16

22 июля 1943 года - 761 день войны

22 Началась Мгинская наступательная операция войск Ленинградского и Волховского фронтов. Завершилась 22 августа. Цель операции - нанести поражение 18-й немецкой армии, сорвать планы противника восстановить блокаду Ленинграда и не допустить переброски вражеских войск на центральный участок советско-германского фронта в районе Курска. [1; 236]

Авиация, артиллерия Краснознаменного Балтийского флота и корабли Ладожской военной флотилии начали наносить массированные удары по противнику с целью содействия наступлению войск Ленинградского фронта в районе Синявино. [3; 407]

Партизаны южных районов Орловской области вышли на железнодорожные коммуникации врага и за одну ночь взорвали 5845 рельсов, парализовав железнодорожные перевозки противника. [3; 407]

 Началась партизанская Камень-Каширская операция на рокадной железной дороге Ковель - Янов-Полесский (Украина), в ходе которой были блокированы вражеские гарнизоны, уничтожены станционные сооружения и дорога надолго вышла из строя. [1; 236]

Президиум Верховного Совета СССР принял указы о награждении орденами и медалями работников заводов № 12, 204, 320 Народного Комиссариата боеприпасов СССР за образцовое выполнение заданий правительства по освоению и производству новых и специальных видов боеприпасов. [3; 407]

Опубликовано сообщение о том, что в системе трудовых резервов за время войны подготовлено для промышленности и транспорта около 1 млн. 400 тыс. молодых рабочих. [3; 407]

Хроника блокадного Ленинграда

Под Синявином снова грянул бой. На рассвете, в 4 часа 30 минут, началась артиллерийская подготовка. Потом над полем боя появились бомбардировщики и штурмовики. В 6 часов 5 минут поднялась пехота. Поднялась из расположенных в низинах сырых, пахнущих болотной гнилью окопов, чтобы штурмовать врага, укрепившегося на Синявинских высотах.

Бои предстояли тяжелые, кровопролитные. Но они были неизбежны. Перед нашими войсками стояла задача — улучшить свои позиции и предотвратить возможную попытку противника штурмовать Ленинград. К тому же, сковывая резервы гитлеровцев, защитники Ленинграда препятствовали переброске вражеских войск на Курскую дугу, где положение противника становилось все более критическим.

Об эффективности сегодняшнего удара по врагу, засевшему на Синявинских высотах, можно судить по показаниям пленных.

— Двадцать второго июля,— рассказывал один из них,— я находился в дивизионном штрафном взводе, который был брошен на передний край. В первые же минуты артиллерийской подготовки русских от взвода уцелело лишь пять-шесть человек. Все остальные погибли.

Обстоятельные показания дал взятый в плен ефрейтор из 1-й роты 23-го полка 11-й пехотной дивизии противника:

— Русская артиллерия,— говорил он,— на участке обороны первого батальона все разрушила и превратила в песок. Живая сила почти вся уничтожена. После окончания артиллерийской подготовки траншея была развалена. Местами трудно было разобрать, что здесь когда-то была траншея. Из личного состава роты я больше никого не видел. Некоторые были погребены в землянках или уничтожены прямыми попаданиями снарядов.

Наших пехотинцев поддерживала не только артиллерия, но и авиация. За один этот день летчики 13-й воздушной армии и 2-го гвардейского Ленинградского авиакорпуса ПВО совершили около 540 самолето-вылетов. И все же враг, построивший на Синявинских высотах мощную, глубоко эшелонированную оборону, оказал нашим наступающим войскам сильное сопротивление.

В Ленинграде, где пока еще мало кто знал о начавшейся боевой операции, шла обычная жизнь. Напряженно работали заводы и фабрики. Вечернее время многие ленинградцы проводили на огородах. Впрочем, среди будничных дел было одно не совсем обычное для осажденного города. Завершились соревнования на первенство города по легкой атлетике. В этих соревнованиях участвовали команды спортивных обществ «Динамо», «Буревестник», «Спартак», команды Дома Красной Армии, Краснознаменного Балтийского флота и всевобуча.

