16

31 мая 1942 года - 344 день войны

 Объединенные силы партизан Ново-Водолажского отряда Харьковской области под командованием С. О. Лыба и отряда под командованием И. И. Копенкина были окружены в деревне Казачья Лопань, Дергачевского района, Харьковской области, карательным отрядом в составе 700 солдат и офицеров и 200 полицейских. В жестоком бою, который длился весь день, партизаны истребили 120 немецко-фашистских солдат, офицеров и полицейских, вышли из окружения и ушли в Краснокутские леса. В этот же день партизаны совершили налет на лагерь советских военнопленных в селе Литвиновка, Валковского района, Харьковской области, и освободили 86 человек. [3; 198]

 Летчик 4-го истребительного авиационного полка мл. лейтенант Амет-Хан Султан в воздушном бою на подступах у Ярославлю таранил вражеский бомбардировщик. [1; 145]

 Опубликовано сообщение о том, что за месяц со дня выпуска Государственного военного займа 1942 г. в сберегательные кассы поступило средств по этому займу 2 996,5 млн. рублей. Рабочие и служащие внесли 825,2 млн. рублей, колхозники — 1 714,5 млн. рублей, от колхозов и промысловых артелей поступило по процентному выпуску займа 456,8 млн. рублей. [3; 198-199]

 Опубликовано сообщение о том, что в Грузии в фонд обороны и помощи районам, освобожденным от фашистской оккупации, засеяно более 8 тыс. га. [3; 199]


Хроника блокадного Ленинграда

Еще одна запись из дневника комиссара Управления перевозок Ленфронта А. Д; Окорокова:

«31 мая. Первый по-настоящему счастливый день: отгружено 5197 тонн. Смотрю на сводку — и сердце радуется. Отправили в Ленинград: продовольствия — 2567 тонн, автобензина — 714 тонн, угля — 263 тонны, мазута — 881 тонну, дизтоплива — 772 тонны».

Положение в городе улучшается, но повода для благодушия нет. Враг не расстался с намерением захватить Ленинград. 31 мая Ленгорисполком принял постановление, которое обязывает исполкомы райсоветов в срок до 4 июня произвести мобилизацию населения на оборонительные работы. На случай штурма города должны быть подготовлены запасные позиции в ряде пригородов и на окраинах самого города.

В Ботаническом саду института Академии наук СССР состоялась очередная воскресная популярная лекция о дикорастущих пищевых растениях и их применении. Тут же на специально открытой выставке можно посмотреть растения, рекомендуемые в пищу. Рассаженные в горшках, зеленеют крапива, лесной купырь, щавель, иван-чай и другие богатые витаминами дикорастущие травы.

600 комсомольцев Октябрьского района вышли сегодня на обработку огородов подсобных хозяйств. За день обработано 16 гектаров земли.

Артиллеристы противника выпустили по городу 128 снарядов. [5; 193]


Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"

Поздно вечером пришла сводка Совинформбюро. В ней лишь две строки: «В течение 31 мая на фронтах ничего существенного не произошло». Но, увы, в это время как раз и произошло много существенного. Сражение на Юго-Западном закончилось не в нашу пользу. Вновь возникло слово «окружение», печально памятное нам по первым месяцам войны и исчезнувшее в последнее полугодие. Немецким войскам удалось на этом фронте замкнуть кольцо вокруг нашей группировки. В этом кольце мужественно сражались наши воины с превосходящими силами противника. Несколько тысяч человек вышло из окружения. Но много наших воинов погибло или попало в плен, среди них ряд видных командиров.

Причины поражения на Юго-Западном и Южном фронтах хорошо известны. Наше поражение в Харьковском сражении явилось прежде всего результатом недостаточно полной оценки командованием Юго-Западного направления и фронта оперативно-стратегической обстановки, отсутствие хорошо организованного взаимодействия между фронтами, недочеты в управлении войсками. К тому же командование направления не всегда объективно информировало Ставку о действительном положении на фронте... Это наступление, как выяснилось, напрасно затевалось.

