобилисты.
О Дороге жизни, вписавшей одну из ярчайших страниц в историю Великой Отечественной войны, написано много книг, научных исследований, сложено немало стихов и песен. Народ свято чтит память о легендарной трассе. И каждую осень — 22 ноября, в день, когда по неокрепшему еще льду Ладожского озера прошла первая колонна из 60 автомобилей, в Государственном мемориальном музее обороны и блокады Ленинграда собирается особенно много народу. Они чтут память тех, кто не вернулся с войны, чествуют ветеранов, верой и правдой служивших Отечеству и выживших в лихую годину суровых испытаний.
Так случилось, что для меня 22 ноября — день дважды памятный. Открытие Дороги жизни совпало с днем моего рождения.
Наверное, биография моя похожа на десятки тысяч других. Родился я 22 ноября 1915 года на Украине (местечко Ольгополь Винницкой области). Отец работал кустарем-столяром, зарабатывал мало, и в 15 лет я гоже начал работать, чтобы помогать семье. Сначала пошел по стопам отца. Но в 1933 году в Ольгополе появилась первая в нашей округе МТС. Естественно, многие мальчишки кинулись на курсы шоферов. Каждому хотелось узнать, как движется металлическая махина без лошадей. Вскоре я это узнал. Более того, стал водителем, а затем механиком в МТС.
Когда услышал (еще до войны) о призыве парней из нашего райцентра в армию, пошел в военкомат. Сказал:
— Я тоже хочу служить в армии.
Меня взяли на военную службу, хотя к этому времени я имел бронь, так как, окончив по путевке комсомола совпартшколу в Харькове, работал инструктором райисполкома.
Видно, сочли меня грамотным пареньком, если в армии сразу назначили заместителем политрука роты. А потом направили снова учиться — на этот раз в полтавское Военно-политическое училище.
Так я стал кадровым офицером — сперва политруком роты, а вскоре — комиссаром батальона в 40-й танковой бригаде, что стояла под Ленинградом. Здесь встретил войну. Участвовал в боях на Карельском перешейке.
Но уже в декабре сорок первого года меня вызвали в политуправление 23-й армии, сказали:
— Вот приказ о назначении вас комиссаром 850-го автобатальона, который направляется на Ладожское озеро. Срочно займитесь формированием подразделения.
С большим волнением я отправился в Ленинград — город, о котором я много читал и знал и с которым я познакомился впервые еще до войны. Все мне было дорого в нем: и его красивые широкие проспекты, и его здания-дворцы, и его приветливые, неизменно радушные люди.
Надо сказать, в ту зиму 41-го я узнавал и не узнавал город. Он посуровел и затих от холода и голода, от многочисленных бомбежек. Тут и там стояли застывшие в сугробах автобусы, будто вмерзшие в снег неподвижные трамваи. Люди, медленно двигаясь, волочили детские саночки с ведрами, наполненными водой или с какой-то снедью.
Помню как сейчас, что поразило меня больше всего. Заставило сердце содрогнуться. Мы ехали с водителем на Каменный остров — к пункту формирования части. И увидели на Кировском проспекте, прямо на тротуаре, никем не убранные трупы людей. Слезы душили меня. Мы, люди военные, обстрелянные и успевшие повидать многое, не могли даже в страшном сне представить себе такую картину города.
К моменту моего прибытия в Ленинград батальон, куда я был назначен комиссаром, уже был укомплектован командным составом. Личный же состав предстояло сформировать.
Очень хорошо помню мою первую встречу с только что мобилизованными водителями. Я начал с того, что рассказал им о положении на Ленинградском фронте, объяснил, что единственный путь спасения города от голода пролегает через замерзшее Ладожское озеро. И наш 850-й батальон должен в кратчайшие сроки приступить к выполнению этого непростого, но крайне важного задания.
Люди слушали меня внимательно. Сами истощенные до крайности, они понимали меня. Но когда я сообщил, что мобилизованные шоферы должны сдать свои продовольственные карточки, по комнате будто прокатилась волна замешательства.
Я скорее почувствовал это, чем услышал какое-то выражение протеста. А потом кто-то сказал:
— Карточки гарантируют хоть какой-то прокорм, а когда заработает походная кухня — еще неизвестно. Мы сдадим карточки и умрем...
Положение спас солдат-водитель из роты пограничников (он привез меня в Ленинград).
— Да вы что, мужики! Посмотрите на меня и сравните с собой! Сразу станет ясно, что в армии кормят гораздо лучше. Разве я похож на умирающего от голода?
Наступившая пауза разрядила обстановку. Люди успокоились, в глазах появился огонек надежды.
Еще не завершилась наша беседа с призывниками, когда внимание мое привлек человек, который, казалось, демонстративно не реагировал на мои слова, лежал, даже отвернувшись от меня.
— В чем дело? Почему этот человек так ведет себя? — спросил я кого-то из мобилизованных. И получил ответ:
— А он умер. Заснул и не проснулся.
— Почему же не похоронен?
— Некому отвезти на кладбище.
Так жил Ленинград в конце 1941 года. Такой и запомнилась мне эта встреча с городом на Неве.
Батальон мы сформировали в спешном порядке. Кроме 45 водителей, встречу с которыми я описал выше, в него вошли солдаты из пересыльного пункта, что находился на Фонтанке, 90. Это были уже обстрелянные, побывавшие в боях воины, возвращавшиеся в строй после лечения в госпиталях и службы в батальонах выздоравливающих.
