13 сентября 1941 года - 84 день войны
Советское правительство направило третье послание правительству Великобритании. Учитывая отказ английского правительства открыть второй фронт в 1941 году, Советское правительство предложило высадить 25-30 английских дивизий в Архангельске или перевести их через Иран в южные районы СССР для военного сотрудничества с советскими войсками на территории СССР. [3; 64-65]
Советские войска, оборонявшие о. Эзель, при содействии кораблей и авиации Краснознаменного Балтийского флота вели ожесточенные бои с противником, пытавшимся высадить крупный морской десант на западное побережье острова. [3; 65]
Опубликована телеграмма конфедерации рабочих Латинской Америки, адресованная рабочим СССР. Рабочие стран Латинской Америки восхищались геройским поведением советских рабочих в борьбе с врагом. В телеграмме содержалась просьба передать особо пламенный привет рабочим Ленинграда. [3; 65]
Немецкие войска оккупировали г. Бахмач, Нежин Черниговской области; г. Геническ Херсонской области; г. Гатчина Ленинградской области; г. Лохвица, Лубны, Миргород, Хорол Полтавской области. [1; 70]
Хроника блокадного Ленинграда
В ночь на 13 сентября 5-я дивизия народного ополчения, сформированная в Выборгском районе Ленинграда, спешно направлена в район Пулкова. Вместе с ополченцами пришли сюда с оружием в руках секретарь Выборгского райкома партии Н.А. Смирнов, работник райкома А.С. Петров, секретари ряда партийных организаций — завода «Русский дизель», Лесотехнической академии, Политехнического института. Среди выборжцев, занявших боевой рубеж у стен Ленинграда, был полк василеостровцев, состоявший из работников ленинградских учреждений Академии наук СССР, Академии художеств, студентов и преподавателей Ленинградского университета. Едва заняв окопы, дивизия вступила в бой.
Противник прорвал нашу оборону севернее Красного Села и вышел к поселку Володарский. Под угрозой оказался Урицк. Чтобы ликвидировать прорыв, командующий фронтом передал 42-й армии последний свой резерв — 10-ю стрелковую дивизию.
Атаки на подступах к Ленинграду враг дополняет ударами авиации и артиллерии по самому городу. Сегодня на его улицах разорвалось 200 снарядов. Пострадало более 100 человек. Впервые обстрелу подвергся Кировский завод. [5; 57]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
Читатели привыкли, что каждый день или через день на страницах «Красной звезды» печатаются искрометные статьи, памфлеты, фельетоны, заметки Ильи Эренбурга. Мне рассказывали, что, когда политруки раздают бойцам свежий номер нашей газеты, непременно кто-нибудь да спросит:
— А Эренбург сегодня есть?
Рассказывали также, что в одном партизанском отряде был отдан письменный приказ: «Разрешается после прочтения употреблять «Красную звезду» на раскурку, за исключением статей Эренбурга». Не знаю, действительно ли существовал такой приказ — сам я его не видел,— но даже если это легенда, то и она говорит о многом.
И вдруг с 6 сентября его статьи почти на неделю исчезли со страниц «Красной звезды». Читатели звонили в редакцию, спрашивали:
— Что с Эренбургом?..
Его очерк, напечатанный 13 сентября, дал исчерпывающий ответ на подобные вопросы и запросы.
В середине августа резко ухудшилась обстановка на Юго-Западном фронте. Гитлеровцы продвигались в направлении Чернигова — Конотопа — Прилук, имея целью обойти киевскую группировку наших войск. Чтобы помешать осуществлению вражеского замысла, был создан Брянский фронт. Во главе его поставили генерала А.И. Еременко. Перед войсками фронта была поставлена задача разгромить танковую группу Гудериана. Наряду с сухопутными войсками, в том числе танками и артиллерией, к этой операции привлекалось около 500 самолетов, что при тогдашних наших возможностях считалось весьма внушительной силой.
