Черниговский областной партизанский отряд под командованием А. Ф. Федорова совместно с черниговскими и орловскими отрядами тт. Маркова, Воронова и Левченко начал диверсионную деятельность на железных дорогах Гомельского узла. На железной дороге между станциями Закопытье и Добруш был пущен под откос поезд противника в составе двух паровозов и 48 вагонов с горючим и запасными частями для самолетов. Между станциями Злынка и Новозыбков был пущен под откос поезд в составе 18 классных вагонов с немецкими солдатами и офицерами. В результате крушения было разбито 8 вагонов, убито 150 солдат и офицеров противника. [3; 193]
ВЦСПС принял Постановление «Об участии профсоюзов в проведении Всесоюзного социалистического соревнования». ВЦСПС призвал центральные и областные комитеты профсоюзов, фабрично-заводские, цеховые комитеты и профгрупоргов принять активное участие й проведении Всесоюзного социалистического соревнования, чтобы добиться новых успехов в обеспечении Советской Армии всем необходимым для победы над фашистскими оккупантами. [3; 193-194]
Опубликовано обращение железнодорожников Московского транспортного узла ко всем железнодорожникам Советского Союза об организации Всесоюзного социалистического соревнования работников железнодорожного транспорта. [3; 194]
Опубликовано обращение рабочих, инженерно-технических работников и служащих Ивановского меланжевого комбината имени Фролова и Ореховского хлопчатобумажного комбината ко всем текстильщикам Советского Союза с призывом об организации Всесоюзного социалистического соревнования предприятий текстильной промышленности. [3; 194]
Приняв на борт 40 тонн муки, из Кобоны вышел буксирный пароход «Гидротехник». На обратный рейс времени ушло намного меньше. От мыса Осиновца до Кобоны он шел почти сутки. Теперь же, выйдя из Кобоны в 18 часов 20 минут, «Гидротехник» уже к 23 часам подошел к Осиновцу. Так, несмотря на еще довольно сложную ледовую обстановку, на Ладожском озере началась летняя навигация. С открытием ее команду буксирного парохода поздравил Военный совет фронта.
Обстрел города продолжался 45 минут. За это время враг выпустил по нему 134 снаряда.
В последних известиях, переданных сегодня по радио, сообщалось, что оставшиеся в Ленинграде сотрудники Зоологического института Академии наук СССР продолжают научную работу. Сам институт эвакуировался в Таджикистан. В осажденном городе ученые трудятся над подготовкой к печати очередных томов капитального труда «Фауна СССР». [5; 189]
В сводках Совинформбюро появилось новое направление — Изюм-Барвенковское. Это — левое крыло Юго- Западного и правое крыло Южного фронтов, там немецкие войска начали наступление. Прибыл первый репортаж нашего корреспондента Лильина. Сообщение тревожное: «В течение нескольких дней па Изюм-Барвенковском направлении идут упорные бои... Сосредоточив... крупные силы, немецко-фашистское командование пытается развить успех наступления одновременно на ряде участков. Ожесточенные вражеские атаки не прекращаются».
В тяжелейших условиях сражаются наши воины. Нельзя без волнения читать корреспонденцию о подвиге, суть которого в том, чтобы вызвать на себя огонь собственной артиллерии.
На одной из высоток обосновалась рация, корректировавшая огонь нашей батареи. Начальник рации Тягушев и радист Синельников расположились на ближайшем гребне, откуда хорошо просматривалась вражеская сторона. Не раз немцы атаковали высоту, но безуспешно. Начали последнюю атаку. И вот запись по часам и минутам в штабном журнале:
«В 4 часа 40 минут Тягушев передал на командный пункт:
Немцы окружают нас. Дайте огонь по восточному, южному и западному склонам высоты.
Через 25 минут:
Дайте огонь по самой высоте. Немцы поднимаются все выше.