Это был один из тех редких дней, когда город не подвергался обстрелу.  [5; 377-378]

Корреспонденция Константина Симонова "В районе Понырей",
опубликованная в газете "Красная звезда"

Здесь, на Курской дуге, в районе когда-то, в мирное время, знаменитой своими яблоками станции Поныри, уже шестой день идут бои. Вчера весь вечер и сегодня все утро особенно свирепствовала немецкая авиация. Все, что расположено по обеим сторонам главной коммуникации, ведущей здесь к передовым, сожжено и разрушено. По обеим сторонам дороги дотлевают дома. Стены их обвалились, превратились в бесформенные груды кирпичей и дерева, и низовой южный ветер далеко стелет по земле горький дым. Пахнет золой, обугленным деревом, горелым железом. На земле, среди еще не убранных трупов лошадей, то здесь, то там валяются раскрытые и скомканные немецкие «чемоданы». Так называют здесь железные коробки, которые бросают немцы с самолетов: из них, когда они раскрываются, на лету сыплются десятки мелких бомб. Кое-где встречаются попавшие под бомбежку изуродованные машины. Солнце то скрывается, то вновь появляется, ярко-желтой полосой света озаряя стволы деревьев, словно обломанных гигантской рукой. Там, где бомба и пощадила какой-нибудь дом, все равно взрывной волной окна вырваны с рамами и внутри него черная пустота.

Тишина. Ее нарушают короткие, словно звук вытащенной пробки, выстрелы наших гаубиц, то долгие раскаты тяжелых немецких батарей, в двух или трех местах методическим беспокоящим огнем перекрывающих эту дорогу. И минутами кажется, что, кроме этих звуков, никаких других сегодня на свете не существует.

Штаб танковой бригады разместился рядом со штабом пехотного полка в полутора километрах от немцев, в узкой балке у дороги. Земля кругом до такой степени изрыта воронками от тяжелых 250-миллиметровых снарядов и бомб, что в первую секунду неожиданный вход в блиндаж кажется тоже одной из воронок. В блиндаже просторно и прохладно. Танкисты решили во что бы то ни стало высидеть, а раз так, то они не поскупились на труд: шесть тяжелых накатов, пересыпанных землей, покрывают блиндаж.

Но в блиндаже работают только во время обстрела. Несколько шагов по ходу сообщения — и рядом с блиндажом открывается второе помещение штаба — глубоко вырытый в земле четырехугольник с нишами и скамейками по стенам и со столом посредине. Это помещение ничем не перекрыто сверху, только тонкие, накрест положенные планки, переплетенные зеленью, закрывают штаб от глаз немецких воздушных наблюдателей. Когда посмотришь вверх, среди зелени видно небо, и все это, вместе взятое, неожиданно напоминает южный, крымский или среднеазиатский, внутренний дворик.

Мы разговариваем с танкистами, и разговор наш происходит попеременно то в этом дворике, то в блиндаже, в зависимости от энергии немецких артиллеристов. Во время артиллерийского налета командир бригады полковник Петрушин, улыбаясь, показывает нам дополнительные укрытия, сделанные им на всякий случай в блиндаже. Внутри блиндажа в земляном полу вырыта узкая щель, покрытая двумя деревянными щитами. Начальник штаба майор Бабушкин спрыгивает туда и закрывает у себя над головой щиты. Потом, смеясь, вылезает обратно.

— Это на случай, если уж очень будут донимать двухсотмиллиметровки. Блиндажу такого снаряда не выдержать, пожалуй. Снаряд-то его не пробьет, а бревнами по голове ударить может. Так на этот случай вниз и сверху— щитами. Мы тут все фронтовые понятия с горизонтали на вертикаль перевернули. Вот эти нары у нас называются передовой. Самый блиндаж, поскольку он поглубже,— командный пункт. А эта щель уже называется глубоким тылом. Так и живем.

Шестой день боев. Ни для какой военной части, особенно для танковой, война не является чем-то одинаковым и непрерывным. Бригада уже два года на фронте, но, когда танкисты вспоминают свой боевой путь, они вспоминают только самые главные моменты, те дни боев, когда жизнь висела на волоске и судьба бригады ставилась на карту. Впервые они дрались под Перемышлем, лотом под Нежином, потом ходили в тыл к немцам под Белой Церковью, потом прикрывали эвакуацию Днепропетровска. Зимой 1941 года они брали Елец и Ливны и там же, под Ливнами, в дни прошлогоднего летнего наступления немцев принимали на себя первый удар, обеспечивая фланг армии. Зимой 1943 года бригада вместе с другими частями брала Касторную и из-под Касторной с боями двигалась сюда, на этот самый рубеж, где сейчас, спустя четыре месяца, пришлось снова встретиться с немцами.