Конечно, в ту пору я далеко не все знал и понимал. Вспоминаю, что когда я в Перхушкове завел с Жуковым разговор о харьковских делах, он рассказал мне не так много и не столь откровенно, как написал об этом после войны. Не сказал, что не был согласен с развертыванием нескольких наступательных операций, в частности и на Харьковском направлении, и об этом говорил Сталину на заседании ГКО. Но фраза, которая тогда, во время разговора в Перхушкове, у него вырвалась, многое мне открыла:

— Не надо было там начинать...

Отмечу, что в нашей газете, как, впрочем, и в других, о ходе событий нет ничего определенного. Не назывались города и населенные пункты, за которые шли бои или которые мы оставляли, не печатались и карты театра битвы, как это мы делали в прошлом. Почему? Взять грех на свою душу было бы легче всего.

Вспоминаю свою беседу с секретарем ЦК партии Л. С. Щербаковым, который был начальником Совинформбюро и к тому времени стал и начальником ГлавПУРа. Я сказал, что откровенный разговор, который мы вели на страницах военной газеты во время поражения сорок первого года, был проявлением не слабости, а силы нашего государства и армии. Правда, война не снижала, а подымала дух людей, вселяла веру в нашу победу. Александр Сергеевич ответил:

— Тогда была другая обстановка. Тогда дело шло о судьбе нашей страны. А эта операция носила частный характер. Решено публиковать только то, что дает Информбюро. Придерживайтесь наших сводок...

Я хорошо чувствовал, когда Щербаков говорит от своего имени, а когда передает указания Верховного, никогда на него не ссылаясь. Я понял, что на этот раз он передает указания Сталина. Не мог Александр Сергеевич, да и не только он, тогда предполагать, что наше поражение на Харьковском направлении обернется наступлением противника на Сталинград и Северный Кавказ и вновь встанет вопрос о судьбе Родины.

Однако уроки из харьковского поражения надо извлекать. Для этого у нас был испытанный метод — передовые статьи. Приведу пример. Как известно, разведка наших фронтов (да и в центре) проглядела подготовку армейской группы Клейста к наступлению, сосредоточив большие силы в районе Краматорска. Поэтому удар врага и оказался совершенно неожиданным. И вот в сегодняшнем номере газеты передовица «Непрерывно вести разведку», а за ней другая — «За образцовую воздушную разведку». Это все уроки харьковского сражения. Еще одна передовая «Стойкость в бою». Есть в ней точные, подтвердившиеся затем в ходе событий слова: «Нынешним летом фронты отечественной войны станут ареной больших упорных и ожесточенных сражений...»


Злой рок преследовал нашу редакцию на Юго-Западном фронте. В прошлом году в так называемом киевском окружении мы потеряли пять корреспондентов. Теперь из харьковского окружения не вернулись в редакцию два наших спецкора. Погиб Михаил Розенфельд. Последней его видела военный корреспондент журнала «Фронтовая иллюстрация» Наталья Бодэ. Она рассказала:

— Было жарко, помню, мы уже скатывали шинели и ходили нараспашку. Солнце припекало. Шли в наступление. Это было под Харьковом, у станции Лихачево. Настроение у всех боевое. Вдруг встречаю Михаила. Он, как всегда, веселый, возбужденный.

— Получен приказ из штаба армии отправить вас отсюда!

Мне это не улыбалось. Я заупрямилась. Но он мягко и настойчиво приказал:

— Немедленно... Сейчас же!

И заставил меня сесть в самолет.

Михаил стоял на аэродроме, полный сил и бодрости, со своей неизменной дружеской улыбкой — таким я его и запомнила.

А утром в Ахтырке я узнала, что немецкие танки прорвали фронт и часть, в которой находился Розенфельд, попала в окружение...

