Комиссар Славин
Швецов В.
Двадцать лет отделяет нас от громового салюта Победы. Срок вполне достаточный, чтобы возвести на пепелищах дворцы и залечить боевые раны, чтобы состариться вдовам и возмужать сиротам. Но двадцать лет слишком мало, чтобы забыть.
О войне было сказано много, В романах и фильмах, драмах и операх, учебниках и мемуарах. О многом было недосказано. По недосугу и по другим причинам. Но память свято хранит величие и трагизм событий грозовых и победных лет. И страницы газет и журналов двадцатой мирной весны продолжают дописывать летопись народного Подвига. Бойцы вспоминают минувшие дни. Еще раз воздается честь героям известным и признанным, воскресают безвестно пропавшие и незаслуженно забытые.
Сегодня мы предлагаем ровесникам Победы вспомнить о тех, кому каждый из нас завидует и подражает, кем восхищается и гордится. Вспомним, друзья, о бессмертном подвиге молодогвардейцев. Вспомним в стотысячный раз, чтобы отдать дань любви и признания одному из отважных, которому волей злого навета не пришлось разделить громкой славы боевых друзей. Вспомним о юном комиссаре Славине.
Вполне возможно, что это имя незнакомо тебе, читатель. Но ты, вероятно, помнишь по роману Фадеева, что молодогвардейцам, вступавшим в комсомол, вручались временные удостоверения? Крошечные книжечки, изготовленные в подпольной типографии предприимчивым Толей Орловым. Да, ту самую книжечку, которую вручал Кошевой Радику Юркину. В графе «Организация, выдавшая билет» там значилось: «Молодая гвардия». А ниже стояла подпись: «Комиссар Славин». Это была подпольная кличка Виктора Третьякевича - организатора «Молодой гвардии».
Наш рассказ вовсе не для того, чтобы поставить под сомнение достоверность событий и фактов романа А. Фадеева, где руководителем молодежного краснодонского подполья показан Олег Кошевой, а Виктор Третьякевич даже не назван в числе героев. По этому поводу автор в свое время высказывался вполне определенно и основательно: «Я писал не подлинную историю молодогвардейцев, а роман, который не только допускает, а даже предполагает художественный вымысел. Поэтому... вы... не должны требовать от меня абсолютной точности». И еще: «...мой роман построен на фактах... и все-таки в них много художественного вымысла. У меня имеются, например, вымышленные герои».
Фадеев знал, какую роль сыграл Виктор в создании краснодонского комсомольского подполья. Но он знал и другое. Бывший следователь полиции Краснодона Кулешов, первым из палачей молодогвардейцев попавший в руки правосудия, на следствии показал, что главным виновником провала подпольной организации был… Виктор Третьякевич. Ни Фадеев, ни чекисты не знали тогда подоплеки этой гнусности.
...Когда молодые патриоты Краснодона были уже казнены, когда к городу подступали советские войска и полицаи во главе с пьяницей и садистом Соликовским трусливо бежали на запад, глубокой ночью в отдельной комнате городского ресторана шел торопливый деловой разговор. Беседовали двое в штатском.
- Завтра, господин Кулешов, мы уходим из Краснодона. Армия фюрера временно отступает, чтобы выровнить линию фронта. Тебя мы оставляем в городе для особых целей.
Немец вплотную подошел к Кулешову и зло зашипел:
- Когда большевики разнюхают о деле с этими сопливыми упрямцами, сделай все, чтобы они не узнали правды. Они, конечно, раздуют кадило вокруг этих мальчишек из «Молодой гвардии», будут трубить о героизме и стойкости русского духа. Наше дело - испортить им эту лавочку. Когда потянут тебя в свидетели, скажешь: все они под пытками признались и выдали друг друга. Запомни: первым признался комиссар Третьякевич.
Немец еще раз пристально поглядел Кулешову в глаза:
- Надеюсь, понял?
Кулешов покорно опустил голову.
Позднее Кулешов признался на следствии во всех своих злодеяниях. Но он твердо помнил напутствие работника фашистской контрразведки Эриха Шредера и заявил, что в его присутствии Виктор Третьякевич не выдержал пыток и выдал своих товарищей.
И хотя настоящий предатель - жалкий трус Геннадий Почепцов - был изобличен и арестован той же весной 1943 года и через несколько месяцев расстрелян вместе с Кулешовым, на Виктора Третьякевича пало подозрение. Установить истину было трудно в то суровое время, когда даже показания врага служили тяжким приговором.
