Советские войска контрударом соединений 1-й Ударной армии, выдвинутых из района Загорска, сорвали дальнейшее наступление войск противника, которым удалось прорваться к каналу Москва - Волга и передовыми частями форсировать его у Яхромы. [3; 105]
Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о награждении орденами и медалями работников специальных строительств Народного Комиссариата внутренних дел СССР за образцовое выполнение поручения правительства по строительству оборонных объектов. [3; 105]
Немецкие войска оккупировали г. Яхрома Московской области. [1; 94]
Утром, по пути на работу, осколками разорвавшегося поблизости вражеского снаряда ранена Софья Самарьевна Казарновская, выдающийся микробиолог, профессор Института имени Пастера. Профессор И.И. Джанелидзе оперировал коллегу, когда перед зданием Института скорой помощи грохнуло четыре разрыва. Выбитые стекла засыпали операционную...
Снаряд, настигший С. С. Казарновскую на углу Садовой улицы и проспекта Майорова, был одним из 237, выпущенных в этот день по Ленинграду. Вражеские самолеты сбросили на город 53 фугаски. Во время артобстрела и бомбежки 276 ленинградцев было ранено, 67 погибло.
В Смольный прибыла телеграмма от командующего Западным фронтом генерала армии Г.К. Жукова: «Спасибо ленинградцам за помощь москвичам в борьбе с кровожадными гитлеровцами».
Это благодарность за боевую технику. В последнем квартале сорок первого года самолетами из Ленинграда в столицу было отправлено более 1000 пушек и минометов. [5; 96-97]
Есть у Константина Симонова стихотворение «Безыменное поле». И есть в этом стихотворении такие строки:
Ведь только в Можайском уезде
Слыхали названье села,
Которое позже Россия
Бородином назвала.
То же самое можно сказать о разъезде Дубосеково.
Кто знал о существовании его до войны? А теперь вот знает вся Россия, знает вся страна. И даже за пределами нашей страны широко известен подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, стоявших насмерть у разъезда Дубосеково, преграждая путь к Москве немецким танкам.
Первым написал об этом подвиге наш корреспондент Василий Коротеев. Его корреспонденция «Гвардейцы-панфиловцы в боях за Москву» напечатана в «Красной звезде» 27 ноября 1941 года. Приведу ее полностью — ныне это, можно сказать, исторический документ:
«Десять дней, не стихая, идут жестокие бои на Западном фронте. Особенно мужественно и умело сражаются с врагом наши гвардейцы. На могиле своего погибшего командира генерал-майора Панфилова бойцы гвардейской дивизии поклялись, что будут еще крепче бить врага. Они верны своему слову. За несколько последних дней боев они прославили дивизию новыми подвигами. Гвардейская дивизия имени генерала Панфилова уничтожила около 70 танков противника и свыше 4000 солдат и офицеров.
Гвардейцы умрут, но не отступят. Группу бойцов пятой роты N-го полка атаковала большая танковая колонна неприятеля. 54 танка шли на участок, обороняемый несколькими десятками гвардейцев. И бойцы не дрогнули.
— Нам приказано не отступать,— сказал им политрук Диев.
— Не отступим! — ответили бойцы.
Меткими выстрелами из противотанковых ружей они подбили 7 танков и остановили вражескую колонну. Разбившись на три группы, немецкие танки вновь пошли в атаку. Они окружили горсточку смельчаков с трех сторон. Танки подходили все ближе и ближе. Вот они у окопа — 47 танков против горсточки бойцов! Это был действительно неравный бой. Но не дрогнули гвардейцы. В танки полетели гранаты и бутылки с горючим. Загорелись еще три машины.
Более четырех часов сдерживала группа бойцов пятой роты 54 немецких танка. Кровью и жизнью своей гвардейцы удержали рубеж. Они погибли все до одного, но врага не пропустили. Подошел полк, и бой, начатый группой смельчаков, продолжался. Немцы ввели в бой полк пехоты. Гвардейцы стойко отбивались, защищая позиции Диева. В результате боя противник потерял 600 солдат и офицеров и 18 танков.