В 6 часов 35 минут:
Враг приближается. Патроны у нас на исходе. Разрешите уничтожить документы и рацию.
Начальник связи старший лейтенант Митрич ответил:
— Документы уничтожьте, а рацию держите до последней возможности.
Тягушев продолжает передавать:
— Усильте огонь по высоте.
Огонь меткий. Немцы пачками взлетают в воздух. Продолжайте бить.
В 7 часов 48 минут Тягушев говорит в последний раз:
— Фашисты окружают наш блиндаж. Снаряды здорово покрошили их. Немцев осталось немного, но и нас здесь только двое. Выпускаем последние патроны. Прощайте, дорогие товарищи!»
Связь прекратилась.
Когда наша пехота, используя удары артиллеристов, снова заняла высоту, командиры кинулись к блиндажу. Они увидели взорванную рацию и тела героев-радистов...
Но как упорно ни сражаются наши войска, остановить врага не удается.
В Ставке ничего утешительного мне не сказали. Операторы, вижу, прочерчивают на карте линию фронта, отодвигая ее на восток, изгибая дугой вокруг 6-й и 57-й армий: явная угроза их окружения.
В сегодняшнем номере газеты новые указы о введений гвардейского звания и значка, а также нагрудных знаков отличников. История их происхождения мне хорошо известна.
Недели три назад комиссар оперативного управления Генштаба бригадный комиссар Иван Николаевич Рыжков, добрый друг и, я бы сказал, помощник нашей редакции, рассказал, что вместе с Василевским был у Сталина. После разговоров по оперативным делам Верховный сказал им:
— Мы установили для дивизий и полков гвардейские звания. Дали им знамена, поощрили повышенным окладом. А как отличить гвардейца, выделить от других? Может быть, установить звание «гвардеец» и дать гвардейский значок? Подумайте...
Позже мне позвонил начальник Главного управления тыла Красной Армии генерал А. В. Хрулев и пригласил что-то посмотреть. Сразу же поехал к нему. А там на столе уже были разложены образцы знаков. Все это отвезли в Кремль. Знаки гвардейцев Верховный сразу же одобрил, а вот на знаках отличников задержался. Походил по кабинету и снова возвратился к ним. Их было много... И «Снайпер», и «Отличный пулеметчик», и «Артиллерист», «Кавалерист», «Связист- дорожник», и даже «Отличный интендант».
Как раз за этого интенданта Сталин и зацепился. Хрулев мне потом рассказывал, что Верховный даже его упрекнул, что он «своих» проталкивает. Сталин отобрал первые семь знаков и сказал:
— А с теми обождем. Будут ваши интенданты хорошо воевать, наградим их орденами...
Кстати, по поводу звания «гвардеец». Указом для воинов гвардейских соединений и частей установлены воинские звания от «гвардии красноармеец» до «гвардии генерал-полковник». Так с этого дня обозначалось в служебных удостоверениях и других документах. Эти звания присваивались навечно. Но, вспоминая те годы, я вижу, что так не получалось. Если, например, гвардейца переводили в негвардейскую часть, приставка «гвардии» исчезала. И сейчас немало ветеранов с орденами и медалями на груди, но без гвардейских знаков, хотя это почетное звание им было когда-то присвоено...
В этом же номере опубликован Указ о награждении работников Генштаба орденами Ленина и Красного Знамени. Среди них много знакомых: А. М. Василевский (в этот же день ему было присвоено звание генерал-полковника), С. М. Штеменко. тогда полковник, а после войны начальник Генштаба, и другие. Это награды за Московскую битву. Предложил отметить особо отличившихся генштабистов Сталин. Накануне он сказал Шапошникову:
— Всех наградили за Москву, а Генштаб забыли...
И вот Указ...