Эти четыре месяца не были спокойными, они прошли в постоянном напряжении. Хотя была длительная стабилизация фронта, никому ни в армии, ни в бригаде не приходила в голову наивная мысль, что это может продолжаться до бесконечности и что немцы не попытаются взять реванш за Касторную. День за днем, неделя за неделей в бригаде на местности и на карте разрабатывали все возможные варианты боев, которые произойдут именно здесь, разрабатывали методы взаимодействия с пехотой, артиллерией, самоходной артиллерией, Было разработано пять возможных вариантов возобновления активных боевых действий и по каждому из них твердо намечено, с какими пехотными дивизиями и артиллерийскими полками будет работать бригада, на какой рубеж сосредоточения она выйдет и где будут ее командные пункты.

Наступление немцев произошло по второму варианту. Он был предусмотрен, и самое это наступление было одновременно и ожиданным и неожиданным. Знали, что оно будет, и примерно предполагали когда, но точный день и час, как и всегда бывает, предложили, конечно, наступающие — в данном случае немцы. Второй вариант, который разыгрался и на самом деле, предполагал выход бригады на заранее подготовленные рубежи обороны для поддержки дивизии второго эшелона в случае попытки немцев, прорываясь, действовать вдоль железной дороги Орел—Курск.

Как выражаются в бригаде, все рубежи обороны были заранее подготовлены. Эта подготовка заключалась в том, что, во-первых, заранее были вырыты окопы и укрытия для танков и, во-вторых, все командиры, вплоть до командиров танков включительно, принимали участие в рекогносцировках местности. Кроме того, были произведены глазомерная съемка и пристрелка рубежей. Но это еще не все. В дни затишья, для того чтобы иметь возможность маневрировать при всех пяти вариантах, бригада была отведена в ближний тыл. Чтобы вступить в бой, надо было предварительно совершить марш, и этот марш подготовили заранее. Была произведена разведка маршрутов, разведка скрытного подхода к рубежам обороны, были определены грузоподъемность зсех мостов и проходимость всех бродов на пути движения, были разработаны сигналы, условные коды и установлена дублирующая связь с дивизией, вместе с которой предстояло действовать.

Несколько раз за весну по внезапной тревоге танки выходили на намеченные для боя рубежи по всем пяти вариантам. Наконец в первых числах июля стало известно, что есть полная вероятность немецкого наступления между третьим и шестым числами. Ровно в двенадцать ночи с четвертого на пятое июля на левом фланге пошедшими в поиск разведчиками была застигнута группа немецких саперов, разминировавших проходы в минных полях. Их было семнадцать человек. Четырнадцать были убиты, двое убежали, семнадцатый взят в плен. Чувстзуя что-то недоброе, разведчики еще по дороге в штаб стали на ломаном языке допрашивать немца. Он сообщил, что все готово к наступлению, что к передовым позициям уже подошли и сосредоточились пехота и танки и что ровно в два все должно начаться. Когда разведчики довели пленного до первого телефона, было без пяти час. Ровно в час об этом был поставлен в известность командующий армией. В пять минут второго об этом знал командующий фронтом. Было принято решение: за пять минут до начала немецкого наступления произвести всеми наличными в армии многочисленными тяжелыми батареями артиллерийскую контрподготовку. Без пяти два, когда немецкие танки стояли на исходных рубежах, а немецкая пехота накопилась в окопах переднего края, по всему фронту армии сразу заговорили тысячи артиллерийских стволов. Артиллерийская контрподготовка продолжалась четверть часа. На многие километры влево и вправо земля содрогалась от непрерывного гула. Ночь была сравнительно темная, и даже в глубоком тылу были видны бесчисленные сполохи разрывов вдоль всей линии фронта. Через пятнадцать минут наступила тишина. Немцы молчали. Помимо того, что этой контрподготовкой у них были разбиты десятки заранее засеченных артиллерийских батарей, они недоумевали — что это могло значить? — и выжидали. В четыре часа утра, они начали свою артиллерийскую подготовку по всему фронту армии.

Что до бригады, то она была поднята по боевой тревоге еще в два часа ночи. Все видели далекие красные отсветы разрывов в немецком расположении. Потом наступила тишина. В четыре часа грохот возобновился. Бригада была в резерве командующего армией. Направление удара противника еще не определилось. Впереди шел жестокий бой с дивизиями первого эшелона, и танкисты, в сотый раз провериз, все ли готово, нервничали, ожидая, когда дойдет до них очередь вступить в бой. К двенадцати часам положение определилось. Немцы крупными силами вторглись в расположение дивизии первого эшелона, потеснили ее и двинулись на дорогу Орел—Курск. Сражение завязывалось по второму варианту, В 12.30 бригада получила приказ выйти на боевой рубеж в районе железной дороги с целью поддержать всеми своими силами расположенную здесь дивизию второго эшелона и не допустить дальнейшего продвижения немцев.