Погиб и Михаил Бернштейн, прошедший огонь и воду на Халхин-Голе, и на финской войне и в самые трудные месяцы Отечественной войны. Не было такой горячей точки, где бы он со своей «лейкой» не побывал, и, казалось, нет такой пули, которая его не обошла. Где он сложил голову — неизвестно. Мне рассказали, что ему, как корреспонденту «Красной-звезды», было предоставлено место на последнем самолете, вырывавшемся из окружения. Но он отдал его раненому, а сам остался на взлетной полосе. Это я услышал из уст человека, который прилетел на том самолете. Мы хорошо знали Мишу, знали, что он на это был способен.


Вернулся с Юго-Западного фронта наш авиатор подполковник Николай Денисов и сдал статью «О весенней воздушной тактике немцев»; она опубликована в сегодняшнем номере газеты и заняла три колонки. Статья эта - результат наблюдений, вернее, изучения Денисовым воздушных сражений на Юго-Западном фронте, а также в Керчи, где он тоже побывал. Интересная, содержательная и, несомненно, полезная статья. Она имеет свою предысторию и свое продолжение, о которых стоит рассказать.

По неписаному правилу, каждый корреспондент, выезжая на фронт, захватывал с собой свежие номера «Красной звезды». В эту поездку Денисов взял с собой пачку газет, где как раз и была напечатана его статья о воздушной тактике противника. Добравшись под Купянск, до штаба истребительной дивизии, он отдал газеты в политотдел, и они были разосланы по полкам и эскадрильям. Наутро, пробираясь лесочком к самолетным стоянкам, Денисов случайно подслушал, как командир полка А. Грисенко, давая указания комэскам на боевой день, сказал:

— Вчера привезли «Красную звезду». Пусть летчики прочитают в ней статью Денисова. Это пригодится...

В этой связи вспомнил я один случай, который произошел с Денисовым. Но пусть он сам об этом расскажет:

«Как-то я,— писал он в своей мемуарной книжке «Срочно в номер»,— узнав, что редактор снял с полосы мою корреспонденцию об авиаторах, насколько это позволяла воинская субординация, запротестовал. Сгоряча даже выпалил:

— Если мои материалы не подходят для публикации, то лучше откомандируйте меня в войска, на фронт.

— Бескрылый вы человек,— едко возразил на это редактор,— если при первой же неудаче опускаете руки. Корреспонденцию напечатать можно, но погоды она не сделает. Надо стараться писать так, чтобы авиаторы искали газету с вашими статьями...

Замечание подстегнуло, заставило относиться более самокритично к дальнейшей журналистской работе. И вот результат — совет командира полка прочитать мою статью. Значит, кое-чему научился».

Когда Денисов вернулся в редакцию, он не без гордости — вполне законной — рассказал мне о том эпизоде в лесочке под Купянском. В ответ я лишь улыбнулся, не напомнив ему тот наш разговор. Но он понял меня без слов...


Вчера в «Красной звезде» напечатана статья «Опыт воздушных боев на Харьковском направлении». Автор ее полковник А. Грисенко. В тридцать восьмом году он воевал с японскими империалистами в небе Китая и опубликовал очерк под псевдонимом Ван-Си. В эту войну — командир 2-го истребительного полка. Было о чем рассказать испытанному летчику! Забегая вперед, скажу, что в конце лета этого года Денисов, вернувшись из Сталинграда, рассказывал, что Грисенко сбили, сам он, раненный в ногу, прыгнул с парашютом. В госпитале ему ампутировали ногу. Все решили, что больше летать он не будет. Но Грисенко решил по-другому. Об этом тоже рассказал Денисов. Был он на полевом аэродроме возле реки Прут. Там залюбовался виртуозным полетом какого-то истребителя. Машина приземлилась. подрулила к капониру. Выключив мотор и расстегнув карабины парашютных лямок, из кабины, осторожно перенеся ногу через борт, выбрался летчик. Встав на крыло, он снял шлем. Это был Грисенко.

Выписавшись после ранения из госпиталя, тут же, за воротами он выбросил трость, которой его снабдили врачи, и, стараясь держаться на протезе как можно прямее, явился в штаб Военно-Воздушных Сил к генералу Ф. Я. Фалалееву, под командованием которого воевал еще на Юго-Западном фронте. Просьба была одна — вернуть его в строй. Вместе пошли к главкому. После обстоятельного разговора тот согласился со всеми доводами и назначил Грисенко командиром истребительной дивизии.