На фронт регулярно приходит пополнение, много еще не нюхавших пороху. Поэтому животрепещущей темой для газеты было воспитание стойкости. Сегодня как раз под таким заголовком опубликованы записки командира полка подполковника С. И. Азарова. Это прямой, откровенный, острый разговор человека, который на своем горбу вынес тяготы первого года войны. Да, пишет он, встречаются среди новобранцев те, кого трудно оторвать от земли во время атаки, те, кто кланяется каждой пуле, когда нужно и не нужно. Подполковник рассказывает, советует, учит: не каждый из этих бойцов безнадежен. Более того, считает он, нет среди них безнадежных. В каждом можно пробудить мужество, воспитать стойкость. Но здесь одни призывы, так называемая голая агитация не поможет. Он приводит примеры из боевого опыта:
Недавно один политрук роты предложил трех «ненадежных» бойцов перевести в тыл. Вряд ли нужно доказывать, что это линия наименьшего сопротивления и явное нежелание всерьез работать над воспитанием людей. Плавать учат на глубине. Воевать надо учиться в бою. «Я лично всецело одобряю инициативу другого политрука роты, тов. Прудникова, который считает своим долгом таких недостаточно осмелевших еще бойцов почаще посылать в наиболее рискованные операции, конечно, под наблюдением опытных товарищей. Бойца всегда нужно воспитывать так, чтобы никакие трудности и опасности не были для него в диковинку, чтобы они не обрушились на него, как снег па голову...»
К этой статье дана редакционная врезка: «Автор данной статьи подполковник Семен Иванович Азаров, командир N полка, пал смертью храбрых на поле боя. Статья для «Красной звезды» написана им за несколько дней до смерти». Самой гибелью в бою, подтвердившей правду каждой своей строки, он как бы оставлял завещание живущим и сражающимся...
Неделю тому назад Александр Поляков пришел ко мне и стал убеждать, что ему надо поехать на Северо-Западный фронт. Там сражаются «его» пять «КВ», которые он сопровождал с Урала до Старой Руссы и вместе с ними вступил в бой. Как они там? Нужно посмотреть, а быть может, и написать. Какой редактор не загорится такой идеей? А сегодня уходит уже в набор его корреспонденция «Пять «КВ». Мы узнаем, что на счету этой маленькой группы кировских броненосцев немало побед — уничтоженных немецких танков, орудий, сотни вражеских солдат и офицеров. О том, как они воевали, рассказали корреспонденту не только его старые друзья-танкисты и боевые донесения, но вмятины на броне танков от вражеских снарядов. Пришлось пережить танкистам и горькие потери: погиб политрук Харченко, ранены командир танка Чиликин, Кононов, Мащев, заживо сгорел экипаж Калиничева, о котором столько добрых слов написал Поляков в своих очерках «От Урала до Старой Руссы».
Ныне батальон, в состав которого входили уральцы, стал своеобразной академией фронтового опыта. В качестве преподавателей — знакомая четверка уральцев. Учеба проходит в ближайшем тылу, недалеко от передовой. Полигоном танкистам служит кладбище немецких машин, которое в расписании фигурирует иод названием «Полевой класс № 6». Порой раздается и боевая тревога — и танкисты мчатся к передовой, чтобы отразить атаку противника...
И еще один материал привез Поляков. Однако это не корреспонденция, и даже не очерк, а новелла об одной удивительной истории из жизни этой пятерки. Называлась новелла «Трофей». После одного боя, когда экипаж «КВ» овладел деревней, к нему приблудился пойнтер.
— Собака, ребята, немецкая. Вот номер и надпись на ошейнике,— проговорил Дормидонтов.
Все успели заметить на собачьей шее белый медальончик в форме щитка со штампованным номером и надписью...
— Так вот, ребята,— продолжал Дормидонтов,— за собакой буду ухаживать я. Командир уже разрешил держать ее в батальоне.
— Тогда давай ей кличку дадим,— предложил кто-то, и со всех сторон как дождь посыпались предложения:
— «Фашист», «Адольф», «Гитлер», «Геббельс» — и еще ворох имен в этом роде.