— Ни шагу назад! — повторяют гвардейцы слова боевого приказа и несгибаемо твердо стоят и удерживают рубежи обороны. В битвах за Москву растет доблесть панфиловской гвардейской дивизии».
Должен сказать, что в тот день, когда готовился номер газеты, датированный 27 ноября, глаз мой как-то не зацепился за эту заметку, помещенную на третьей странице под скромным заголовком. Только утром, когда газета уже вышла, перечитывая ее, я глубоко задумался, но и тогда еще не пришел ни к какому решению.
Днем поехал в ГлавПУР. Как обычно, просматривая там последние донесения политорганов, вычитал в одном из них такой эпизод:
«16 ноября у разъезда Дубосеково двадцать девять бойцов во главе с политруком Диевым отражали атаку танков противника, наступавших в два эшелона — двадцать и тридцать машин. Один боец струсил, поднял руки и был без команды расстрелян своими товарищами. Двадцать восемь бойцов погибли как герои, задержали на четыре часа танки противника, из которых подбили восемнадцать».
Сразу же вспомнилась корреспонденция Коротеева. Ясно было, что в политдонесении речь идет о том же бое панфиловцев с танками. Здесь меньше подробностей, но зато указан район боев. И еще вот эта суровая правда о двадцать девятом бойце, струсившем в беспощадном бою.
Уйти от этих двух сообщений, которые как бы скрестились и в моем уме и в сердце, я уже не мог. Когда вернулся в редакцию, у меня уже созрело вполне определенное решение. Вызвал Кривицкого, протянул ему выписку из политдонесения, спросил:
— Читали сегодня в газете репортаж Коротеева? Ведь это о том же?
— Все сходится,— подтвердил он и уставился на меня в ожидании, что последует дальше.
— Надо писать передовую,— сказал я.— Это пример и завещание всем живущим и продолжающим борьбу.
Обсудили, как быть с двадцать девятым. В те трудные дни рука не поднималась писать о трусах, предателях, их существовании. Вероятно, по этой причине и в корреспонденции Коротеева ни слова не было о двадцать девятом. Но на этот раз нам хотелось быть точными и объяснить все, что там происходило.
Я посмотрел на часы и предупредил:
— Имейте в виду — передовая в номер.
К полуночи она лежала у меня на столе. Над ней заголовок — «Завещание 28 павших героев». Пример панфиловцев был назван завещанием, то есть той святой волей умершего, какую принято исполнять безоговорочно.
Передовая вызвала многочисленные отклики. Одним из первых позвонил мне Михаил Иванович Калинин и сказал:
— Читал вашу передовую. Жаль людей — сердце болит. Правда войны тяжела, но без правды еще тяжелее... Хорошо написали о героях. Надо бы разузнать их имена. Постарайтесь. Нельзя, чтобы герои остались безымянными...
Затем мне сообщили, что передовую читал Сталин и тоже одобрительно отозвался о ней.
Надо было продолжать хорошо начатое и очень благородное дело. Мы командировали спецкора в панфиловскую дивизию. С помощью работников политотдела, комиссара полка, командиров подразделений ему удалось восстановить всю картину боя у разъезда Дубосеково. Мы опубликовали имена 28 гвардейцев. Была уточнена и фамилия политрука, названного Диевым и в репортаже Коротеева, и в политдонесении. Так, оказывается, прозвали бойцы своего политрука Василия Клочкова.
Гвардейцы! Братьев двадцать восемь!
И с ними вместе верный друг,
С гранатой руку он заносит —
Клочков Василий, политрук,
Он был в бою — в своей стихии...
Нам — старший брат, врагу — гроза.
«Он дие, дие, вечно дие»,—
Боец-украинец, сказал,
Что значит: вечно он в работе.
В том слове правда горяча,
Он Диевым не только в роте —
В полку стал зваться в добрый час.
Вскоре редакция получила для опубликования Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза большой группе воинов, отличившихся в боях за Москву. Читая этот Указ уже в полосе, я увидел там вперемежку с другими знакомые имена всех участников боя у разъезда Дубосеково. Подивился, почему они не выделены в особый Указ?