— Молодые летчики зовут меня «деревянной ногой»,— шутливо говорил полковник...

Людмила Павличенко! Кто на фронте не слышал о ней?! Впервые ее имя появилось в репортаже нашего спецкора Льва Иша из Одессы. Мы узнали, что до войны она, историк по образованию, закончила снайперскую школу Осоавиахима, добровольно ушла на фронт. Теперь Павличенко в Севастополе. Там Иш снова встретился с этой боевой девушкой. Часто бывает в ее землянке, порой — и на ее огневых позициях: накапливает материал для очерка. Сегодня этот очерк «Девушка с винтовкой» опубликован в газете.

Мастер литературного портрета, Иш на этот раз поставил перед собой более скромную задачу — рассказать о трех эпизодах из боевой жизни Людмилы. Первый — это «рядовая» история одного снайперского выстрела, написанная не без юмора.

Заняв свою позицию, Павличенко увидела картину, которая была похожа, как она сказала, на представление в кукольном театре. За ширмой из густых непролазных кустарников сидел немец и разыгрывал комедию. Сначала он выставил вперед металлическую каску. Ржавая, с помятым козырьком, с пробоиной в левом углу, каска то лежала неподвижно, то вдруг принималась прыгать, как заводная. Потом Людмила увидела, как возле одинокого тополя словно из-под земли выросло искусно сделанное чучело немецкого солдата. На нем была темно-зеленая шинель, пилотка-пирожок, бурые ботинки, нарочито запачканные грязью. И даже винтовку этот тряпичный воин держал с той непринужденностью, которая отличает живого человека.

«Форменный балаган»,- подумала Павличенко про себя и вслух сказала своему напарнику: - Ну, товарищ наблюдатель, готовься. Еще часок, и немец не выдержит.

Так оно и вышло. Вскоре кусты зашевелились. Немецкий корректировщик осторожно приподнял голову, уперся ладонями о бруствер окопа, прислушался и скрылся. Минутой позже он опять выглянул, на этот раз уже с биноклем. Грянул выстрел. Немец выронил из рук бинокль, клюнул носом.

— Сто пятьдесят восьмой, - деловито произнес наблюдатель, вытаскивая записную книжку.

Еще один, более внушительный эпизод. Наши разведчики обнаружили вблизи нашей позиции командный пункт противника. Командование полка и поручило Павличенко вместе с ее дружком снайпером Леонидом Киценко «закрыть» его. И это задание было выполнено: потеряв группу солдат и офицера, немцы удрали и больше здесь не появлялись.

Так проходит день за днем. О боевой работе Павличенко свидетельствует плотный лист бумаги с золотым тиснением, прикрепленный к дощатой стенке землянки:

«Диплом. Дан старшему сержанту Павличенко Людмиле Михайловне в том, что она является снайпером-истребителем немецко-фашистских оккупантов. По данным на 6 апреля 1942 года, тов. Павличенко уничтожила 257 фашистов.

Военный совет N армии».

Прошло несколько месяцев, и в газете появился Указ о присвоении Людмиле Павличенко звания Героя Советского Союза...


Каждый день множатся факты о зверствах гитлеровцев над советскими военнопленными. Павел Трояновский встретился на фронте с красноармейцем Сергеем Клевакиным, бежавшим из лагеря пленных в деревне Куземки на Смоленщине, и написал корреспонденцию «Куземкинская каторга».

Издевательства, истязания, расстрелы... — здесь все то, что и в других лагерях. Но есть изобретательные новинки, каких не знала ни одна война:

«Ранним весенним утром по единственной дороге от сараев выезжают телеги, в которых запряжены не лошади, а русские люди. Восемь тощих, желтых, оборванных и обросших щетиной человек составляют упряжь каждой телеги. Идет одна телега, вторая, пятая, десятая... Людей подгоняют возчики из немецких вояк, бьют по худым спинам кнутами и кричат по-немецки:

— Шнелер! (Быстрее!)».