В противоположность наступательным боям прежнего периода немецкая авиация, как всегда очень активная, действовала только над передним краем. У немцев на этот раз не хватало в воздухе сил для того, чтобы стремиться парализовать всю полосу предполагаемого прорыва на глубину двадцати-пятидесяти и более километров, как они это делали когда-то.

В течение двух с половиной часов бригада вышла в район своего боевого рубежа без потерь: с воздуха ее прикрывала истребительная авиация. Кроме того, ей благоприятствовали условия местности: по пути следования было много деревень, лежавших вдоль лесистых балок и часто почти смыказшихся своими окраинами. И боевые машины, и тылы с ремонтными средствами, с тракторами, с горючим, скрытно передвигаясь, к трем часам были на месте.

К этому моменту немецкие танки, прорвавшие оборону дивизии первого эшелона, обошли с двух сторон один из ее полков и стремились уничтожить его, не дав отойти на следующий рубеж. Бригаде было приказано оказать срочную помощь. Командир стрелковой дивизии, которой к этому моменту бригада была переподчинена, приказал танкистам немедленно перейти в контрнаступление для выручки дравшегося в окружении полка. Ровно в шесть часов вечера бригада в полном составе перешла в контратаку.

Вслед за танковыми батальонами двигался мотострелковый батальон, своя собственная танковая пехота, которая должна была прийти на выручку танкам в трудную минуту и обеспечить твердый успех. Перед бригадой растянулась хорошо знакомая волнистая равнина с частыми лощинками и бугорками, заросшими мелким кустарником. Была ясная погода, и низкое вечернее солнце ударяло прямо в смотровые щели. Едва танки развернулись, как немцы открыли по ним сильный артиллерийский и минометный огонь. Два километра танки шли под этим непрерывным огнем. Во глазе батальонов шли их командиры — справа Лобода, слева Солюков. Сам Петрушин с начальником штаба расположились в своих танках за гребнем ближайшей высотки и, подняв люки, наблюдали за боем. Пройдя два километра и добравшись до цепи небольших высот, за гребнем которых происходил бой с прорвавшейся из окружения пехотой, правофланговый батальон майора Лободы был атакован во фланг из лощины танками противника. Его сразу атаковали пятнадцать танков Т-6 («тигры») и несколько самоходных орудий «фердинанд». Сзади танков густо двигалась немецкая пехота. Для отражения атаки батальон Лободы развернулся фронтом влево, и танки с места стали бить по немцам.

В первый момент бой для нас сложился неудачно. Немцы вырвались во фланг и сразу же сначала подбили, а потом зажгли три танка «КВ». На поддержку правого фланга была повернута направо часть мотострелкового батальона и с левого фланга переброшена батарея наших тяжелых самоходных 122-миллиметровых орудий капитана Яковлева. Этим маневрированием и переброской руководил по радио Петрушин, наблюдавший за боем из своей командирской машины. Все приказания передавались открытой командой по заранее кодированной карте. Населенные пункты, лощины, бугры — все артерии местности были заранее помечены условными номерами, и немцы ничего не могли понять.

Бой продолжался в течение полутора часов. Встретив сильный огонь наших остановившихся танков, немцы тоже остановились, стали бить с неподвижных позиций, а потом понемногу начали отход. В течение этих полутора часов боя к первым, сразу же сгоревшим трем танкам у нас прибавился еще один поврежденный, но немцы со своей стороны потеряли один за другим шесть танков, это и послужило причиной их отхода. Основной бой происходил на дистанции девятьсот-тысяча метров. Когда Петрушину казалось, что его приказания недостаточно быстро понимаются и выполняются, он, дублируя радио, посылал в батальон офицеров связи на легких связных машинах.

Тем временем, пока батальон Победы принимал на себя главные тяготы боя, левофланговый батальон Солюкова продвинулся еще на километр вперед и встретил сильный огонь противника с господствующих высот. Батальон расположился за складками местности и отвечал на огонь ожесточенным огнем. Атаки немецких танков, стремившихся окружить стрелковый полк, дравшийся впереди, были отбиты. Главный огонь немецкой артиллерии с вводом в бой бригады обрушился на нее. Пользуясь этим, стрелковый полк, прорвавшись и уничтожиз забравшийся к нему в тыл отряд немецких автоматчиков, отошел за боевые порядки бригады. Танкисты не допустили преследования его немцами и длительным боем, вплоть до ночи, обеспечили закрепление полка на следующем рубеже.