Позвонил Жукову. Он был удивлен не меньше меня. С кем после этого говорил Георгий Константинович — не знаю, быть может, с Калининым, а возможно, и со Сталиным, но через несколько часов мы получили новый вариант указов. Присвоение звания Героя Советского Союза двадцати восьми гвардейцам-панфиловцам было оформлено отдельным Указом.
Этот подвиг сам просился в стихи, в поэмы. Забегая вперед, укажу, что в марте сорок второго года из Ленинграда приехал Николай Тихонов. Мы попросили его написать такие стихи, хотя, говоря откровенно, было как-то неловко взваливать это дело на человека, вырвавшегося всего на несколько дней из неслыханно тяжелых условий ленинградской блокады. Николай Семенович горячо откликнулся на нашу просьбу. Вечером 21 марта он уже читал нам в редакции свою поэму «Слово о 28 гвардейцах»:
Нет, героев не сбить на колени,
Во весь рост они стали окрест,
Чтоб остался в сердцах поколений
Дубосекова темный разъезд...
Полосы очередного номера газеты к тому времени были сверстаны, но освободили для поэмы три колонки на третьей полосе, и на второй день это волнующее произведение дошло до участников Московской битвы, разлетелось по всей стране. Отголоски этого события долго жили в сердце поэта. Спустя три месяца Николай Семенович писал мне:
«Я еще раз горячо пережил все воспоминания о тех днях, когда я писал о 28-ми героях... Как Вы были правы, что ее надо писать в Москве и немедленно».
Итак, первым открыл для нашего народа подвиг 28 панфиловцев Василий Коротеев, хотя он по своей скромности никогда не называл себя первооткрывателем, считая, что эта заслуга не одного человека, а всего коллектива «Красной звезды». Персональные претенденты на «первооткрытие» подвига подвергались в нашем коллективе и осуждению и сарказму.
Подвиг панфиловцев вошел в историю Великой Отечественной войны и в историю Коммунистической партии Советского Союза.
Вернусь, однако, к ноябрьским событиям сорок первого года, к тому, как они отражены в «Красной звезде» за 28 ноября. В сводке Совинформбюро сказано: «...наши войска вели бои с противником на всех фронтах». В сообщениях наших корреспондентов об этих боях рассказано подробнее. Милецкий и Хирен пишут с Западного фронта: «Немцы по-прежнему стараются вырваться на ближайшие подступы к столице с севера и юга, не отказываясь, видимо, от замысла совершить глубокий обход Москвы... Наиболее ожесточенные бои происходили вчера на волоколамском и клинском направлениях. Они характерны более упорной обороной промежуточных рубежей, многочисленными контратаками, активными действиями наших автоматчиков и истребителей танков. Однако под напором превосходящих сил врага наши части после ожесточенных боев сдали ряд населенных пунктов...».
С Калининского фронта более обнадеживающий и, пожалуй, более конкретный репортаж Зотова: «Сегодня в 10.00 войска Калининского фронта перешли в наступление... Под прикрытием авиации и артиллерийского огня передовые подразделения Юшкевича вышли на противоположный берег реки Тьмы и завязали упорные бои внутри оборонительной полосы противника».
С тульского направления Трояновский телеграфирует: «В районе Тулы немцы предприняли несколько атак местного значения. Атаки отбиты...».
По-своему примечательна опубликованная в том же номере газеты относительно небольшая статейка «Мой фальшивый двойник».
Работал в «Красной звезде» военный журналист, в прошлом командир батареи, а до армии рабочий паренек из подмосковного депо Леонид Высокоостровский. Начал он войну батальонным комиссаром, закончил полковником. Среднего роста, с чуть впалыми щеками, по-девичьи стройный, был он, можно сказать, прирожденным спецкором, с острым пером, неуемной энергией.