— Нет, ребята, это все не годится,— перебил друзей Дормидонтов. В его синих глазах замелькали веселые искорки. Притворно серьезным тоном он продолжал:
— Товарищи! Не к лицу собаке носить такое имя. Это же оскорбительно для нее.
Громкий взрыв хохота покрыл слова Дормидонтова.
— Так как же мы ее назовем? — забеспокоились танкисты.
— Знаете, как назовем,— заговорил опять Евгений.— Она ведь вместе с другим немецким имуществом нами завоевана. Это наш трофей. Так давайте и назовем ее «Трофей».
Дормидонтов приручил собаку. Ее научили таскать донесения, переносить пулеметные диски, обернутые тряпкой... И вот после одного боя танк Калиничева не вернулся на базу. Долго ломали себе голову: что же делать? И вдруг кто-то в батальоне предложил послать «Трофея» через линию фронта поискать машину. Пойнтер нашел ее. Вернулся обратно с отрывком записки в зубах. А там было написано: «...хоть сколько- нибудь. Хотя бы с «Трофеем». Мы еще живы. Расстреливаем последние. Набили штук сотню гадов, не сдаемся и не сдадимся. Калиничев». Три рейса с дисками совершил к танку «Трофей». В третий раз он вернулся с опаленной в нескольких местах шерстью и запиской, прикрепленной к ошейнику:
«Дорогие товарищи! Спасибо вам, спасибо «Трофею». Вот какая собака! Она помогла нам подстрелить еще с полсотни кровавых собак. Прощайте ребята. Последние минуты. Обливают бензином. Умрем, но победа за нами! Передавайте привет родным. «Трофея» спускаем в нижний люк. Он такой. Он прорвется. Прощайте, Калиничев, Дормидонтов, Шишов, Соловьев». Вот на какой трагической ноте закончилась новелла!
И неизменно в номере небольшая статья Ильи Оренбурга. Называется она «Конец Габке». Писатель вывел на чистую воду брехунов из немецкого радио. В нашей газете было сообщение, что один из партизанских отрядов прикончил гитлеровского генерал-лейтенанта Габке. А немецкое радио заявило, что генерал-лейтенант Габке здравствует, и заклеймило «измышления советской печати». В эти дни одна из наших частей, наступающих на Харьковском направлении, захватила среди прочих документов надгробное слово пастера 294-й германской дивизии, произнесенное им на похоронах генерал- лейтенанта Габке. Со свойственным ему сарказмом Эренбург пишет:
«Следует предположить, что свою речь пастор произнес над мертвым генералом, а не над здравствующим. Таким образом, «измышлениями» занималось немецкое радио: оно уверяло, что Габке жив, а Габке в это время уже не мог протестовать — Габке лежал в холодной земле».
Для вящей убедительности писатель привел даже отрывки из проповеди пастора...
Должен вернуться к керченской катастрофе. Ничего в газете в те дни не было опубликовано; мы не объяснили, что же там произошло. Конечно, могут сказать: а стоило ли вообще рассказывать о том поражении? Не только стоило, но мы обязаны были это сделать. Ведь в более трагический период войны, когда советские войска отступали на всех фронтах, когда немецкие войска прорвались к Москве, газета не молчала, писала о неудачах и поражениях. Делали это иногда даже невзирая на строгие команды сверху.
Но корреспонденты молчат. В Станке тоже нет ничего подходящего для газеты. Что же случилось с нашими спецкорами? Ведь там два таких боевых человека — Петр Павленко и Александр Бейленсон. Вчера утром наконец мне позвонил Бейленсон из Краснодара, сказал, что они едва вырвались из Керчи. Павленко в госпитале. Досталось им тяжелого сверх всякой меры.
