Мы всегда в долгу перед погибшими
Раиса АПТЕКАРЬ, Краснодон,
музей «Молодая гвардия»
«Мы всегда в долгу перед погибшими»
В нынешнем году исполняется 60 лет Победы над фашизмом. Добрые слова благодарности скажем ветеранам. Отдадим дань памяти погибшим. Они ковали Великую Победу на фронте и во вражеском тылу, совершали подвиги во имя Отечества, во имя жизни следующих поколений.
Шестнадцать участников краснодонского подполья были фронтовиками. С первых дней войны на передовых позициях находились будущие молодогвардейцы Иван Туркенич, Евгений Мошков, Василий Гуков, Борис Главан, Николай Жуков, Дмитрий Огурцов, Василий Ткачев и другие. Они участвовали в ожесточенных боях на западной границе и на подступах к Киеву, защищали Севастополь, Новороссийск, воевали на Дону. Испытали горечь поражений, плен, окружение. Несколько месяцев вели подпольную борьбу в Краснодоне и почти все погибли. Лишь Туркеничу посчастливилось остаться в живых и продолжить боевой путь.
Георгий Арутюнянц, Нина Иванцова, Василий Левашов, Анатолий Лопухов ушли на фронт в 1943 году, уже будучи известными героями «Молодой гвардии». Главным для них было отомстить фашистам за гибель товарищей. Они служили в разных воинских частях. Счастливая случайность нередко сводила их на фронтовых дорогах. Таким встречам или письмам они были несказанно рады.
Дружеские связи продолжались и после войны: личные контакты, дружба семьями, совместное участие в торжественных мероприятиях, посвященных памяти героев, поездки во все уголки страны по приглашению школьных, студенческих, рабочих коллективов и воинских частей. Девизом для них стали слова: «Мы всегда в долгу перед погибшими».
Сегодня мы расскажем об одном из них - Георгии Арутюнянце. Он в числе первых вступил в «Молодую гвардию» и был активным ее участником.
Сначала была «Молодая гвардия»
«Я не был членом штаба, но всегда присутствовал на его заседаниях», - писал в отчете Арутюнянц. Поэтому он имел самое непосредственное отношение не только к обсуждению предстоящих планов и операций, но и к их успешному выполнению. «Подпольная работа требовала большого напряжения душевных и физических сил. Нужны были изобретательность, осторожность и вместе с тем оперативность».
Маленький дом Арутюнянца, находившийся на узенькой улочке поодаль от центра, куда редко заглядывали полицейские, стал тем надежным местом, где разместилась подпольная типография. Громко сказано - «подпольная типография». Ведь она состояла всего лишь из небольшого станка и ограниченного количества шрифта, да Жориного письменного стола, на котором все это разложили и набирали листовки.
С непредвиденными трудностями ребята столкнулись сразу же, как только приступили к работе, ибо никто не имел понятия (не то, что навыков) о том, как это делать. «Когда начали набирать шрифт, - вспоминал Георгий Минаевич, - половину листовки набрали, оказалось, - что собрали наоборот. Надо было весь шрифт перевернуть. Поэтому пришлось разложить весь шрифт снова и начинать сначала».
И снова сложности. Если выбирать отдельные буквы из общей кучи, то не успеют и до следующего ноябрьского праздника. Поэтому шрифт разобрали по буквам, как это делается в типографии. Но не было ни типографских касс, ни специальных ящиков. Решили сортировать его по кулечкам и разложить в ящике письменного стола. Тогда дело пошло быстрее.
Так появились не только печатные листовки, но и временные комсомольские удостоверения.
Большую услугу оказывали подпольщикам родители Георгия. Они по очереди караулили на улице, чтобы никто из чужих не мог приблизиться к дому. А в случае малейших подозрений незаметно стучали в окошко. Они не знали, чем занимается сын и его друзья, но понимали, что эти встречи небезопасны, поэтому и оберегали ребят.