За спиной у него был опыт финской войны. Он тогда работал с нами в газете «Героический поход», но там я с ним встречался не часто, реже, чем с кем-либо другим,— он почти безвыездно сидел в дивизиях и полках, посылая оттуда боевые корреспонденции. Поэтому в Отечественную войну ему не надо было начинать сначала. Как действовать спецкору в военных условиях, он знал уже по собственному опыту.
В первые дни войны Высокоостровский выехал на Северо-Западный фронт и сразу же в газету стал посылать свои репортажи, корреспонденции, статьи. Первая его корреспонденция, опубликованная в «Красной звезде» в июле сорок первого года, называлась «Стойкой пехоте танки не страшны». Она появилась очень кстати: в те дни не было более важной задачи на линии огня, чем бороться с «танкобоязнью» и уничтожать вражеские танки.
Запомнилась и другая его корреспонденция, опубликованная в то же время: «Совместные удары пехоты, авиации, артиллерии». Хотя речь шла о действиях в небольшом масштабе, приведших к освобождению лишь пяти населенных пунктов, автор справедливо увидел в маленькой победе зерно грядущих больших побед и к тому же полезный урок военного мастерства, проявленного в крайне неблагоприятных условиях.
Корреспонденции Высокоостровского первых месяцев войны примечательны не только своей точностью, насыщенностью фактами. Спецкор стремился извлекать из каждого боевого события поучительные выводы, информировать о случившемся так, чтобы это способствовало и укреплению духа, и повышению мастерства наших воинов. Разумеется, он был не одинок в этом стремлении, такова была линия всей «Красной звезды» в самые тяжелые периоды военных действий. Однако написанное Высокоостровским выделялось своим боевым накалом — будь то, к примеру, корреспонденция об управлении огнем в бою, очерк о ночных засадах, статья об участии саперов в наступлении, подготовленные на основе личных наблюдений.
Особенно тщательно разрабатывал Высокоостровский тему о снайперах. Они привлекали его своим стрелковым мастерством, которым он сам владел неплохо. О снайперском огне в обороне и наступлении. О маскировке, выборе цели, тактике их боевых действий, о прославленных снайперах фронта. Среди них у него было много друзей, он приходил, вернее приползал, на огневые позиции, своими глазами видел работу снайперов. И не упускал ни одной возможности, чтобы не сказать о них доброе слово.
В те же дни, когда горячее дыхание войны пронизывало, казалось бы, все кругом, наш спецкор находил время подготавливать и небольшие критические корреспонденции по вопросам внутриармейской жизни. Одна из них появилась под заголовком «Так ли надо присваивать звания фронтовикам?», другая называлась «Беспризорные курсы» и т. д. Продиктованные теми или иными интересами воинов, они к тому же напоминали всем без лишних слов о незыблемости законов и устоев нашей армейской службы, что, как нетрудно догадаться, имело тогда свой немалый резон.
Корреспонденции Высокоостровского были полны ненависти к фашистским извергам. Неизменно верный своей внешней сдержанности, даже некоторой суховатости тона, слога, автор искал выход своим чувствам не в опаляющих словах, а в фактах, документах, обнажающих омерзительную суть фашистов. Помню, какое множество писем получила «Красная звезда» с фронта и из тыла после опубликования его корреспонденции «Двуногие звери», о которой я уже рассказывал.
В октябре сорок первого года мы вызвали Высокоостровского в Москву с намерением перебросить его на одно из подмосковных направлений. Но как раз в это время из столицы стали вывозить детей. Нам тоже посоветовали отправить ребятишек работников редакции и типографии в глубь страны. Ребятишкам требовался надежный провожатый, а в редакции и без того мало людей. Подвернулся под руку Высокоостровский, и я сказал ему:
— Вы тоже отец, и вам, надеюсь, понятны чувства родителей, отправляющих куда-то в Сибирь малолетнего сынишку или дочку. Надо не только довезти их до места целыми и невредимыми, а и хорошо устроить там. Возлагается это на вас.
