Борис Семенов. "На партизанской тропе"
Борис Семенов
Борис Михайлович Семенов родился в 1927 году в Ленинграде. Четырнадцатилетним юношей оказался на оккупированной немцами территории. Дважды бежал из фашистских трудовых лагерей и избежал отправки в Германию. Попал к советским партизанам и воевал в партизанской бригаде до соединения с войсками Красной Армии. После госпиталя возвратился в строй и воевал в регулярных частях действующей армии. Награжден орденом Отечественной войны и медалями.
На партизанской тропе
До войны мы с отцом каждое лето выезжали на дачу под Псков. В июне 1941 года готовились к очередной поездке. Я окончил семь классов, отец взял отпуск, заранее купили билеты... Но началась война. Отец вернулся на завод, и я поехал один, надеясь через месяц вернуться в Ленинград.
Вернуться мне не удалось. Через неделю я оказался на оккупированной территории.
Год работал у старика крестьянина. В конце лета 1942 года попал в фашистский трудовой лагерь. Удалось из лагеря бежать. Но вскоре был снова схвачен, подлежал отправке на работы в Германию. Вторично бежал, на этот раз более удачно — добрался до наших партизан. Не раз попадали в засады, многие мои товарищи погибли. Чудом я оставался в живых. С октября 1943 года воевал в 9-м отряде 8-й Ленинградской партизанской бригады — до соединения с частями Красной Армии.
Участвовал во многих боевых операциях против немцев. Но расскажу об одном боевом эпизоде, особенно запомнившемся.
Был я вторым номером пулеметного расчета. После болезни моего напарника остался я при тяжелом пулемете один. Вышел наш отряд как-то к шоссе, идущему через Литву в Восточную Пруссию. Лежим в снегу, пропускаем одиночные машины, ждем появления немецкой колонны.
Ноги мои безжалостно мерзли. Мокрые сапоги одеревенели, галифе на коленях покрылись льдом. Пальцами еще шевелил, но что станет с ногами, если пролежим еще час или два? Самому мне мороз не страшен, я в полушубке, но ноги...
Напряженная тишина висела над нами. Лишь телеграфные провода монотонно гудели, гудели, гудели. Партизаны отучили немцев передвигаться в ночное время, и вот теперь приходится ждать.
— Уматывать надо, пока не рассвело, — вполголоса ворчал кто-то слева от меня. — Здесь фрицевских гарнизонов, как поганых грибов в лесу. Будет светло — накроют тут нас немцы...
И вот, когда далеко на востоке засветилась узкая полоска неба, прижатая к гарнизону низкими тучами, со стороны Острова показалась колонна грузовиков. Наконец-то!
Глухо урча дизельными моторами, с пригорка медленно сползали большегрузные машины-фургоны. Фары у них прикрыты маскировочными щитками, и через узкую щель пробивается едва заметный свет. Вот один уже сполз с пригорка. За ним второй... Третий... Шесть грузовиков приближались к месту засады
Команды я не услышал — нажал на спуск — и запрыгало, задрожало оранжевое пламя, слегка прикрытое пламегасителем, живой дрожью уперся в плечо приклад пулемета. Грохотом пулеметных и автоматных очередей хлестнуло в уши, огненные трассы уперлись в грузовики. Как ветром смахнуло иней с телеграфных проводов, и он повис в воздухе.
Головная машина затормозила, ее проволокло метров пять и развернуло поперек дороги. В нее ткнулась следующая. Остальные беспорядочно сбились в кучу и обреченно замерли.
— Партизанен!.. Партизанен!..
Дикие крики были слышны далее в этом адском грохоте пулеметов.
Из-под брезента фургонов, как горох из мешка, посыпались очумевшие от неожиданности немецкие солдаты. Плотный огонь прижимал их к земле. Они падали на дорогу, уцелевшие пытались отползти в сторону.
Темные фигуры, увязая в сугробах, торопились пересечь поляну и выбраться из зоны губительного огня. Это было трудно — поляна плотно простреливалась партизанами, и темные фигуры оседали, валились в глубокий русский снег.
А дальше в грохот ворвался обрывок звенящей тишины. Все шесть грузовиков горели, поднимая к рассветному небу густые черные столбы дыма.
Несколько уцелевших гитлеровцев укрылись в кювете на противоположной стороне шоссе и попытались отстреливаться.
— Очухались, сучье племя! Гранатами заткните им глотки!
И вновь загрохотало.
В бледном рассвете скрестились над дорогой огненные росчерки. Они впивались в горящие машины, секли каменистое тело дороги, выбрасывая снежные брызги. С противным визгом рикошетили пули.
У машин и под ними вспыхнуло несколько разрывов. Зашвырнуть гранату в кювет трудно — нам мешают деревянные щиты, за которыми мы укрылись, мешают горящие грузовики, да и расстояние опасно близкое — можно и себя осколками покалечить, особенно если «лимонками» пользоваться.
Нескольких минут хватило, чтобы успокоить немцев, укрывшихся в кювете. И вновь повисла тишина.
Кто-то из партизан попытался выскочить на шоссе — манило брошенное фашистами оружие.
— Назад! Не суйтесь на дорогу! Всем отходить!
В небо поползли две зеленые ракеты.
— Быстро сработали!
— Долго ли умеючи...
— Трофеи собрать разрешили бы — жаль столько добра оставлять!
— Ты давай уматывай! Трофейщик мне нашелся. Рядом гарнизоны фрицевские — такие тебе трофеи преподнесут, что и не унесешь...
То, что эта ночная операция оказалась удачной, можно сказать с уверенностью.
Наши потери были минимальными — погиб один пулеметчик, и к вечеру того же дня от тяжелого ранения скончался еще один партизан. Несколько человек получили легкие ранения. Вот потерн у противника оказались намного существеннее. Партизаны сожгли шесть большегрузных автомашин и — как позже сообщала наша агентурная разведка — уничтожили более шестидесяти фашистов.
Это был явный успех, и вот почему об этой операции упомянуто в четвертом томе сборника «Борьба партизан на оккупированной фашистами территории Ленинградской области».
А мне этот маленький ночной эпизод на той большой войне запомнился еще и по той причине, что поверхность моих ног оказалась очень сильно помороженной.
Но это уже несколько иная история...
После боя меня отправили в тыл, в госпиталь. Вылечили, и я продолжил службу в действующей армии.
После войны служил в Калининграде в штабе ВВС Балтфлота, а затем — в Ленинграде в Военно-морской академии. Окончил художественный факультет Полиграфического института и почти тридцать лет работал в творческом коллективе художников-сатириков «Боевой карандаш». Член Союза журналистов и Союза художников, лауреат ряда международных выставок.
Во время войны был награжден орденом Отечественной войны II степени и медалями. [11; 266-269]