Когда начались первые аресты, Георгий постарался вынести все из дому и спрятать, ведь это была прямая улика не только против него, но и против всех участников подполья.
В ночь с 1 на 2 января 1943 года он покинул Краснодон, ушел в сторону станции Лихой к родственникам. 6-го возвратился домой в надежде встретиться с товарищами и продолжить начатое дело. Однако обстановка оказалась намного серьезнее, чем он мог предположить. Прошли массовые аресты. За день до его появления был произведен обыск и в его доме. Встревоженные родители уговаривали уйти. Георгий понял, что они правы, и решил пробираться к Новочеркасску Ростовской области, где жили его бабушка и тетка. Там он прятался, избегая регистрации. Вернулся домой 23 февраля после освобождения Краснодона. Узнал, что его разыскивала полиция, что в доме неоднократно делали обыск, интересовались, где он, на что родители отвечали: ушел, потому что получил повестку, но ехать в Германию не захотел, а где теперь - не знают. В последний раз пришли 27 января. Тот же вопрос: «Где, сын?» А когда поняли, что иного ответа они и на этот раз не получат, стали шантажировать. Один с усмешкой сказал: «Мы вашего сына задержали». И, обращаясь к другому полицейскому, спросил: «Где его задержали? В Королевке или Герасимовке?» Тот ответил: «В Герасимовке».
«На мне все затряслось, - вспоминала Татьяна Никитична. - «А, может, не он?» - А тот с усмешкой: «Что, не знаю вашего сына? Высокий, худой и черный».
Не хотелось верить, что Жора в тюрьме. «На другой день муж понес передачу, не хотели принимать. «Скажи, куда сына провожал, будем принимать и дадим свидание». Но мы решили свое, все так же говорить. 29 января понес передачу, приняли и говорят: «Ваш сын просит теплое, так как ему холодно». Как не поверить, что наш сын сидит. Он ушел из дому в тонком пальто. Значит, правда, ему холодно. Мы несем ему стеганку, брюки и теплое одеяло».
Так продолжалось до 31 января, пока не казнили последнюю группу молодогвардейцев, а остальных арестованных не отправили в Ровеньки. Родители не знали, что с Георгием. Чуть позже им сообщили, что в Ровеньках его нет. Значит, погиб 31-го в Краснодоне.
Когда начались спасательные работы, отец и мать Георгия ежедневно с утра до вечера находились у шурфа шахты № 5 «в ожидании, что вот нашего Жору достанут». Как и все родители, они приготовили чистую простыню, чтобы положить на нее тело, и записку с именем и фамилией, датами рождения и смерти.
«23 февраля, измученные от слез, намерзшиеся, пришли в 5 часов вечера домой... Вдруг мимо окна промелькнул как привидение силуэт нашего сына... Я вскочила, бегаю по комнате, кричу... Тут вбегает наш сынок, да, сынок, но не изуродованный труп, какого мы ждали каждую минуту, и не привидение, как мне показалось, а настоящий наш Жора».
Родители поняли, что в полиции их обманывали, пытаясь таким образом выяснить, где скрывается их сын.
Георгий обрадовался: отец и мать живы и невредимы. Но радость встречи омрачалась тем, что довелось увидеть и услышать в родном городе. На всю жизнь остались самые тягостные воспоминания. Был у шурфа, присутствовал на похоронах. На вопрос матери, будет ли выступать на митинге, промолчал. И она поняла, что он не может. Он не смог произнести ни единого слова, потому что спазмы сжимали горло. Он молча слушал других, ловил каждое слово клятвы, произнесенное Туркеничем, потому что и сам уже решил обязательно пойти на фронт и отомстить фашистам за смерть друзей.