Вот почему Фадеев даже не упомянул в своем романе имя комиссара Славина. Более того, в романе создан образ предателя Евгения Стаховича. Несмотря на то, что автор книги не раз утверждал, что образ предателя от начала до конца вымышлен, родные Виктора и оставшиеся в живых молодогвардейцы находили в Стаховиче некоторые черты сходства с Третьякевичем.
В жизни же такого сходства не было и не могло быть.
Клятва
Декабрьским утром 1941 года на перроне станции Куйбышев с поезда сошел долговязый худощавый паренек в солдатской ушанке, в старых стоптанных сапогах, с тощим рюкзаком за плечами. Долго и горячо говорил с кем-то через окно вагона. Состав тронулся. Парень побежал рядом с вагоном, махал шапкой и кричал:
- Счастливо загорать под самаркандским солнцем. Передавай привет нашим и пиши. Слышишь, пиши-и-и…
Ташкентский поезд ушел. Паренек дождался, пока скрылся за поворотом последний вагон, и исчез в толпе пассажиров. Потом его видели у столба, на котором висел черный рупор громкоговорителя. Парень внимательно слушал сводки Совинформбюро и делал какие-то пометки в истрепанной записной книжке. Чаще всего он подсаживался к военным и вступал в скупые солдатские разговоры.
На другой день он высидел длинную очередь у начальника станции и надолго скрылся за дверью. Из кабинета он выбежал с какой-то бумагой в руках и бросился к военному эшелону. К вечеру эшелон ушел на восток. В одном из вагонов на верхней полке крепко спал Виктор Третьякевич. Так по воле случая Куйбышевский вокзал стал поворотным пунктом в судьбе комиссара «Молодой гвардии».
...На фронт Виктор рвался с первого дня войны. Вместе с Сережкой Тюлениным и другими друзьями-одноклассниками не один раз ходил в военкомат. Но ответ всегда был один и тот же; «Идите, ребята, доучиваться. Когда надо будет - позовем».
Время шло, но их не звали. Фашисты подкатывались к Донбассу. Сданы Мариуполь, Полтава, Павлоград... 10 октября бомбили Ворошиловград. Началась эвакуация населения и предприятий. В ноябре Виктор поехал в Ворошиловград к брату, работавшему там секретарем Октябрьского райкома партии. Михаил Иосифович встретил брата приветливо - не виделись они полгода. Расцеловались.
- Ух, ты, как вырос, братец! - радовался старший. - Настоящий солдат.
- А ты что думал - семнадцать стукнуло, - серьезно ответил Виктор, - И не шуткуй, пожалуйста. В последний раз прошу тебя, Миша, помоги на фронт попасть.
- Опять?
- Ну что тебе стоит? - горячился Виктор. - Позвони в горвоенкомат...
- О фронте разговор окончен. Подрасти надо, - сурово отрезал брат. - Поедешь в тыл. Поработаешь годик-другой на заводе, а потом призовут и в армию. Завтра отправляю с последним эшелоном свою семью. Езжай с ними.
Виктор промолчал. Брат ушел на работу. Через час в его кабинете раздался телефонный звонок. Звонил горвоенком Щедрин:
- Михаил Иосифович, тут у меня парень один сидит. Говорит, что твой брат, и просится на фронт. Утверждает, что ты не возражаешь. А я смотрю - не молод ли?
К вечеру Виктор явился домой. Хмуро поглядел на брата и проворчал:
- Плетью обуха не перешибешь. Я вижу, у тебя тут кругом связи.
На следующий день брат облегченно вздохнул: Виктор уехал вместе с семьями шахтеров в Самарканд. В поезде Виктор услышал: фашисты разгромлены под Москвой. Несмотря на просьбы и слезы родственников, в Куйбышеве он сошел с поезда, чтобы вернуться в родной Донбасс, где также было приостановлено наступление немцев.
На этот раз встреча с братом была не из радостных. Но Виктор решил пока не досаждать ему просьбами о фронте и согласился пойти в школу, чтобы закончить десятый класс.
Летом 1942 года началось новое наступление немцев. Фашисты заняли Купянск, Валуйки, нависла угроза оккупации над Ворошиловградской областью. Брат Виктора был занят подготовкой подполья. Секретаря горкома И.М. Яковенко утвердили секретарем подпольного обкома партии и командиром партизанского отряда, М.И. Третьякевича - комиссаром отряда. Каждый день приходил он домой поздно, усталый и молчаливый. Однажды Виктор все-таки решился зайти к нему и продолжить разговор о своей судьбе.