Когда к ночи пехота закрепилась, Петрушин получил приказание от командира дивизии отойти за пехоту и стать на свой, еще месяц назад подготовленный рубеж обороны. С него бригада просматривала местность далеко впереди себя и фланговым огнем могла блокировать все вероятные попытки немцев прорваться вдоль железной дороги.

Первый день принес бригаде ощутимые потери. Были выведены из строя четыре тяжелых танка, сгорел в своем танке «КВ» один из лучших офицеров бригады лейтенант Шумский. Было еще несколько убитых и раненых, причем, как это обычно случается, убитых было больше, чем раненых.

Стемнело. Танки заняли приготовленные для них глубокие окопы, из которых торчали только башни. Из тыла подвезли обед. В горячке боя о нем, как водится, забыли, но сейчас почувствовали, что сильно проголодались, и с жадностью принялись за него. Танкисты вместе с ремонтниками стали производить мелкую починку: исправляли заклиненные башни, восстанавливали подбитые гусеницы. Вызванные условным сигналом по радио, прямо к танкам под прикрытием темноты подошли из тыла бензовозки и, заправив танки, через полчаса исчезли. Тем временем пешие разведчики бригады, на долю которых, как всегда, главная работа выпала ночью, под командой капитана Стукалова тремя группами отправились к немецким линиям. Еще задолго до рассвета разведка выяснила, что немцы всю ночь стремительно подтягивают танки к линии фронта. Она точно определила, в каких местах идет это сосредоточение, но не только ей, а и всем в бригаде всю ночь были слышны отдаленное гудение и лязг гусениц, и все понимали, что завтра с утра не миновать боя, что немцы повторят атаки.

Полковник Петрушин, сидя в блиндаже, отдал необходимые приказания на утро. Еще не начинало светать, а все уже было подготовлено, и, оставшись один, он невольно вспомнил о том, как торопливо и он и другие делали все когда-то, в начале войны, как на все не хватало времени и как теперь, даже в разгар боев, благодаря опыту, привычке и родившемуся наконец в долгих муках умению все организовать, выходило так, что на его долю выпадало даже полчаса свободного времени. Он сосредоточил танки на наиболее удобных позициях и предвидел, что завтра немцы не отделаются шестью сожженными танками. У него была спокойная уверенность в этом, и это радовало его. Война далась ему нелегко. Вначале он пережил всю горечь отступления. Он отступал вместе с другими, дрался до последнего, и в лесах Приднепровья своими руками поджег танки, у которых не осталось горючего и которые нельзя было отдавать в руки немцев. Он много потерял за эту войну. 25 июня 1941 года на станции Сарны немецкие самолеты, пикировавшие на поезд с детьми и женщинами, принесли непоправимое горе: осколками немецкой бомбы у его жены оторвало руку и ногу, а бывший с ней пятилетний мальчик, его сын, неизвестно куда исчез. Брат полковника, сельский учитель, ставший в дни войны командиром, пропал без вести. Его жена была повешена фашистами. От матери уже полтора года не было никаких известий с тех пор, как она, ке успев уехать, осталась в Ярцеве. Когда он вспоминал обо всем этом — как он ни привык к ощущению одиночества, к мыслям о разрушенном доме,— у него неизменно сжималось сердце, и когда он думал сейчас же, вслед за этим, о немцах, у него появлялось то холодное спокойствие человека, который ненавидит давно, безгранично, ненавидит без громких слов, без волнений, без истерик и именно поэтому ненавидит особенно сильно и страшно.

Он был в бригаде уже полтора года, и для него, так много потерявшего, бригада стала за это время всем; любовью, родным детищем, домом. Он переживал ее неудачи и радовался ее победам, никогда не отделяя ни в мыслях, ни в чувствах ее от себя. И когда после Касторненской операции он стал кавалером ордена Суворова, то он был горд этим не столько за себя, сколько за бригаду, был горд тем, что командир бригады является кавалером ордена Суворова. Он радовался, видя, как у его командиров появлялись опыт и спокойствие, как они излечивались от «детских болезней», которые терзали их в первые месяцы войны, как улучшалась связь и налаживался быстрый ремонт танков, как перевоспитывались робкие и исчезали трусы, как бригада становилась послушным орудием в его руках, настолько послушным и могучим, что иногда он чувствовал ее как бы продолжением своей собственной руки, и это была сильная рука, которой можно было нанести тяжелый удар. Закрыв глаза, задумавшись, он представлял себе, как нанесет этот удар завтра.