Рядовой Советской Армии
28 марта Георгий попал в действующую армию. «В качестве солдата роты автоматчиков 206 стрелкового полка сражался на 3-м Украинском Фронте вместе с воинами, обстрелянными в десятках боев, прошедшими тысячи километров фронтовых дорог», - читаем в одной из характеристик на Георгия Арутюнянца.
Да, он еще не прошел тысяч километров, не был обстрелян в десятках боев. Лишь 1 июня ему исполняется 18 лет. Однако и новичком себя не чувствовал. У него был уже опыт борьбы с врагом, пусть в других условиях, в подполье, но там тоже требовалось мужество и бесстрашие. Возможно, потому его сразу направили на фронт. Он участвовал в освобождении Донбасса. Впоследствии, Георгий Минаевич, откликаясь на многочисленные просьбы редакции газет и журналов, часто публиковал свои воспоминания. Одно из них было посвящено событиям того периода, о котором мы ведем речь. Автор рассказывал о 17-летнем парнишке, почти своем ровеснике, которого, однако, таковым не воспринимал, потому что чувствовал себя старше и опытнее.
«В конце августа 1943 года наш стрелковый полк отвели во второй эшелон для приема пополнения. И вот в Донбассе, в районе Щетово, в нашу отдельную роту автоматчиков пришел вместе с другими 17-летний парнишка по имени Володя. С большим трудом взяли его в армию. Военком, сам бывший фронтовик, посмотрев на веснушчатое лицо юноши, на его тонкую фигуру, спросил: «Сколько тебе годов, хлопец?»
- «Семнадцать», - ответил Володя, хотя до семнадцати еще не хватало несколько месяцев, и добавил: «Но я уже комсомолец!».
«Если комсомолец, тогда ладно», - сдался военком. Он прекрасно понимал, что сейчас творится в душе юноши.
Однажды вечером на опушке леса нашу роту построили для отдачи приказа о наступлении. Но тут прибыл командир полка. Вместе с ним был начальник разведки. «Товарищи, - начал командир, - вчера взвод разведки, выполняя задание, потерял многих замечательных бойцов. Есть решение пополнить взвод за счет вашей роты».
После слов командира наступила такая тишина, что было слышно, как, шурша, слетает с ветки одинокий лист, да под чьей-то ногой хрустит сухая былинка.
«Кто желает стать разведчиком?» - спустя минуту сказал командир. Потянулись вверх руки. Поднял свою руку и Володя. Командир полка вместе с начальником разведки и командиром взвода беседовали с каждым желающим. Замедлив шаг перед Володей, командир улыбнулся: «Вы тоже хотите в разведку?» - «Да, хочу», - твердо ответил Володя...
Офицер вопросительно посмотрел на командира взвода разведки. «Я бы взял его», - неожиданно сказал командир взвода.
А через несколько дней вся рота узнала, что за доставку нужного языка Володю представляют к награде. Он стал всеобщим любимцем и не раз ходил в разведку. Но однажды разведчики принесли его на плащпалатке: он был смертельно ранен в живот. «Только маленький холмик земли в донецкой степи остался безмолвным свидетелем того, что в сентябре 1943 года здесь погиб 17-летний боец...
Так и не узнал я его фамилии, слишком коротка была наша встреча».
Домой Жора писал редко. «Не обижайтесь... Нет времени писать. Сейчас находимся в трудных переходах. В общем, если с письмами будет большой перерыв, то не беспокойтесь и не волнуйтесь. Мне письма пишите, адрес тот же. В общем, только бы остаться живым, а победа уже близко. 21 августа 1943 года».
В том же письме: «Уже два раза видел Туркенича Ивана. Мы вместе с ним в одной дивизии, только он в артиллерии, а я автоматчик».
«В сентябре встретился с Иваном Туркеничем. Он был в артполку, который был придан нашей стрелковой дивизии» (из автобиографии).