- Миша, я знаю - ты остаешься в городе.
Брат молча кивнул.
- Я тоже останусь с тобой.
- Рано.
- Но теперь-то мне восемнадцать!
- Ну что ж, иди в военкомат. Там набирают команду допризывников в военное училище. Могу позвонить...
- Училище это тыл, а в тыл я не поеду. Возьми меня в партизанский отряд.
Брат вспылил. Виктор не отступал: просил, умолял и даже плакал. И Михаил Иосифович сдался:
- У нас, в конце концов, есть командир отряда, и решать ему, кого брать и кого не брать. Иди к Ивану Михайловичу сам, но я за тебя просить не буду.
Наконец, Виктора приняли в отряд и зачислили в группу разведки. Разведчики выполняли самые различные задания: ходили в окрестные села за продуктами, следили за продвижением войск противника, устанавливали связь с соседними партизанскими отрядами, нападали на обозы и небольшие отряды фашистов, нарушали линии связи.
Лес, где базировался партизанский отряд, был небольшой и редкий. Партизан скоро заметили, и немцы стали стягивать к лесу карателей. Отряду пришел приказ перейти в Митякинские леса. Разбившись на группы, в ночь на 10 августа 1942 года партизаны покинули старую базу. Виктор попал в группу командира отряда. Брат ушел с другой группой. Встретиться им же больше не пришлось никогда.
Группа Яковенко в темноте наткнулась на немцев. У хутора Пшеничного завязался неравный бой. Партизан окружили со всех сторон. Рядом с Виктором, стрелявшим из автомата на густые вспышки немецких выстрелов, грузно прилег командир отряда Иван Михайлович Яковенко.
- Слушай, Виктор, - заговорил он в перерывах между автоматными очередями. - Немедленно выбирайся отсюда... Это приказ... Пойдешь в город - адрес ты знаешь... Передашь срочный пакет...
Командир сунул в руки Виктору бумажный сверток. Виктор в последний раз нажал на спуск и держал, пока не кончился диск. Отбросив в сторону автомат, он метнулся в ночь.
На рассвете Виктор пришел в Ворошиловград. Адрес он в самом деле знал: как члену подпольного обкома комсомола ему было известно несколько явок. Виктор пришел на одну из них и вынул из сапога спрятанный ночью пакет. В руках оказался свернутый в несколько раз старый номер газеты «Правда». Виктор понял все и затрясся в немом рыдании. Никакого пакета не было. Командир понял, что из окружения отряду не выбраться, и решил спасти жизнь самому молодому бойцу. Позднее Виктор узнал: отряд был уничтожен весь, погиб и секретарь подпольного обкома И.М. Яковенко.
Через месяц, теплым сентябрьским вечером, в Краснодоне встретились два закадычных школьных друга: бывший старший пионервожатый Ваня Земнухов и бывший секретарь комсомольской организации школы Виктор Третьякевич. Встретились друзья не случайно. Виктор приехал в Краснодон по заданию подпольного обкома комсомола поднять городскую молодежь на организованное сопротивление фашизму.
А через два месяца юные подпольщики принимали партизанскую клятву. «Помню, - пишет Радик Юркин, - в шесть часов вечера мы собрались на квартире у Виктора. Нас было 12 человек. Олег вызывал по одному человеку и торжественно зачитывал:
«...Я клянусь мстить беспощадно за сожженные, разоренные города и села, за кровь наших людей, за мученическую смерть тридцати шахтеров-героев. И если для этой мести потребуется моя жизнь, я отдам ее не колеблясь ни минуты...
Кровь за кровь! Смерть за смерть!».
Подвиг
В конце сентября 1942 года состоялось первое собрание, на котором Сережка Тюленин предложил для подпольной организации гордое название «Молодая гвардия», и где был избран ее боевой штаб и вожаки: комиссаром - Виктор Третьякевич, начальником штаба - Иван Земнухов, командиром разведки - Олег Кошевой. А вечером первого января 1943 года штаб «Молодой гвардии» заседал в последний раз. Олег Кошевой объявил об аресте Евгения Мошкова, Ивана Земнухова и Виктора Третьякевича (в романе - Евгения Стаховича). Было принято последнее решение: всем членам организации разобрать припрятанное оружие и скрыться у знакомых по окрестным хуторам.