С утра было получено сообщение о том, что немцы готовят крупную атаку, и приказ во что бы то ни стало удержать занятые позиции. И сразу же на нашу пехоту двинулась немецкая пехота и вслед за ней танки. Бригада Петрушика атаковала их с ходу, завязался тяжелый танковый бой. С немецкой стороны действовали сорок танков, из них половина «тигров». После массированной артиллерийской и авиационной подготовки, когда вся земля кругом содрогалась от гула разрывов, немецкие танки перешли в решительную атаку. Заранее подготовленные, выгодно занятые позиции обеспечили Петрушину успех. Наши ганки из-за укрытий расстреливали двигавшиеся на них немецкие. К тому же немцы незерно определили расположение бригады и вместо того, чтобы выйти ей во фланг, сами оказались под ее фланговым огнем. Бой с небольшими промежутками затишья продолжался около десяти часов. За это время танкистам удалось поджечь восемь «тигров», двигавшихся впереди остальных танков, и три тяжелых противотанковых орудия. К исходу дня немцы, не добившись никакого результата, отошли. Земля, изрытая воронками, тихо курилась.

В нескольких местах поднимались столбы дыма от еще не сгоревших до конца «тигров». К концу дня было ясно, что немцы еще не бросили все, что они могут бросить, переоценили свои силы и отошли, не желая предпринимать сегодня безнадежных атак, с тем чтобы завтра решительно атаковать, подтянув свежие танки. Это чувствовалось в воздухе боя.

Немецкая авиация бомбила весь день, и с наступлением темноты несколько немецких самолетов наугад еще раз бомбили расположение бригады, не дав танкистам спокойно поужинать и вздремнуть. Впрочем, большинству не спалось, несмотря на страшную усталость: напряжение боя было таким сильным, что сон не шел. Все время слышался грохот моторов за немецкими позициями, и короткая летняя ночь прошла незаметно. Пока поели, пока заправили машины, подвезли снаряды, пополнили боекомплект, уже начался рассвет. Пешая разведка опять ходила в трех направлениях и на всех грех засекла сосредоточение немецких танков. К утру все яснее чувствовалось, что днем предстоит сильный удар.

Утро было на редкость ясное. Ровно в семь немцы открыли ураганный артиллерийский огонь по пехоте и по танкам. Разрывы ложились сплошной стеной. Длилось это до девяти часов. Этим огнем были подбиты два танка, их пришлось оттащить для ремонта. После артиллерийской подготовки сейчас же, без всякого интервала, сорок немецких танков и два полка пехоты пошли в наступление на лежавшую слева от бригады железнодорожную станцию Поныри, стремясь пройти удобной лощиной между железнодорожным полотном и оврагом, за которым стоял левый фланг бригады. Там, на левом фланге, в первом эшелоне немцев двигались сразу двадцать два «тигра». Одновременно, стараясь отвлечь внимание танкистов от направления главного удара, на правый фланг бригады двинулись еще пятнадцать танков, Петрушин приказал бригаде, не оставляя прежних рубежей, с места расстреливать немецкие танки, не допуская прорыва на юг, а потом при первой возможности частью сил перейти в контратаку на следовавшую непосредственно за танками немецкую пехоту.

Когда «тигры» подошли на дистанцию прямого выстрела, танкисты открыли по ним ураганный огонь. Часть «тигров» была сожжена и подбита на месте, часть, пятясь, начала отходить, но три или четыре, пройдя через нашу пехоту, вырвались на южную окраину станции. Воспользовавшись этим моментом, когда часть немецких танков вырвалась вперед, а часть отступила, рота лейтенанта Бакланова по приказу полковника перешла в контратаку на пехоту, стремившуюся прорваться на станцию вслед за ушедшими вперед немецкими танками. До этих пор весь огонь наши танки сосредоточивали по немецким танкам, и, когда обрушились на пехоту, эта атака для нее была совершенно неожиданной. Огонь из пушек и пулеметов нанес немцам тяжелые потери, и все оставшиеся в живых автоматчики принуждены были залечь и потом по одному под пулеметным огнем отползать в тыл. Прорвавшиеся немецкие танки, обойдя станцию, не видя за собой пехоты, были вынуждены тоже отойти.

Бой длился с семи часов утра до трех дня. У нас сгорели в этом бою два танка, у немцев — восемь. В три часа дня наступило неожиданное затишье и продолжалось до восьми часов вечера. В восемь часов после сильной артиллерийской канонады шестнадцать немецких танков, за которыми шла пехота, двинулись прямо на расположение бригады. С передних танков немцы сразу же пустили дымовую завесу. Как на зло, ветер был прямо в нашу сторону. Почти ничего невозможно было разглядеть. Немецкие танки под прикрытием дымовой завесы прорвались в стыки между батальонами, полуокружив левый батальон Солюкова. Завязался сильный танковый бой. В эту тяжелую минуту полковник Петрушин бросил на свой левый фланг бригадный резерв, тяжелую самоходную батарею против танков и мотострелковый батальон против наступавшей немецкой пехоты.