Вероятнее всего, эта встреча была последней. Они могли встретиться в октябре 1943 года, когда их обоих вызвали в Москву, для беседы в ЦК ВЛКСМ. Туркенич прибыл. Арутюнянц не смог. 9 октября под Запорожьем он был тяжело ранен в голову. Почти целый год находился на излечении в госпиталях Орехово, Макеевки, Ростова, Новочеркасска. Для полного выздоровления отправлен в Краснодон. Это был уже 1944 год. Туркенич в это время находился на территории Польши. В наиболее трудном положении оказался 206 стрелковый полк. Как помощник начальника политотдела дивизии по комсомолу он прибыл сюда и в одной из схваток с возгласом «Комсомольцы, за мной!» поднял в атаку роту бойцов. В этом бою он был смертельно ранен.
206-й стрелковый полк! В нем служил Арутюнянц, в нем погиб Туркенич...
Георгий сохранил самые прекрасные воспоминания о старшем товарище, боевом командире «Молодой гвардии», посвятив ему книгу «Иван Туркенич».
Политработник, педагог, воспитатель
Рана зажила. Можно становиться в строй. После выздоровления молодого бойца, отличившегося в боях за Родину, направляют на учебу. Он стал курсантом Ленинградского училища зенитной артиллерии. Здесь он встретился со своим старым другом и соратником по подпольной борьбе Анатолием Лопуховым. Два года совместной учебы, постоянного общения, дружбы. Затем выпуск - и служба по назначению.
Георгия оставляют работать в одной из технических лабораторий, а вскоре избирают комсоргом дивизиона курсантов. Несколько лет он находился на комсомольской работе в воинских подразделениях, в том числе в течение пяти лет (с 1949 года) - в Киевском военном округе. Неоднократно избирался делегатом съездов ВЛКСМ и ЛКСМУ.
После окончания Военно-политической академии имени Ленина он занялся преподавательской работой. Защитил кандидатскую диссертацию, стал доцентом. Он много работал над собой, был прекрасным педагогом и воспитателем. Сохранились записи его лекций перед слушателями академии, тезисы выступлений перед молодежной аудиторией за пределами учебного заведения. Поражает скрупулезность, с которой он готовился к каждой публичной встрече. В записях четкость, логичность, глубина мыслей, ярко выраженная собственная точка зрения.
Однажды его пригласили на торжественное собрание в связи с вручением премии Александра Фадеева. Поздравляя лауреатов, он, в частности, сказал: «Иногда задают такой вопрос: «А разве в годы Великой Отечественной войны все были героями, а разве у нас сейчас все хорошо?» - Конечно, нет. И во время войны были трусы, изменники и предатели, и сейчас есть жулики, хулиганы и тунеядцы. Но разве они могут характеризовать наших людей? Нет.
И как бывает обидно, когда в нашей литературе появляются романы или повести о таких мелких или никчемных людях. И даже если они написаны талантливым человеком, все равно не могут служить украшением нашей литературы. Невольно вспоминается письмо Белинского к Гоголю, в котором он писал, что наш народ «всегда готов простить плохую книгу, никогда не простит зловредную книгу».
Самыми любимыми книгами молодежи были и будут книги о героях борьбы и труда».
Георгию Минаевичу часто приходилось выступать как участнику «Молодой гвардии». И здесь он был, как всегда, скромен и сдержан. Он говорил о подполье, о своих друзьях-молодогвардейцах, а о себе - лишь коротко и то, если приходилось отвечать на прямые вопросы. Он автор многочисленных публикаций. Он истинный пропагандист молодогвардейского подвига и героических традиций.
Г.М. Арутюнянц прожил интересную содержательную жизнь. Казалось, он всегда торопился, пытаясь успеть выполнить все намеченное, спрессовывая время, которого ему всегда недоставало, не ведая, но, может быть, чувствуя, что ему так мало его отведено. Его жизнь оборвалась в неполных 48 лет. А ведь он многое еще мог сделать, многое сказать, многому научить.
Источник: газета «Ижица» за 5 января 2005 г.