Но скрыться удалось не многим. Смертельно перепуганный случайным арестом тройки молодогвардейцев, Геннадий Почепцов, спасая шкуру, добровольно принес в полицию список почти всех членов «Молодой гвардии».
Если судить о «Молодой гвардии» как о боевой единице миллионной армии народных мстителей, то ее материальные трофеи могут показаться малоосязаемыми. Несколько диверсий на шахтах, сожженные биржа труда и скирды хлеба, отбитый у гитлеровцев гурт скота, уничтоженная вражеская автоколонна, десяток пристреленных и повешенных полицаев - вот итог боевых действий юных патриотов.
Но не только автомат и граната были оружием молодогвардейцев. Алые флаги на башнях Краснодона, поднятые отважными комсомольцами в ночь под двадцать пятую годовщину Советской власти, вызвали в стане оккупантов такой переполох, какой не мог вызвать любой партизанский налет. Каждая листовка, написанная детским угловатым почерком, была грозней динамита. Она несла людям свет правды, вселяла в их сердца луч надежды и веры.
Это была война идей, которую враг проигрывал тем явственней, чем дальше продвигался в глубь страны. Фашисты чувствовали это поражение и сатанели в своем бессилии. Для борьбы с горсткой отважных патриотов не жалелись силы и средства. На помощь фашистскому прихвостню Соликовскому с его полупьяной сворой полицаев пришел отборный отряд карателей из жандармерии во главе с профессиональным палачом и садистом гауптвахтмейстером Зонсом. За «дерзкими мальчишками» охотились «крупный знаток России» военный комендант Краснодона майор СС Гендель и его грозный шеф полковник Ренатус. Чтобы сломить мужество уже арестованных патриотов, в Краснодон прибыл специальный отряд гестапо с полным набором «средств активного дознания».
Величие подвига молодогвардейцев открылось миру во всей полноте, когда по документам и показаниям свидетелей была восстановлена жуткая картина пыток в застенках гестапо. Лицом к лицу встали две силы: звериная злоба и святая ненависть. Обессиленные физически, комсомольцы крепли духом от допроса к допросу, спокойным презрением вызывали бешенство и страх у своих истязателей.
Известный французский писатель-моралист Ларошфуко в свое время изрек: «Высшая доблесть состоит в том, чтобы совершить в одиночестве то, на что люди обычно отваживаются лишь в присутствии многих свидетелей».
Молодогвардейцев истязали поодиночке, пытались провоцировать, заявляя одному, что его выдал другой. Но герои держались стойко.
Олег Кошевой на первых же допросах отказался отвечать на вопросы и не проронил ни слова, когда ему выкалывали глаза и выжигали на теле номер его комсомольского билета. Сережка Тюленин усмехался в лицо палачам. Эта страшная усмешка не сошла с его губ, когда в пальцы вонзались «цыганские» иглы, когда раскаленный шомпол пронзал ладонь и рану на плече. От Ули Громовой фашисты услышали только единственную фразу; «Я не буду отвечать на ваши вопросы, потому что не признаю за вами право судить меня!».
Откуда у этих девчат и мальчишек брались силы для титанического единоборства? Ведь многим из них в ту пору не было и семнадцати. Возраст, который обычно называют переходным...
В записной книжке Ули Громовой, заполненной афоризмами классиков, есть любопытные слова Н.Г. Помяловского: «В жизни человека бывает период времени, от которого зависит моральная судьба его, когда совершается перелом в его нравственном развитии. Говорят, этот период наступает только в юности; это неправда; для многих он наступает в розовом детстве».
Знакомство с воспоминаниями родных и близких о детских годах молодогвардейцев еще раз подтверждает мудрую истину писателя: нравственное развитие человека не определяется толчками и переломами буйной юности, а начинается с самого раннего детства. Убедительный пример тому - биография подвига комиссара Славина.
«Виктора я хорошо помню еще с младших классов, - вспоминает К.А. Щербакова, преподавательница русского языка и литературы школы, где училось большинство молодогвардейцев. - Он никогда не стремился выделиться из среды товарищей, но по трудолюбию и способностям всегда был лучшим в классе. Дисциплинированный и общительный, он пользовался расположением ребят и учителей. Сколько помню, Виктор постоянно был загружен общественной работой. В старших классах он был бессменным руководителем, музыкального кружка и редактором стенной газеты. Два последних года возглавлял комсомольскую организацию школы. Как-то мне пришлось быть на комсомольском собрании всех школ Краснодона. Выступал там и наш Виктор. Я с нескрываемой гордостью слушала высокие умные слова своего воспитанника, призывавшего ребят учиться по Ленину».