«Красная звезда» командировала на вновь созданный фронт корреспондентов — Петра Коломейцева, Павла Трояновского, Василия Гроссмана, Зигмунда Хирена и фоторепортера Олега Кнорринга. Затем собрался туда и я. Накануне отъезда, вечером заглянул в комнату номер 15. Там, как всегда, Илья Григорьевич, весь в табачном дыму, усердно выстукивал на своей машинке очередную статью. Сказал ему, куда я отправляюсь, и пригласил, если он желает, поехать со мной.
Эренбург сразу же перестал печатать, вскочил с кресла и, словно боясь, как бы я не передумал, произнес скороговоркой:
— Готов, хоть сейчас...
— Сейчас нельзя,— успокоил его я.— Сейчас нужна ваша статья — для нее оставлено место в полосе. Приходите завтра с рассветом. Я скажу начальнику АХО, Одецкову, чтобы он вас экипировал.
Илья Григорьевич давно рвался на фронт, но мы его не пускали. Все-таки он был уже не молод и делал в редакции очень важное дело. Никто не мог упрекнуть Эренбурга за «тыловой образ жизни». А свое бесстрашие он доказал еще в Испании.
Однажды, в июле кажется, когда немецкие самолеты стали прорываться к Москве, а Илья Григорьевич — в который уже раз! — завел разговор о командировке на фронт, я предложил ему:
— Поезжайте к нашим летчикам. Чем там не фронт?
Эренбург рад был и этому. Тотчас отправился в авиаполк, сбивший уже с десяток немецких бомбардировщиков. Пробыл там день и целую ночь, а утром прямо с аэродрома зашел ко мне. Его будто подменили. Куда девались недавняя угрюмость и суховатая сдержанность! Он словно бы сбросил с плеч стопудовую тяжесть переживаний, давивших в те трудные дни каждого из нас. Увлеченно стал делиться со мною впечатлениями, навеянными поездкой. Потом поделился этим и с читателями «Красной звёзды»:
«Идиллические окрестности Москвы — леса, речка, лужайки с яркими цветами, запах смолы и сена. Никто не догадается, что здесь командный пункт аэродрома. Воздух Москвы охраняют смелые летчики.
Под вечер тихо. Некоторые летчики спят, другие читают газеты или валяются на траве. Близок час ночной работы. Телефон: «Группа бомбардировщиков замечена над Вязьмой». Летчики наготове. Мощные прожекторы пронизывают небо, их лучи рыщут, мечутся, настигают незримого врага. Вот он... И тотчас вдогонку несется истребитель.
Двадцать минут длится воздушный бой. Слышны пулеметные очереди. В небе огоньки. И вдруг над лесом пламя — это летит вниз «юнкерс».
Эренбург познакомился тогда с незаурядным летчиком — лейтенантом Титенковым и довольно подробно рассказал о нем в газете. Писательское чутье не подвело Эренбурга. Вскоре Константину Титенкову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Грешным делом, я рассчитывал, что эта поездка хоть на какое-то время угомонит Илью Григорьевича. Куда там! После нее он еще настойчивее стал домогаться командировки на фронт. И я решил: пусть уж едет вместе со мной, все же, полагал я, мне легче будет совладать там с ним, чем кому-нибудь другому,— где не достанет силы убеждения, выручит редакторская власть.
...Рано утром Илья Григорьевич впервые облачился в военную форму. Вид у него был далеко не бравый. Из того, что имелось на нашем вещевом складе, Василий Иванович Одецков с трудом подобрал для сутулой фигуры Эренбурга мало-мальски сносные гимнастерку и бриджи. А вот с сапогами оказалось хуже — голенища болтались на тонких икрах, как порожние ведра. И с пилоткой не ладилось: из-под нее все время выползали космы; это раздражало Эренбурга — он сдвигал ее то к правому, то к левому виску.
Мы сразу же отправились в путь. С нами поехал еще писатель Борис Галин; редакция продолжала усиливать свою спецкоровскую группу на Брянском фронте.