Мне было ясно, что даже временная командировка в тыл малоприятна для Высокоостровского, и потому я поспешил добавить:
— Это не столько мой приказ, сколько просьба коллектива «Красной звезды». Все у нас убеждены, что, если вы поедете с ребятами, за них можно не беспокоиться.
Уехал Высокоостровский с детским эшелоном на восток и вернулся из командировки лишь 27 ноября. А за неделю до того другой наш спецкор по Северо-Западному фронту — Викентий Дерман — рассказал мне такую историю:
— Был я третьего дня в политотделе армии. Меня обступили политотдельцы, спрашивают: «С вами ездил Высокоостровский, где он сейчас? Почему в газете публикуются только ваши статьи, а его нет? Кто он такой?» Я рассказал все, что знал о Высокоостровском. Объяснил, что он сейчас выполняет другое задание, и в свою очередь спросил, чем вызван их повышенный интерес к нему? В ответ мне вручили пачку листовок. Смотрю на подпись: «Бат. комиссар Л. Высокоостровский». Вот, полюбуйтесь теперь и вы...
Викентий Иванович положил на мой стол желтоватого цвета листовку. У нее клишированный заголовок: «Боевой листок — красноармейская газета». Дата: 12 ноября 1941 года. В тексте утверждается, что Красная Армия разбита, сопротивление бесполезно. И под конец — призыв сдаваться в плен... во имя спасения России.
— Вот таким чтивом с самолета ночью была засыпана вся местность,— объяснил мне Викентий Иванович.
Эта грязная листовка сочинялась, понятно, геббельсовскими подручными, но должна была она выглядеть как листовка, написанная кем-то из советских людей. Ход рассуждений гитлеровских пропагандистов нетрудно разгадать. Обычно каждые два-три дня в «Красной звезде» появлялись статьи и корреспонденции Высокоостровского с Северо-Западного фронта. Вдруг его имя исчезло с ее страниц. Что случилось? Убит он, ранен, уволен? Нет его — и все. «Надо этим воспользоваться»,— решили они.
Такие листовки были для нас не в новинку. Всякие ставились под ними подписи. Изредка — действительных предателей Родины, а чаще — вымышленные или взятые, как говорится, напрокат из документов убитых или пленных наших соотечественников. Однако подпись корреспондента «Красной звезды» была использована таким образом впервые и, к слову сказать, единственный раз за все время войны.
Я взял листовку и спрятал в ящик письменного стола до возвращения Высокоостровского. Он вернулся, как уже сказано выше, через неделю. Я внимательно выслушал подробный его рассказ о нашей детворе. А в конце беседы протянул ему эту самую листовку:
— Читайте...
Читая ее, он все время менялся в лице — то белел, то краснел. Под конец взглянул на меня прямо-таки растерянно.
— Прочитали? Теперь пишите...
Он не дал мне закончить фразу:
— Что же писать, чего объяснять? Вы сами знаете...
Ему подумалось, что я требую официального объяснения.
— Не объяснение, а странички две для газеты. Высечь надо этих брехунов. Пойдет в номер...
Высокоостровский всегда писал быстро, а в этот раз молниеносно набросал пару страничек текста с метким заголовком «Мой фальшивый двойник». Вот этот текст:
«Со мной приключилась история, которая бывает только в старых легендах или сказках. У меня неожиданно появился двойник. В середине ноября фашистский самолет разбросал над нашими частями Северо-Западного фронта идиотскую листовку... В заголовке написано: «Положение на фронте». А под ним наворочена куча глупейшей и смрадной лжи. Подписана эта чепуха: «Бат. комиссар Л. Высокоостровский» — моим именем, уворованным в «Красной звезде».
Совершенно ясно, что этот мой двойник не поспел за мной ни в каких отношениях.
Во-первых, с 10 октября по 25 ноября 1941 года я находился в Сибири, командированный туда редакцией «Красной звезды». Во-вторых, я, настоящий Л. В. Высокоостровский, 4 ноября получил звание старшего батальонного комиссара, а он, мой двойник, продолжает именовать себя «бат. комиссаром».
