Михаил Букчин. "Нас было четверо"
Михаил Букчин
Михаил Осипович Букчин родился в 1915 году в г. Калинковичи Белорусской ССР. Поступил в фабзавуч Ленинградского металлического завода в 1931 году, который закончил в 1936 году.
К началу войны закончил Военно-механический институт.
С начала войны был командиром двухорудийной артиллерийской башенной установки.
Закончил войну командиром тяжелой морской артиллерийской батареи в звании капитана.
Участвовал в боевых действиях Балтийского флота па фортах крепости Кронштадт. Награжден двумя орденами Отечественной войны, орденом Красной Звезды и тринадцатью медалями.
После войны вернулся на Ленинградский металлический завод, где работал в качестве начальника трех пролетов цеха и ведущим конструктором.
Нас было четверо
Память — это любовь к тем, кто уже никогда не вернется к нам. Нас, участников войны, становится все меньше и меньше. Наш долг рассказывать ту историю, которую мы сами творили. Особенно хочется вспомнить о тех, кто уже сам о себе рассказать ничего не сможет.
Городок, в котором родились и проживали многие мои предки, — обычный, похожий на другие местечки (штетлах) черты оседлости, описанные Шолом Алейхемом. Юго-западная окраина Белоруссии — Полесье, ныне г. Калинковичи. Подавляющее большинство его населения были евреи: сапожники, портные, плотники, столяры, мелкие торговцы и ремесленники. В 14 лет, по окончании 6-ти классов трудовой школы, я вышел в большую жизнь, поступив работать на строительство. Проработав два года, в 1931 году уехал в Ленинград. Жил и ночевал где попало, в основном на вокзалах. В те годы многие молодые люди из бывших местечек устремлялись в города учиться и работать. По направлению «ОЗЕТ» (Общество землеустройства евреев трудящихся) поступил в фабзавуч Ленинградского металлического завода, с тех пор вся моя жизнь связана с этим замечательным заводом. К июню 1941 года, без отрыва от производства, получил среднее и высшее образование — закончил Военно-механический институт.
Война перевернула всю нашу жизнь. Все мои родственники, способные держать оружие, а их было десять человек, ушли на фронт. Пять человек из них погибли на фронтах. Две бабушки и дедушка были расстреляны немцами в сентябре 1941 года и покоятся в братской могиле в г. Калинковичи. В этой могиле в большом сосновом лесу покоятся 720 человек евреев — детей, женщин и стариков. На куске жести надпись: «Здесь покоятся советские граждане, расстрелянные немецкими фашистами в сентябре 1941 года». Такими могилами покрыты почти все близлежащие городки Белоруссии, и только недавно на некоторых из них взамен «советских граждан» появилось слово, запрещенное ранее — «евреи».
Наверно, чудно звучит, но попасть на фронт для меня и моих товарищей было делом очень непростым. К началу войны мы уже десять лет работали на Ленинградском металлическом заводе, имея бронь. Мы долго уговаривали секретаря парткома завода, и тот помог нам в августе 1941-го пойти воевать. Нас было четверо — был такой бытовой коллектив «молодой сталинец» в общежитии в Удельной. Вместе заканчивали ФЗУ, рабфак и Военно-механический институт.
Судьбы военные троих из нас сложились похоже. Четвертый, Гриша Хайкин, был непригодным к военной службе — белобилетник, ходил в ортопедической обуви. До сих пор не понимаю, как ему удалось скрыть свой недуг от медицинской комиссии. По окончании курсов он попал на артиллерийскую батарею, располагавшуюся на Ленинградской пристани Кронштадта, командиром огневого взвода. Под его ведением было четыре 130-мм артиллерийских орудия. Горячее это было место, прямо против Петергофа, занятого врагом. Под огнем противника его батарея наносила мощные удары по живой силе и технике врага. Воевал Гриша геройски, за что был отмечен орденом Красной Звезды, медалью «За отвагу» и другими медалями. Его недуг был раскрыт только тогда, когда оказалось, что он не может становиться на лыжи. А было это так.
Командир дивизиона подполковник Крючков приказал ему возглавить группу матросов-лыжников и направиться в тыл к немцам в Петергоф. Гриша сказал, что он на лыжах не может стоять. Последовал удар кулаком по столу с криком: «Я сам одессит» и т. д., и т. п. Грише ничего не осталось, как тут же в штабе снять штаны и показать правую ногу — с недоразвитой, сильно деформированной ступней. «Как ты сюда попал?» — окрик Крючкова. Но на батарее он его оставил, поскольку обязанности командира огневого взвода Гриша выполнял успешно, проявляя решительность, смелость и инициативу. Его огневая позиция столь часто подвергалась обстрелам и бомбежкам, что рельсы, по которым подвозились снаряды к орудиям, были покорежены в клубок. Лишь к концу войны Гриша был переведен на артиллерийский ремонтный завод.