— Мы шли на верную смерть,— сказал Клевакин,— но лучше смерть, чем фашистский плен... [8; 201-206]

От Советского Информбюро

Утреннее сообщение 31 мая

В течение ночи на 31 мая на Изюм-Барвенковском направлении наши войска вели оборонительные бои с тапками и пехотой противника.

На других участках фронта существенных изменений не произошло.

* * *

На одном из участков Калининского фронта наши части заняли важные рубежи противника. Стремясь вернуть потерянные позиции, немцы подтянули крупные резервы и в течение трёх дней неоднократно предпринимали контратаки, которые были отбиты с большими для них потерями. На поле боя осталось до 1.100 вражеских трупов. Взяты пленные. Сбиты два немецких самолёта. На другом участке фронта в результате двухдневного ожесточённого боя гитлеровцы потеряли убитыми более 500 солдат и офицеров. На этом же участке подбито 2 немецких танка.

* * *

Наши части, действующие на отдельных участках Ленинградского фронта, разрушили несколько вражеских ДЗОТов и блиндажей, уничтожили 12 станковых пулемётов и 2 миномёта. Противник потерял убитыми свыше 200 солдат и офицеров.

* * *

Звено советских истребителей под командованием майора И. Гейба прикрывало боевые порядки наших войск. Неожиданно в воздухе появилась группа немецких самолётов. Наши лётчики смело атаковали и рассеяли самолёты противника. Майор Гейба сбил немецкий истребитель «Мессершмит-109» и бомбардировщик «Юнкерс-88». Наши лётчики потерь не имели.

* * *

Танковый экипаж тов. Абашкина на днях в бою с противником уничтожил 4 немецких танка.

* * *

Группа снайперов подразделения тов. Белова за последние 2 месяца истребила 170 немецких солдат и офицеров. Руководитель этой группы т. Хохлов и снайпер т. Христиченко уничтожили по 31 гитлеровцу, снайпер т. Бычков — 23, т. Серёгин — 21, т. Воронцов — 19 гитлеровцев.

* * *

Партизанский отряд «Лазо», действующий в одном из оккупированных немцами районов Смоленской области, в течение трёх дней вёл бой с крупными силами противника. Партизаны отбили несколько атак немецких частей и нанесли врагу серьёзный урон. Немецко-фашистские оккупанты потеряли убитыми 300 солдат и офицеров.

* * *

Добровольно сдавшийся в плен финский капрал Лайпе рассказал: «В Финляндии многие тюрьмы переполнены дезертирами с фронта. Солдаты не хотят воевать. В некоторых частях были случаи коллективного отказа идти в бой. Финская армия испытывает острый недостаток в обмундировании. Всем мобилизованным в армию приказано явиться на сборные пункты со своей одеждой и обувью. Призванный получает только френч и ремень. Немцы постепенно прибирают всё к своим рукам. В Хельсинки имеется даже специальная немецкая полиция. Это вызывает ещё большее возмущение финского населения и финских солдат».

* * *

Немецко-фашистские мерзавцы превращают мирных жителей оккупированных советских районов в бесправных рабов. В селе Задонецкое, Харьковской области, гитлеровцы заставляют колхозников пахать землю, запрягая в плуг по 10—12 мужчин и женщин. Работа длится с раннего утра до поздней ночи. За невыход в поле немцы накладывают штраф в 300 рублей и подвергают публичной порке.

* * *

Продовольственное положение Германии продолжает ухудшаться. Фашистская печать подготовляет население к новому сокращению продовольственных норм. Газета «Националь социалистише ландпост» сообщает, что «урожай этого года не улучшит продовольственного положения Германии. Вследствие необычайно больших холодов, нынешней зимой погибло значительно больше посевов, чем в прошлые годы». Огромные площади земель остались незасеянными. Скудные продовольственные запасы в стране иссякают. Во многих городах население не получает даже и половины установленной нормы выдачи хлеба.

