Альберт Ройтер."В живых остался один из пяти"

Альберт Ройтер

Альберт Абрамович Ройтер родился в 1930 г. в местечке Бричаны (ныне — в Молдавии). Узник Копайгородского гетто.
После окончания Черновицкого медицинского института в 1954 г. работал в Северном Казахстане, с 1956 по 1963 г. в больницах Черновицкой области, затем врачом-анестезиологом в Калининграде. С 1967 г. до настоящего времени живет в Ленинграде-Петербурге, работает в железнодорожной больнице.

В живых остался один из пяти

Местечко, в котором я родился, принадлежало Румынии. Я учился в румынской начальной школе, но русский язык знал с детства, хотя гонения на него в то время у румын были даже сильнее, чем на еврейский. Родители закончили русские гимназии н сохранили приверженность русской культуре. В доме у нас была хорошая русская библиотека: классика, детская литература. Когда в 1940 году Молдавия вошла в состав Советского Союза, я поступил в четвертый класс русской школы.

К этому времени в наших Бричанах было около восьми тысяч евреев. Недели за две до начала войны советская администрация депортировала «классово чуждые элементы», среди них почти сто еврейских семей, в том числе сионистски настроенных. Их подняли ночью по заранее подготовленным спискам, вывезли на станцию, погрузили в товарные вагоны и двое суток держали там, сверяя списки. Огромный эшелон увез их на восток: мужчин в Коми на лесозаготовки, стариков, женщин и детей — в Сибирь и Северный Казахстан — в спецпоселения.

Началась война. Кто-то из бричанских евреев успел эвакуироваться. Сто или сто двадцать семей ушло с частями Красной Армии, которые уже 6 июля без боев оставили наше местечко. Все, кто не успел или не смог уйти, прятались от местных погромщиков-националистов. Врачи скрывались в больнице. В ночь с 7 на 8 июля громилы, поймав одного из них, забили до смерти, остальным удалось разбежаться.

На следующее утро в местечко вошли румынские войска и немецкие технические части. Начались грабежи и погромы домов, магазинов, баз. Националисты прежде всего приводили жандармов в дома местной еврейской интеллигенции. Еврейские ребята, создавшие отряд самообороны и пытавшиеся сопротивляться, были расстреляны. В Бричанах некоторым из арестованных евреев удалось откупиться и выйти из тюрьмы, а в Хотине, где заправляли немцы, сразу же по спискам была расстреляна половина еврейской интеллигенции.

Скоро нам зачитали приказ: евреям запрещено выходить из домов. Потом началась депортация. Многотысячную толпу из Бричан и близлежащих сел погнали к Днестру и переправили на другой берег, но разместиться в селах не разрешили. Трое суток нас держали на площади в грязи под проливным дождем. Стреляли во всякого, кто пытался отойти, чтобы набрать воды из колодца или справить нужду. На четвертые сутки нас стали разгонять. Был получен приказ: расселить евреев в разбитых снарядами домах и блиндажах, оставленных Красной Армией.

Только мы стали обживаться, выяснилось, что эта часть Украины находится под управлением немцев, и военная комендатура Могилева-Подольского приказала: «Убрать этих евреев обратно!» Нас снова собрали и погнали на Днестр.

Там ждал нас лагерь Сокиряны — 15-20 тысяч евреев за колючей проволокой под охраной жандармских постов. Раз в неделю в каком-то одном месте у проволоки разрешалось покупать провизию у местного населения, чаще меняли оставшиеся вещи на продукты. Жили в разрушенных домах по две-три семьи в каждой комнате. Скученность, грязь, голод. Начались тиф и дизентерия. С каждым днем — все больше умерших. Так прошел август, за ним сентябрь.

В середине октября нас снова погнали за Днестр. Румыния получила от немцев часть территории между Бугом и Днестром — Транснистрию — губернаторство с центром в Одессе. Многотысячные колонны евреев вели по дорогам (подводы только для стариков и больных), не разрешая останавливаться в селах. Ночевки — в свинарниках. Многие умерли в дороге.

Нам удалось остаться в Копайгороде. В здешнем гетто к голоду, дизентерии и брюшному тифу скоро прибавился сыпной тиф. Заразился сыпняком и умер мой дядя. По гетто ходили подводы с трупами. За зиму умерло больше половины людей.

Весной 1942 года режим ужесточили. Гетто обнесли забором. Пытавшихся выйти расстреливали на месте. Запретили посещать синагогу. Помню, как раз в это время приехал немец для заготовки хлеба. Застав как-то группу молящихся стариков, он вызвал румынских жандармов и заявил, что раскрыл заговор. Начальник жандармерии приказал оставить в гетто только десятую часть населения, а остальных переселить в пристанционный барак лагеря. Выходивших оттуда в поисках пищи расстреливали. Когда немец уехал, румыны разрешили всем оставшимся в живых вернуться обратно.

Нас гоняли на принудительные работы. Подростков — убирать урожай, взрослых — на торфоразработки, лесозаготовки, строительство мостов через Днестр и Буг. С этого строительства не вернулся каждый второй.

Как удалось выжить тем, кто выжил? Ремесленники зарабатывали на хлеб и картошку, тайком выполняя заказы местного населения. Те, кто владел румынским, кормились посредничеством н торговле между жителями и солдатами — соль, спички, сахар можно было купить только у них. Мой отец, закончивший когда-то курсы помощников провизора, добывал необходимые препараты и готовил лекарства, которых не хватало никому — даже румынам. И 1943 году мы стали получать посылки от румынских евреев. Нам повезло и тогда, когда Румыния отказалась вывезти нас в Польшу, в Освенцим. В марте 1944 года, когда до нас докатилась волна наступления Советской Армии, свое освобождение встретил каждый пятый из тех евреев, кто был помещен в Копайгородское Гетто.

В других местах было хуже. Изгнанных из Кишинева поместили в свинарниках в селах Доманевка и Богдановка. Когда стал приближаться фронт, румыны решили умыть руки, сняли свои жандармские посты и оставили евреев под присмотром украинских полицаев. Те расстреляли всех. Чудом остались, в живых только двое из нашего местечка. Они были в бригаде могильщиков, которая должна была сжигать трупы расстрелянных.

Часть евреев, спасаясь от голода и болезней, переходила на немецкую территорию Украины. Там в августе 1942 года была проведена акция по их уничтожению. Так погибли моя тетя с мужем и родителями, мой двоюродный брат.

Румынская жандармерия проводила массовые расстрелы евреев в Новосельце, Хотине, Черновцах. Из почти 300 000 евреев-узников гетто и концлагерей Заднестровья к весне 1944 года в живых осталось только 60 тысяч. [10; 13-139]