В листовке все фальшиво от начала и до конца. Все — грубая подделка. В заголовке изображен какой-то гитлеровец в каске, который должен сойти за красноармейца. Дует он в трубу, какой никогда не было в Красной Армии. Эта труба явно срисована фашистами с пионерского горна. И флажок на ней ребячий, пионерский. Текст — сплошной подлог, подделка под русский язык, безграмотный перевод с немецкого. Попадаются такие фразы: «Подвозы теперь вполне недостаточны», «Это стоит нас сотни тысяч убитых и раненых и все окружение целых армий»... Только геббельсовский дурак может подумать, что русские примут это фашистское изделие за подлинную красноармейскую газету. Маскировка сделана так неуклюже, что никого она не введет в заблуждение.
Фашисты грабят у советского народа все, что можно украсть. Они воруют белье и одежду, сапоги, женские блузки. Но это впервые, кажется, они украли имя советского журналиста. Зачем им понадобился мой фальшивый двойник? Ясно: от хорошей жизни этого не сделаешь. Сознание слабости и толкает их на глупые проделки...
В Берлине папаша Геббельс врет оптом. На фронте его детки врут по мелочам.
Пусть теперь будет известно, какова истинная цена немецким листовкам».
Таким было «объяснение» нашего корреспондента, и стояла под ним не фальшивая, а настоящая подпись: «Старший батальонный комиссар Л. Высокоостровский». [7; 281-287]
В течение ночи на 28 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах.
* * *
Наши лётчики, действующие на Южном фронте, за один день уничтожили 10 немецких танков, более 300 автомашин с пехотой и боеприпасами, 90 повозок с военными грузами, 9 полевых орудий и истребили свыше 1.000 солдат и офицеров противника. В воздушных боях сбито два немецких самолёта.
* * *
Бойцы одной зенитной части, действующей на Ленинградском фронте, за два дня сбили 4 немецких бомбардировщика. За этот же период зенитчики подразделения, где военкомом тов. Смирнов, расстреляли из орудий до 150 солдат неприятеля.
* * *
За последнюю пятидневку партизанские отряды, действующие в оккупированных районах Ленинградской области, провели ряд удачных боевых операций. Партизаны под командованием товарища К. смелым налётом уничтожили трёхорудийную батарею противника. За это же время в перестрелках с фашистами партизаны перебили 70 немецких солдат и офицеров. Группа партизан под командованием товарища П. разрушила в ряде мест телефонную и телеграфную связь, подорвала железнодорожное полотно и сожгла железнодорожную станцию. Партизанские отряды, действующие в Н-ском районе, уничтожили одно орудие противника и взорвали два моста. Партизаны разгромили карательный отряд фашистов, уничтожив при этом 69 немецких солдат и офицеров. В результате боя было захвачено два немецких пулемёта и два миномёта.
* * *
На Южном фронте нашим частям сдалась в плен группа венгерских солдат. Пленные на допросе заявили, что многие венгерские солдаты не хотят воевать за чуждые им интересы. Пленный солдат разведывательного батальона 1 венгерской моторизованной бригады Янош Ковач рассказал: «Я много думал о том, почему Венгрия воюет против России. Я пришёл к выводу, что Хорти гуртом продал нас Гитлеру. У венгерских солдат нет никакого желания воевать против русских за интересы Германии, но нас насильно гонят на фронт. Месяц тому назад один шофёр в нашем батальоне, не желая ехать дальше, испортил что-то в моторе, и машина остановилась. Начальство учинило расследование. Шофёр был уличён в умышленной порче машины и присуждён к смертной казни». Пленный солдат 1 батальона 1 венгерской моторизованной бригады Имре Балог на допросе показал: «Немцы всячески притесняют нас. Немецкий фельдфебель на фронте имеет больше власти, чем венгерский полковник. Для немца я, венгерский солдат Имре, всё равно, что комок грязи». В заключение Имре Балог сказал: «Наступившие холода сильно отразились на боеспособности венгерских солдат. С каждым днём растёт число заболевании, почти все солдаты простужены».
Вечернее сообщение 28 ноября
В течение 28 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах.