* * *

Трудящиеся Казахской республики собрали и отправили бойцам и трудящимся Ленинграда 135 вагонов продовольственных подарков. В числе подарков 310 тонн мяса, 400 тонн муки, 60 тонн крупы, 47 тонн риса, 30 тонн сушёных фруктов, масло, сало, яйца, сухари и другие продукты.

Вечернее сообщение 31 мая

В течение 31 мая на фронте ничего существенного не произошло.

По уточнённым данным, за 29 мая уничтожено не 94 немецких самолёта, как об этом сообщалось ранее, а 143.

Нашими кораблями и авиацией в Чёрном море потоплен транспорт противника водоизмещением в 8.000 тонн и в Финском заливе потоплены тральщик и транспорт противника.

* * *

За 30 мая частями нашей авиации на разных участках фронта уничтожено или повреждено 11 немецких танков, 70 автомашин с войсками и грузами, 45 повозок с боеприпасами, 12 автоцистерн с горючим, радиостанция, 16 полевых и зенитных орудий, 11 зенитно-пулемётных точек, разбито 32 железнодорожных вагона и паровоз, взорвано 2 склада с боеприпасами, рассеяно и частью уничтожено до восьми рот пехоты противника.

* * *

На одном из участков Ленинградского фронта батальон немецких автоматчиков пытался обойти наши подразделения, которыми командуют т.т. Неда и Баранов. Нанеся врагу большой урон ружейно-пулемётным огнём, наши бойцы перешли в контратаку. В рукопашной схватке противник был отброшен с большими для него потерям. Только у переднего края обороны наши бойцы насчитали 160 вражеских трупов.

* * *

Артиллеристы подразделения, действующего на Южном фронте, уничтожили 6 немецких танков, несколько миномётов и пулемётов и не менее 150 немецких солдат и офицеров.

* * *

Группа наших бойцов под командованием лейтенанта Дежкова заминировала дорогу, соединяющую два опорных пункта немецкой обороны. На следующий день на минах взорвался проходивший по дороге немецкий танк.

* * *

Отряд смоленских партизан «Смерть фашизму» под командованием тов. С. уничтожил немецкий танк, 5 автомашин, трактор-тягач и 35 гитлеровцев.

* * *

Пленный ефрейтор 4 немецкой танковой дивизии Иозеф С. рассказал: «В конце 1940 года меня, в числе тысячи поляков, послали на принудительные работы в Германию, на строительство фабрики в Дудерштадте. Жили мы в лагере, обнесённом проволокой, кормили нас отбросами и гнилью. За 3 месяца от голода и болезней в лагере умерло около 90 человек. Через некоторое время я был призван в германскую армию. У меня не было никакого желания служить немцам, поработившим мою родину. Недавно, когда солдаты, строившие блиндажи, пошли обедать, я лесом направился в сторону русских. По дороге встретил красноармейца, отдал ему свой карабин и предъявил советскую листовку».

* * *

У немецкого обер-ефрейтора Гимпела найдено неотправленное письмо к жене. В нём он писал: «...Вчера я присутствовал на похоронах 24 товарищей нашего полка. Среди них было три офицера. Когда мы сюда пришли, то похоронили 6 солдат, а через несколько дней число убитых солдат выросло до сотни. Больно и страшно сознавать, что всё больше и больше товарищей никогда не вернётся на родину...».

* * *

Из немецкого лагеря военнопленных, расположенного близ города Луги, бежало 5 красноармейцев. Они рассказали о чудовищных издевательствах гитлеровцев над пленными красноармейцами. Немцы морят пленных голодом. Многие из них настолько ослабли, что не в состоянии передвигаться. За малейший проступок фашистские людоеды подвергают красноармейцев неслыханным мучениям и казни. Однажды за пропажу доски был наказан весь лагерь. Пленных заставили лечь в болото и долгое время не разрешали подниматься. Одного из красноармейцев немецкие изверги повесили челюстями на крючок и не снимали в течение нескольких дней.

[22; 317-319]