Пришел приказ отступать. Корреспондентам сказали, чтобы они немедленно отправились в тыл. Войска отходили в беспорядке. Транспорта не было. И вдруг Павленко упал, с ним случился сердечный приступ. Его спутник, человек физически сильный, взвалил писателя на плечи и нес три километра, пока не добрался до КП фронта. Там тоже была неразбериха. Бейленсон нашел представителя Ставки Л. З. Мехлиса. Узнав, что случилось с Павленко, он написал две записки: одну — командиру береговой охраны, чтобы Павленко на катере направили через пролив, другую — чтобы на Таманском полуострове выделили машину. А Бейленсону приказал сопровождать Петра Андреевича до Краснодара. Под нещадной бомбардировкой они переправились на тот берег. Там Бейленсон довез писателя до госпиталя.
А ведь, напомню, посылали мы Петра Андреевича на юг поправить здоровье. Поправился, называется. И все же недолго он пролежал в госпитале. Не в его натуре было отлеживаться... [8; 195-200]
В течение ночи на 22 мая на Харьковском направлении наши войска вели наступательные бои.
На Керченском полуострове продолжались бои в восточной части полуострова.
На других участках фронта существенных изменений не произошло.
* * *
На одном из участков Харьковского направления враг предпринял контратаку. Стремительным ударом наши бойцы опрокинули немцев и на плечах отступающего противника ворвались в населённый пункт. На поле боя немцы оставили 370 трупов. Захвачены 4 орудия, 12 пулемётов, 5 миномётов, склад с боеприпасами, 2 тягача и 12 подвод с продовольствием. На другом участке наша часть, продвигаясь вперёд, уничтожила 3 немецких танка, 2 орудия и 8 станковых пулемётов. Противник потерял убитыми свыше 200 солдат и офицеров.
* * *
На одном из участков Калининского фронта противник пытался атаковать расположение советских войск. Наши части контрударами отбросили немцев на исходные позиции. За два дня боевых действий гитлеровцы потеряли более 1.000 солдат и офицеров, 6 танков, 2 миномётные батареи и 7 автомашин. Взорвано 2 склада противника с боеприпасами. На другом участке фронта нашими бойцами уничтожены 2 немецких танка, бронемашина, орудие и 7 миномётов. На поле боя осталось свыше 300 убитых гитлеровцев.
* * *
Пять наших бойцов во главе с красноармейцем Степаном Петровичем Ямутковым ворвались во вражеский блиндаж и в рукопашной схватке уничтожили 18 немецких солдат.
* * *
Партизанский отряд под командованием тов. Т., действующий в одном из районов Смоленской области, ведёт упорные бои с противником. Немецко-фашистские оккупанты бросили против партизан батальон пехоты с 5 танками. Партизаны, успешно отражая атаки гитлеровцев, подбили 2 немецких танка.
* * *
Пленный немецкий фельдфебель Леопольд Штеффан рассказал: «Я работал в экспедиции воздушной почты. Мне приходилось бывать в различных районах Украины. 12 мая я вылетел в Харьков. Это был мой последний полёт. Мы сбились с маршрута и очутились над территорией, занятой русскими. Советская зенитная артиллерия сбила наш транспортный самолёт «Юнкерс-52». Вместе с экипажем в машине находилось 15 человек. В занятых немецкими войсками районах Украины крестьяне саботируют все мероприятия немецких властей и засевают лишь небольшие участки земли для удовлетворения своих собственных нужд».
* * *
Немецкие изверги закопали в землю живым учителя Воробьёва из деревни Кривино, Ленинградской области.
* * *
В Берлине, Кельне, Ганновере, Франкфурте, Дрездене и других городах Германии гестапо арестовало группу судебных чиновников. Как сообщают, арестованным предъявлено обвинение в том, что они выносили мягкие приговоры людям, которые недовольны войной и гитлеровским режимом.
В течение 22 мая на Харьковском направлении наши войска закреплялись на занятых рубежах и вели наступательные бои.