Семен Гуревич участвовал в ВОВ в строевых офицерских должностях: командира башни тяжелой батареи и командира тяжелых башенных батарей береговой артиллерии на морских фортах Кронштадтской крепости. Управляя артиллерийским огнем по противнику, действовал умело, проявляя смелость, стойкость и инициативу. С корректировочных постов, расположенных на переднем крае в районе Петергофа, он управлял огнем батарей БА по противнику. В 1943 году, будучи помощником командира 611-й батареи, в районе Лисьего Носа огнем батареи прикрывал переход кораблей Ленинград — Кронштадт и вел борьбу с немецкими батареями противника, расположенными в районе Петергоф-Стрельна. Участвуя в операции по снятию блокады Ленинграда, его батарея провела множество напряженных боев с противником.
В июне 1944-го в должности командира башенной батареи форта «Первомайский» он подавлял огнем тяжелые батареи противника и уничтожал его живую силу и технику.
В 1959-м успешно защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата военно-морских наук. Ему принадлежат более 40 научно-педагогических трудов. Он является одним из авторов фундаментального трехтомного учебника по теории стрельбы береговой артиллерии.
В 1968 году вышел в отставку в звании полковника. Награжден орденами Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды и медалями.
Что касается меня, то с ноября 1941 года я воевал на форту «Первомайский», бывший «Тотлебен», командиром двухорудийной 203-мм башни, затем командиром взвода управления и помощником командира башенной батареи. Форт, расположенный вблизи переднего края противника, играл важную роль в обороне Кронштадта и Ленинграда. В период ледостава — а зимы были жестокие — было возможно проникновение пехотных частей и танков противника. В зимнее время мне доводилось быть командиром опорного пункта обороны на льду, где были установлены на санях противотанковые 45-мм орудия. Финская разведка, проникая на лед залива, встречала достойный отпор. В июне 1944 года началось освобождение Карельского перешейка — массированное наступление на северный берег Финского залива. В это время я был направлен командиром разведывательного артиллерийского корректировочного поста в наступающих частях пехоты, откуда я вызывал и корректировал огонь батарей дивизиона по противнику. Наблюдательный пост мы развернули на колокольне православного собора только что отбитого города Териоки.
Войска шли вперед, и вместе с ними продвигался наш пост артиллерийской разведки, под огнем противника, вызывая и корректируя огонь мощной морской артиллерии — батарей дивизиона.
Артиллерия кораблей и береговой обороны Балтийского флота по мощности и дальнобойности превосходила нашу армейскую артиллерию, а также артиллерию противника. Она сыграла исключительно важную роль в обороне Ленинграда.
При наступлении противника она создавала огневой щит, а при отступлении противника являлась карающим мечом.
Не могу не рассказать о двух эпизодах, врезавшихся в память, связанных с блокадой Ленинграда.
В конце октября 1941 года я находился на наблюдательном артиллерийском пункте на правом берегу Невы и наблюдал минометный обстрел немцами нашей территории. Мины рвались на обширном картофельном поле. Верхний слой земли был в разных местах покрыт первым снегом. В стереотрубу я видел, как в различных местах взлетали комья земли, схваченные легким морозцем, и вдруг я заметил на поле мальчика лет десяти с полотняной сумкой через плечо, который между очередными разрывами мин бросался в воронки и собирал выброшенную взрывом картошку. Потом ложился и ждал следующего взрыва. По окончании минного налета мальчик исчез. Я его больше не видел.
Другой эпизод относится к январю 1942 года. Семья моя находилась в кольце осажденного города. В январе 1942 года жена родила мне сына. Узнав об этом, замполит капитан Самоха Николай Ефимович без моего ведома добился разрешения командования дать мне увольнение на 3 дня для встречи с семьей. К тому же он вручил мне свой месячный офицерский паек. В то время это было неслыханное богатство. Я был озадачен, ведь он сам недоедал. На мой отказ: «Я не могу взять, ты ведь сам нуждаешься», он ответил: «Бери. Приказываю. Это не тебе, это в пользу рабочего класса». Забыть этот благородный поступок невозможно.
После освобождения Прибалтики я был назначен командиром батареи на Моонзундском архипелаге. На острове Атрука в Рижском заливе мы установили тяжелые морские орудия и сформировали артиллерийскую батарею. Там я и встретил Победу. Закончил войну в звании капитана. Награжден двумя орденами Отечественной войны II степени, орденом Красной Звезды и медалями.
Четвертый наш друг, Миневич Залман Наумович, с первых дней ВОВ воевал в Народном ополчении. Он храбро сражался, был отмечен многими наградами. В 1944 году он погиб геройской смертью в бою под Волховом.
К сожалению, сведения о нем у меня очень скупые. Через военкомат мне удалось найти его могилу — он был перезахоронен в мемориал под Волховом.
Так, плечом к плечу с воинами других национальностей, воевали, защищая свое Отечество, четверо парней еврейского происхождения. [11; 104-107]