Батальону была придана также рота пограничников в полном составе с материальной частью — автомобилями «ГАЗ-АА». Эта рота стала в дальнейшем опорой командования батальона.
Вот в таком составе, получив еще и машины «ЗИС-5», мы отправились на Ладогу. Сразу же закипела работа по приведению в порядок материальной части, ведь многие автомашины поступили к нам в таком состоянии, что без капитального ремонта нечего было и думать об их использовании.
На Ладогу к этому времени стягивалось огромное количество автомашин — порядка четырех тысяч. И все же, буду честен, мне поначалу казалось, что задуманная командованием операция, которую очень скоро ленинградцы окрестили Дорогой жизни, не может быть выполнена. Судите сами: условий для жизни водителей и другого персонала, обслуживавшего ледовую трассу, не было никаких. Враг почти беспрерывно бомбил дорогу, и караваны машин становились открытой мишенью не только для фашистских бомбардировщиков, но и артиллерии, находившейся совсем рядом — в Шлиссельбурге. Не было ни одной ремонтной базы. Автомобили, попавшие под удар, тонули в ладожской воде вместе с грузом. А тут еще одна беда подоспела. Некоторые водители, изголодавшиеся в Ленинграде, узнав, что ведут машины, груженные продовольствием, не могли удержаться и буквально набрасывались на муку, сахар, масло. Естественно, что голодные организмы не справлялись — люди заболевали.
И все-таки мы преодолели все трудности. Рано утром 22 декабря наша колонна совершила свой первый рейс по Ладоге. Мы доставили на фронтовой бензосклад около 100 тонн горючего. Одновременно привезли продукты — заработала наша солдатская кухня.
После первого рейса водители, да и все мы, словно обрели второе дыхание. Мы уже не боялись трудностей, готовы были платить любую цену, т. к. видели, как наш труд помогает блокированному городу.
Так 850-й отдельный автотранспортный батальон включился в общий ритм работы ледовой магистрали. Нас не могло не радовать, что уже 25 декабря ленинградцы узнали об увеличении хлебного пайка: рабочие и ИТР стали получать по 350 граммов хлеба в сутки, а служащие, иждивенцы и дети — по 200 граммов.
С этой датой — 25 декабря — связана в моей жизни такая история. В тот день я прибыл на Кировский завод, чтобы уточнить, какое оборудование нам предстоит перевозить. И попал... на митинг. Кировчане говорили об увеличении хлебного пайка. А узнав, что я представляю один из батальонов, обслуживающих Дорогу жизни, дружно зааплодировали. Посыпались вопросы: как мы работаем, какая обстановка на трассе, выдержит ли город такое «питание с колес»?
С гордостью говорил я, что на берегу озера сосредоточено огромное количество продовольствия, присланного из Сибири, Средней Азии, других республик и областей страны, что водители днем и ночью работают, доставляя эти грузы в Ленинград, а обратными рейсами вывозят из города ослабленных людей и все, что необходимо для фронта.
Трудно описать, что творилось в цеху. Люди горячо благодарили автомобилистов, работавших на Дороге жизни, просили передать воинам самые добрые пожелания.
Разве можно такое забыть!
А мы старались делать все, что в наших силах. С каждым днем, увеличивались объемы перевозок по ледовой трассе. Уже 24 января была введена новая прибавка к пайку, а 11 февраля — в третий раз увеличилась «хлебная доза». Для рабочих она составила 500, а для иждивенцев и детей — 300 граммов.
Естественно, были потери, и немалые. Мы до сих пор тяжело переживаем их. И всегда будем помнить о тех, кто не вернулся с войны. Но мы знаем: благодаря огромным самоотверженным усилиям автомобилистов, связистов, медиков, ремонтников, автодорожников и людей других профессий город выстоял той страшной зимой 1941/1942 годов. На улицы и площади города-героя не ступила нога фашистского зверя.
Зимой 1942/1943 годов я уже командовал 388-м батальоном автомобилистов 17-й автотранспортной бригады.
Помню такую деталь. В мое распоряжение прибыли 32 девушки. Это были добровольцы - водители и регулировщицы. Меня охватил ужас: тут здоровые мужики с трудом справляются с делом, что же будет с этими хрупкими существами?.. Но виду не подал. Больше того, когда одна из девушек, стоя в строю, заметила: «Какой молодой, симпатичный у нас комбат», я, строго сдвинув брови, сказал: «Отставить разговорчики в строю. Всем ясно?».
Служили девчата замечательно. Ни стонов, ни жалоб. А какой порядок был в их землянках! Даже куколки на нарах сидели опрятные; помню, как удивился я этому, назвал такую «обстановку» в землянке чудом.
До весны 1943 года был я на Дороге жизни. Потом, после завершения битвы за Ленинград, участвовал в боях по освобождению Пскова, Прибалтики, в разгроме немецко-фашистских войск в Берлине и в Праге. Затем военные дороги привели меня на Дальний Восток. Здесь и закончил войну, но не службу в вооруженных силах. Вернулся на северо-запад страны, служил в Таллинне, Выборге, Ленинграде. А уволившись в звании подполковника в запас, продолжал трудиться в народном хозяйстве — вновь обеспечивал автоперевозки. Только на этот раз — стройматериалов для города на Неве. [11; 367-372]