Под прикрытием завесы немецкая пехота уже миновала боевые порядки наших танков и прошла в тыл. Мотобатальон с ходу из глубины перешел в контратаку. Эта решительная поддержка всеми резервами обеспечивала победу. Танки продолжали вести огонь по наступающим немецким танкам, а мотобатальон ввязался в бой с немецкой пехотой. Несколько раз схватки переходили врукопашную. Уже в темноте шел гранатный бой, и по всему полю сражения то там, то здесь вспыхивали сполохи разрывов. В двенадцать часов ночи немцы были отброшены с тяжелыми для них потерями. До рассвета бойцы мотобатальона Еместе с танкистами отыскивали на поле боя раненых и вывозили в тыл, чтобы похоронить убитых.

Восьмого боевой день начался в восемь тридцать. Опять, как обычно, он начался с авиационной и артиллерийской подготовки, и сразу же вслед за этим немцы уже в который раз перешли в атаку танками, поддержанными полком пехоты. Теперь они стремились прорваться вдоль самой железной дороги и, чувствуя, что ни ударами в лоб, ни ударом во фланг не удается сбить бригаду с ее позиций, старались зайти еще юго-восточнее, нащупывая слабое место. Но стараясь обойти бригаду с фланга, немцы тем самым подставили под удар собственный фланг.

Еще ночью наша разведка установила сосредоточение немецких танкоз, и Петрушин тогда же, с ночи, правильно предугадал направление удара немцев. К утру с правого фланга на левый были перекинуты самоходные орудия и часть тяжелых танков. На этот, раз немцам не удалось продвинуться, и ожесточенный огневой бой шел до полудня, потом прервался, а перед самой темнотой разгорелся с новой силой. За этот день немцы ходили в атаку пять раз, и каждый раз неудачно.

Хотя враг был отбит, но в бригаде все смертельно устали. К ночи люди валились с ног и засыпали там, где были,— на сиденьях водителей, в башнях танков.

Всю ночь на девятое за немецкими позициями слышалось движение танков, Чувствовалось, что немцы подтягивают какую-то новую часть для перехода назавтра в решительную общую атаку.

В девять часов утра девятого немцы действительно перешли в решительное наступление прямо в лоб бригаде с целью захватить высоты и овраги, расположенные кругом сожженной деревни, то есть именно то место, где мы сейчас сидим в блиндаже и разговариваем с командиром бригады.

Направив свои средние танки против правофлангового батальона «КВ» и таким образом сковав наши возможности маневрировать всеми наличными силами бригады, немцы главный удар направили в обход левофлангового батальона. Большое количество «тигров», не обращая внимания не жестокий огонь и понеся тяжелые потери, все-таки обошли левофланговый батальон, вышли ему в тыл, прорвались через позиции занимавшего оборону мотострелкового батальона и двинулись дальше. За ними плотнее, чем когда бы то ни было, шла немецкая пехота. Положение становилось критическим, и исход боя решался в зависимости от того, высидит ли пехота мотобатальона в окопах, пропустит ли через себя танки или не выдержит и начнет отходить. Но недаром всю весну нашу пехоту обкатывали танками, заставляя на практике убедиться в том, что если ты хорошо окопался, зарылся з землю, то тебе танк не страшен. В эти дни учебы наши собственные танки десятки раз с грохотом пролетали над головами пехоты, останавливались над окопами, вертелись на них. Люди поверили, что это можно выдержать и с этим можно бороться, и когда сейчас уже вражеские танки пошли через мотобатальон, бойцы дрались до последнего: они сожгли семь «тигров», и оказалось, что так же, как и у всякого танка, от метко брошенной противотанковой гранаты у них рвутся гусеницы, и они так же хорошо, не хуже, чем другие, горят, если бутылка с КС метко брошена в них.