За 27 ноября уничтожено 39 немецких самолётов. Наши потери — 12 самолётов.
За 28 ноября под Москвой сбито 19 немецких самолётов.
* * *
За 27 ноября нашей авиацией, по неполным данным, уничтожено 176 немецких танков, до 1.150 автомашин с войсками, 40 орудий, более 430 повозок со снарядами, 10 автоцистерн с горючим, взорван склад с боеприпасами и истреблено до двух полков вражеской пехоты.
* * *
Подразделения части тов. Зашибалова, действующей на одном из участков Западного фронта, в ожесточённом бою с противником истребили 850 немецких солдат и офицеров, уничтожили 19 автомашин с боеприпасами и захватили 19 пулемётов, 2 миномёта, 50 ящиков со снарядами и много других трофеев.
* * *
Наша часть, действующая на одном из участков Северо-Западного фронта, за 10 дней боёв уничтожила 353 немецких автомашины, 32 танка, 11 автоцистерн с горючим, 10 орудий и истребила более 5.000 солдат и офицеров противника. Захвачены трофеи — 7 бронемашин, 37 автомашин, 27 миномётов, 12 станковых пулемётов и много другого вооружения.
* * *
За несколько дней боёв санитарный инструктор тов. Кириенко вынес с поля боя 60 раненых бойцов с их оружием.
* * *
Партизанский отряд тов. Я., действующий в тылу у врага на Волоколамском направлении фронта, в течение пяти дней отбил у немцев шесть обозов с продовольствием. Захваченные в плен нашими частями немецкие солдаты 69 механизированного полка Отто Кринвальд, Рудольф Мерклер и Ганс Файле сообщили, что нападения партизан на обозы значительно ухудшают и без того скудное снабжение немецких солдат. Командиры фашистских частей вынуждены выделять целые подразделения для сопровождения кухонь и обозов. Удачно действовали бойцы партизанского отряда тов. А. Недалеко от леса остановились для ремонта два немецких танка. В сумерках партизаны подкрались к танкистам, перестреляли их и несколькими гранатами, брошенными внутрь танков, разрушили машины. Уходя, партизаны минировали участок дороги. Ночью группа немецких солдат попала на мины и взорвалась. Этот же отряд обстрелял из засады автоколонну с немецкой пехотой. Фашисты понесли большие потери.
* * *
Повальные грабежи и массовые убийства мирных жителей оккупированных районов Советской Украины не прекращаются ни на один день. В местечке Малине, Житомирской области, немецко-фашистские мерзавцы арестовали 129 жителей. Среди них — свыше 30 женщин с детьми. Продержав арестованных несколько дней под открытым небом во дворе мебельной фабрики, фашистские бандиты затем из пулемётов и автоматов расстреляли всех взрослых, а детей бросили на трупы и закопали живьём. В деревне Дымарка, Розважевского района, немцы арестовали двух бригадиров колхоза за то, что они отказались сообщить фашистским властям, у кого есть хлеб и тёплые вещи. Через два дня обезображенные трупы бригадиров были найдены на окраине села.
Несколько дней назад неожиданным налётом немецких войск был занят Ростов-на-Дону. 28 ноября части Ростовского фронта наших войск под командованием генерала Ремизова, переправившись через Дон, ворвались на южную окраину Ростова и вели бой на улицах города с немецкими войсками. Ночью с 28 на 29 ноября части Южного фронта советских войск под командованием генерала Харитонова, прорвав укрепления немецких войск и грозя им окружением, ворвались с северо-востока в Ростов и заняли его. В боях за освобождение Ростова от немецко-фашистских захватчиков полностью разгромлена группа генерала Клейста в составе 14 и 16 танковых дивизий, 60 мотодивизий и дивизий СС «Викинг». Немецкие войска в беспорядке отступают в сторону Таганрога. Советские войска преследуют противника. Противник оставил на поле боя свыше 5-ти тысяч убитыми. Захвачены большие трофеи, которые подсчитываются.
СОВИНФОРМБЮРО.
[21; 378-380]