«Для своих шестнадцати лет Виктор был удивительно серьезным юношей, - пишет в своих воспоминаниях преподавательница украинского языка А.А. Тушкевич. - Он ни одного дня не пропускал, чтобы не прочитать газету. Выдерживал споры со взрослыми даже на такие темы, как атеистические и семейно-бытовые. Знания он черпал в книгах, которые читал запоем. В шестом классе Виктор познакомился с подвигом Павки Корчагина и, помню, не давал всем нам покоя своим восторгом и расспросами о жизни Николая Островского. Девятиклассником он начал читать произведения Маркса и Ленина».
Так шли Виктор Третьякевич и его товарищи к бессмертному подвигу. Грозная буря налетела на орлиное гнездо внезапно, но орлята вылетели в грозу, гордо расправив сильные крылья.
Я так решил и это я исполню!
Всю жизнь отдам за Родину свою,
За наш народ, за нашу дорогую,
Прекрасную советскую страну!
Эти неумелые, но страстные и искренние поэтические строчки принадлежат Олегу Кошевому, которые он написал в первые дни оккупации Краснодона.
А вот отрывок из такой же мужественной и пылкой прозы: «Вы рассчитываете на то, что ваши средневековые орудия пыток произведут устрашающее действие? Напрасно! Мне не надо минуты на раздумывание. Я скажу вам все. Да, это мы убивали фашистов, уничтожали вашу технику. Мы старались делать все, чтобы прогнать вас с нашей земли. Как патриоты своей Родины, мы боролись за ее честь и свободу. За Родину я готов умереть». Эти слова бросил в лицо палачам Виктор Третьякевич во время зверских пыток.
На долю комиссара Славина выпали самые жестокие муки. Почепцов записал его в своем черном списке первый и на допросе выдал, что Виктор был комиссаром «Молодой гвардии». Комиссара пытали с особым пристрастием. Допрашивал его обычно сам начальник жандармерии Зонс, а рядом с плетью наготове всегда стоял его верный пес Соликовский. Свидетелем этих допросов был ближайший помощник шефа полиции Подтынный. И он, попав в руки правосудия, не скрыл на следствии, как мужественно переносил пытки комиссар.
Но Виктор вынес все муки. Не потерял он самообладания и перед смертью. Казнили его в первой группе вместе со старшими товарищами по подполью Лютиковым и Бараковым и друзьями по боевому отряду Улей Громовой, Володей Осьмухиным... Расстреливал героев все тот же гауптвахтмейстер Зонс. Когда Виктора подвели к шурфу шахты, он неожиданно рванулся и ринулся грудью на своего ненавистного палача. От толчка Зонс чуть было не свалился в шурф. Перепуганные жандармы не успели даже выстрелить и бросили Виктора в шахту живым...
Правда
Так погиб юный комиссар Славин. Он гордо жил и гордо умер. И даже мертвый он был страшен фашистам. Заметав свои гнусные следы, они решили сделать все, чтобы большевики не узнали всей правды о своем мужественном сыне. Подло оклеветанный, Виктор Третьякевич оставался безымянным до весны 1959 года, когда чекистами был изобличен еще один изменник и палач - заместитель начальника полиции Краснодона Подтынный.
По материалам следствия и по архивным документам специальная комиссия установила полную непричастность Виктора Третьякевича к провалу подпольной организации. Его имя заняло достойное место в списках героев «Молодой гвардии». Указом Президиума Верховного Совета СССР Виктор Иосифович Третьякевич в декабре 1960 года посмертно награжден орденом Отечественной войны 1-й степени. Его именем названы улица в Краснодоне, одна из донбасских шахт и пионерская дружина школы, где учился герой.
«Луганск, 6-я линия, 3». Этот адрес известен сейчас во многих городах и селах страны. Здесь живут мать и старший брат Виктора, сюда приходят сотни писем от девчат и мальчишек нового поколения, родившегося под мирным солнцем Победы. Они хотят знать, каким он был, комиссар Славин.
(Этот очерк написан на основе воспоминаний, которые любезно предоставил редакции ныне живущий Е Луганске Михаил Иосифович Третьякевич - брат мужественного комиссара Славина. Использованы в очерке воспоминания родственников других молодогвардейцев и документы судебного процесса над Подтынным).
Источник: газета "Волжский комсомолец", 9 мая 1965 года.