Но не уйти из окопов тогда, когда над головой прогромыхали немецкие танки, было еще полдела. На этот раз немецкая пехота, воодушевленная первоначальным успехом, шла вплотную за танками и, когда танки прошли, бойцам мотобатальона пришлось почти сразу вступить врукопашную с немцами. Разыгрался длительный гранатный бой в окопах и в ходах сообщения. Имея в тылу немецкие танки, мотопехота в этой рукопашной отразила с фронта следовавшую за танками немецкую пехоту. Тем временем немецкие танки проникали все глубже. Тогда по приказу полковника левофланговый батальон, который обошли немцы, произвел быстрый и смелый маневр. Молниеносно снявшись с прежних позиций, он пошел вправо и назад и неожиданно для немцев в тылу своих собственных позиций лоб в лоб встретился с немецкими танками. В этом столкновении мы понесли тяжелые потери, но немцы, не ожидавшие удара в глубине обороны, понесли потери еще более тяжелые. Было сожжено пять «тигров», а остальные начали отходить.

Тем временем немецкая пехота, частично остановленная мотобатальоном, левее его сумела просочиться глубоко вперед, почти до командного пункта бригады. Командир бригады оценил обстановку и бросил в этот момент свой последний резерв — четыре грузовые машины с установленными на них счетверенными зенитными пулеметами. Эти машины, неожиданно выскочив на открытое место, где безнаказанно двигались прорвавшиеся немцы, открыли по ним ураганный огонь и, первыми же бчередями уничтожив до двух сотен не успевших залечь немцез, вынудили остальных начать отход. В шесть часов вечера эта последняя, решительная немецкая атака была Ькончательно отбита на всех направлениях. Через полчаса после этого, видимо, в отместку за сорванное наступление, сто пятьдесят «юнкерсов» одновременно обрушились на позиции бригады. Бомбежка была очень интенсивная. Кругом стоял сплошной дым, в котором ничего не было видно. Однако благодаря тому, что бригада была умело укрыта и люди не поленились произвести заранее все окопные работы, потери от этой оглушительной бомбежки ограничились одним подбитым танком и десятком убитых и раненых.

Наступила ночь. Кончались пятые сутки непрерывного боя. Последний день был особенно тяжелым. Сгорел в танке лучший командир роты — лейтенант Костырин, а вместе с ним в рядах бригады недосчитывались и многих других. Но если в прошлую ночь все валились от усталости, то сейчас опять нервное напряжение достигло у людей такого предела, при котором заснуть было невозможно.

В эту ночь с темнотой, когда окончился бой, все почувствовали еще не высказанное: немцев остановили. Это было несомненно. Вот здесь, на этом участке, где любой ценой и кровью решила стоять бригада, она действительно устояла и остановила немцев. Немцы, которые раньше, в дни своих прорывов, проходили по сорок-шестьдесят километров в день, которые изматывались только к концу первого, а иногда и второго месяца, сейчас были обескровлены, обессилены к исходу пятого дня, пройдя в первый день каких-нибудь шесть километров через боевые порядки дивизии первого эшелона, а в следующие четыре дня не продвинувшись дальше ни на один метр.

Это была победа. Тот, кто сегодня способен был устоять, сможет завтра пойти вперед. Вот то главное ощущение, которое выносишь из всех разговоров с танкистами — участниками нынешних тяжелых боев на этом направлении. Они научились спокойствию и выдержке — и это очень много. Раньше часто бывало, что в дни самых тяжелых отступлений отдельные части не отступали до конца, продолжали драться на месте, но это были люди, решившие погибнуть, но не сдаться и не отступить. У них была уверенность в себе и не было уверенности в соседях. Сейчас люди, которые перед боем говорят: «Стоять насмерть, драться до последней капли крови», не чувствуют себя какими-то особенными людьми. Это не мужество отчаяния, нет, — они стоят насмерть, рассчитывая выжить, и в критическую минуту не оставляют своего боевого поста, веря не только в собственную стойкость, но и в такой же степени веря в стойкость соседей. Эта взаимная и справедливая, обоснованная вера и есть тот цемент, который скрепляет сейчас армию, при наличии которого самые тяжелые минуты не становятся критическими и отдельные неудачи не перерастают в катастрофу.

Сегодня у танкистов затишье. Все оставшиеся в строю танки заправлены горючим, снабжены боекомплектом снарядов и готовы к бою. Танкисты готовятся к завтрашнему дню. Но завтрашним они называют не тот день, который наступит сегодня, после двадцати четырех, а тот день, когда мы перейдем в наступление, потому что стойкая оборона насмерть — это для них сегодняшний день, а наступление — завтрашний, В этом их будущее, и придет ли оно завтра, послезавтра, через неделю или через месяц,— оно будет, ибо без будущего нельзя представить себе жизни, а будущее для армии — это победа.

«Красная звезда», 22 июля 1943 г.

[13; 149-163]