На Изюм-Барвенковском направлении наши войска отбили атаки противника и нанесли ему большие потери. Только за 3 дня боёв на этом участке фронта уничтожено более 15 тысяч немецких солдат и офицеров.
В восточной части Керченского полуострова продолжались бои.
За 21 мая уничтожено 37 немецких самолётов. Наши потери — 19 самолётов.
* * *
За 21 мая частями нашей авиации на разных участках фронта уничтожено или повреждено 85 немецких танков и танкеток, более 200 автомашин с войскам и грузами, 4 автоцистерны, 50 подвод с боеприпасами, 3 полевых орудия, 6 миномётов, взорвано 4 склада с боеприпасами и 2 склада с горючим, разбит железнодорожный эшелон, рассеяно и частью уничтожено до 4 рот пехоты противника.
* * *
На Харьковском направлении немецко-фашистские войска несут большие потери в живой силе и технике. Только на одном участке уничтожено до 700 гитлеровцев, 6 орудий, 10 пулемётов, 11 автомашин с военным грузом и другое военное имущество. На другом участке наши бойцы, заняв населённый пункт, захватили 8 орудий, 17 пулемётов, 6 миномётов и склад с боеприпасами. На поле боя осталось 200 вражеских трупов.
* * *
Одна наша дивизия, действующая на Изюм-Барвенковском направлении, за один день боёв отразила одиннадцать атак противника и уничтожила свыше 3.000 немецких солдат и офицеров.
* * *
Наша часть, действующая на одном из участков Северо-Западного фронта, внезапным ударом выбила немцев из населённого пункта. Противник потерял убитыми свыше 200 солдат и офицеров. Захвачены 4 орудия, 5 миномётов, 20 автоматов, много винтовок и боеприпасов.
* * *
Танковый экипаж лейтенанта тов. Карпенко встретился с шестью вражескими танками. Смело приняв неравный бой, наши танкисты уничтожили 3 и подбили один немецкий танк.
* * *
Отряд ленинградских партизан под командованием товарища С. взорвал железнодорожное полотно и пустил под откос воинский эшелон противника. Разбито 28 вагонов с солдатами и 12 платформ с автомашинами и танками.
* * *
На одном из участков Ленинградского фронта сдался в плен солдат 2 роты норвежского легиона Виорн Баст. Пленный заявил: «Как только мне представился удобный случай, я без колебаний перешёл на сторону Красной Армии. Немцев я считаю злейшими врагами норвежского народа: они поработили мою родину. Норвежцы уважают тех, кто борется против немецких оккупантов:». Далее Виорн Баст сообщил, что за два месяца пребывания на фронте норвежский легион понёс большие потери. Из 800 солдат осталось не более 400—450 человек.
* * *
Ниже публикуются выдержки из письма, найденного у убитого немецкого унтер-офицера Альберта Доринга: «...За всю свою жизнь я никогда ещё не ждал с таким нетерпением весны и лета, как в этом году. Теперь, когда долгожданное время наступило, оказывается, мы остаёмся здесь. Ни о какой смене не может быть и речи. На нашем участке идут ожесточённые бои. Русские прорвали нашу оборону и захватили наши орудия. Многие простаки ещё недавно укладывали свои пожитки и собирались ехать на родину. Они говорили: «Наш главный пароль — смена, домой». Но им навязали другой пароль — смерть. За несколько дней наш полк уменьшился на 400 человек. Это целое кладбище».
* * *
Дезертирство из финской армии принимает всё большие размеры. Правительство и командование вынуждены принимать чрезвычайные меры для борьбы с дезертирами. На магистралях и просёлочных дорогах патрулируют шюцкоровцы. Особые отряды шюцкоровцев охотятся за дезертирами, устраивают облавы в городах, сёлах и на станциях железных дорог. Однако население сочувствует дезертирам и помогает им укрыться от преследования.
[22; 300-302]