Лазарь Исаакович Кравец родился 8 марта 1925 года в Ленинграде. Блокадник. С января 1943-го в рядах Красной Армии, участник боев по прорыву и снятию блокады Ленинграда.
Имеет боевые награды. В 1944 году тяжело ранен. С 1945 года Кравец профессиональный футболист. С 1946-го по 1956-й — игрок основного состава команды «Зенит». Мастер спорта.
Футболом я увлекся еще до войны, играя в юношеской команде ЛДО. 22 июня 1941 года в 9 утра у нас была игра, матч закончился, и нам сообщили — началась война! Мне только исполнилось 16 лет, мы тогда с мамой жили на Загородном, у Пяти углов. Началась блокада, голод. Столярный клей и ремни я ел, а вот кошек и собак — нет. Мне повезло: весной 1942-го удалось устроиться рабочим в типографию имени Володарского в стереотипный цех и получить рабочую карточку. Да еще в переплетном цеху был крахмал, и нас, пацанов, немного подкармливали.
В январе 1943 года меня призвали в армию. Попал я в учебный полк под Волосовом, в поселке Ириновка. Учили нас воевать. В феврале пешком прогнали через Ладогу в Волхов на погрузочные работы. А весной тем же путем — назад, на льду уже были разводья. Из учебного полка попал я на Синявинские болота в 63-ю гвардейскую дивизию генерала Симоняка, в отдельную разведроту. Между прочим, эти болота многим жизнь сберегли: они как бы гасили в себе взрывы, спасали бойцов от осколков. После прорыва блокады нас перебросили в Рыбацкое на переформирование, а оттуда — в район Пулкова, там я стал прифронтовым разведчиком. Зимой 1944-го началось наступление в направлении Красное Село — Дудергоф. Бои были тяжелые, и потерь у нас хватало. После тех боев мне медаль «За отвагу» дали. С корпусом Симоняка дошли мы до Нарвы и натолкнулись на мощную оборону немцев. Надо было добыть хорошего «языка», то есть живого немецкого офицера. Пошел я с группой разведчиков, нам удалось захватить фашистского офицера — слегка придушили, кляп в рот, тащим его, тащим, почти три километра, немного не доволокли, смотрим — он помер. Хотели уже бросить его и за другим, приказ-то надо выполнять. С нами была медсестра, она чем-то кольнула немца, он сразу «ожил», притворялся выходит. «Язык» наш оказался очень знающим, меня потом за него орденом Славы наградили, комдив лично вручал.
Из-под Нарвы нас вдруг перебросили в Ораниенбаум, а оттуда на баржах — в Лисий Нос. Началось освобождение Карельского перешейка. С боями мы продвигались на Выборг, взяли его.
Финляндия вышла из войны, стало потише, и вот тут меня ранило. Мы находились на нейтралке, человек десять солдат, и вдруг неподалеку разорвался снаряд. Один осколок срезал мне носок сапога, а второй попал в правую руку. В санбате, что могли, сделали, но рана оказалась тяжелой, и отправили меня в Ленинград, в госпиталь на улице Чехова. В этом госпитале пробыл я три с половиной месяца, режим был не очень строгий, и я со своей загипсованной рукой ходил на стадион «Динамо» — смотрел тренировки футболистов, иногда и матчи. Когда же сняли гипс, оказалось — пальцы на руке не сгибаются, атрофировался какой-то нерв. Между прочим, в этой руке до сих пор сидят еще два небольших осколка, рентген показал. В общем, комиссовали меня со 2-й группой инвалидности. В 19 лет! Получил я триста рублей пенсии и иждивенческую карточку. Война вскоре кончилась, специальности у меня нет, образование — восемь довоенных классов, как жить?
Встретил я на улице знакомого, и он уговорил меня сыграть за ленинградский «Спартак» на первенство города по футболу. Я согласился. Дали мне оклад 600 рублей и карточку служащего: вот так и началась моя футбольная карьера. Общество «Спартак» в Ленинграде возглавлял тогда Павел Васильевич Батырев, известный питерский футболист, он играл еще с Бутусовым. Вот он да тренер команды «Спартак», заслуженный мастер спорта Егоров, что-то, видно, заметили во мне и взяли на сборы в Нальчик, а там тренировался тогда «Зенит» — тот состав, что в 1944-м выиграл Кубок СССР. Они видели мою игру и на следующий год в августе пригласили меня в свою команду. Я — к Батыреву, не против ли он, но оказалось, с ним все уже согласовано. Он сказал мне только:
«Иди!». Вот так судьба привела меня в «Зенит» на десять лет, в спорте это срок немалый.
Меня иногда спрашивают: «А верно, что вы, полузащитник, самому Яшину гол забили?». Действительно, был такой случай. В 1955 году играли мы в Москве с «Динамо». Во втором тайме остались в меньшинстве, замен нет, и тут Северову ломают ногу. Осталось нас восемь полевых игроков, еле отбиваемся; и вот наша редкая контратака, мяч попал мне на подъем, бью — и точно в «девятку»! Мы выиграли 1:0! А в 1948 году — игра со «Спартаком», весь МХАТ пришел за них болеть, а «Зенит» выиграл 5:0! Меня болельщики на руках несли до остановки, все пуговицы оторвали. Всякое бывало. Однажды нападающий «Локомотива» Валентин Бубукин выбил мне ногой все передние зубы. Я сам виноват — пошел головой на мяч, по которому он уже бил... Но главное не это. Через два дня у нас игра с киевским «Динамо». Мне в темпе сделали коронки. Приехали в Киев. Ночью в гостинице разболелись зубы. Не могу спать, а завтра игра. Пошел я среди ночи искать стоматолога. Нашел, разбудил, упросил, она сняла коронки, вернулся в гостиницу, лег — боль еще сильней стала. Снова пошел, разбудил опять бедную врачиху, она посмотрела, оказалось — коронки ни при чем, просто разболелся соседний зуб. Она его удалила, и боль утихла. Вернулся я в гостиницу уже под утро, ночь не спал, сутки не ел и пошел играть с киевлянами. Ребята потом говорили, что это была моя лучшая игра в сезоне. [11; 296-299]