Дорога пролегала по живописным местам центральной Руси: пологие спуски и подъемы, тихоструйные реки, сосновые рощи и березовые колки, села с деревянными домами и пылающими рябинами. Ночевали мы в Орле, в каком-то штабе. Эренбург улегся на диване, Галин примостился на столе. Поднялись на заре, но произошла задержка. Дома Эренбургу не понравились почему-то выданные Одецковым портянки, и его жена Любовь Михайловна заменила их какими-то бело-розовыми полосками более мягкой, что ли, материи. И вот теперь Илья Григорьевич мучился: наматывал эти полоски на ногу, разматывал, снова наматывал, пока не пришел на помощь Галин.
К полудню мы были под Брянском. Командный пункт фронта, по данным Генштаба, располагался восточнее города, в районе станции Свень. Туда мы и держали путь. Однако Илья Григорьевич попросил хотя бы на часок заехать в город. Недавно, читая радиоперехваты, писатель увидел сообщение о том, что Брянск занят войсками Гудериана 3 сентября. Эренбург располагал также неотправленным письмом убитого лейтенанта Горбаха из штаба Гудериана. Этот лейтенант еще 21 августа писал какому-то господину в Германию: «Сомкнем через Брянск и Тулу за Москвой последнее кольцо вокруг советов. Вы, очевидно, удивлены, что я открыто рассказываю об этом? Но когда вы получите мое письмо, все то, о чем я пишу, станет действительностью».
Илья Григорьевич убеждал меня, что ему обязательно надо побывать в Брянске, увидеть все своими глазами, чтобы ответить брехунам.
Что ж, повернули на Брянск. Магистраль оживленная. Обгоняем замаскированные зелеными ветками военные машины. А навстречу по обочинам дороги движутся крестьянские подводы. Это колхозники возвращаются из Брянска с базара. Преимущественно женщины и старики.
Миновали мост через Десну. На каждом шагу — следы недавних бомбежек. На многих улицах торчат одни печные трубы. Кое-где еще тлеют очаги пожаров.
Пульс прифронтового города бьется учащенно, но паники нет. Открыты магазины, почта, телеграф. Возле горсовета очередь — там выписывают ордера на жилье тем, кто остался без крова. По улицам шагают патрули истребительных отрядов: местные рабочие с трехлинейками за плечами. На железнодорожных путях дымят паровозы. Возле них снуют машинисты со своими сундучками. Приходят и уходят поезда.
Словом, нет и не было в Брянске немцев. Не считая, конечно, пленных. Их везли на грузовиках под охраной наших автоматчиков в штаб фронта. Туда же повернули и мы.
Андрея Ивановича Еременко нашли в деревянном домике с верандой. Встретил он нас тепло, как старых знакомых. Посидели на веранде за чашкой крепкого чая. Командующий неторопливо рассказывал о делах фронтовых. Его войскам пришлось вести тяжелые оборонительные бои. Однако выстояли, задержали танки Гудериана.
— К Брянску немцы подходили? — допытывался Эренбург.
— Подходить-то подходили,— отвечал командующий,— но мы их отбросили километров на шестьдесят, а сейчас вот уже восьмой день ведем наступление. Первые успехи достигнуты. Очищен от противника правый берег Десны. Между Десной и Сожем, особенно на трубчевском направлении, наши войска нанесли немцам сильный удар.
Андрей Иванович был настроен оптимистически, а все-таки нетрудно было понять, что операция протекает далеко не так, как требовала Ставка.
Подошел еще какой-то генерал и вмешался в наш разговор. Из его реплик следовало, что у гитлеровцев все идет к развалу. Мы с Эренбургом понимающе переглянулись: хотелось бы верить! Чувствовалось, что этот генерал стремится взбодрить не столько нас, сколько самого себя.
— Все равно разобьем этого подлеца Гудериана! — в тон ему воскликнул Еременко.
Фамилию «Гудериан» Андрей Иванович произносил не иначе как с добавлением — «подлец». Что ж, подумалось мне, каждый волен по-своему выражать свою ненависть к разбойничьей фашистской армии. Вот Эренбург всех ее представителей наградил презрительной кличкой «фрицы». И кличка эта прижилась, вошла в наш разговорный лексикон, в печать.
Только после войны разгадал я окончательно, почему Андрей Иванович все время величал Гудериана подлецом. Помогла мне в этом запись переговоров Еременко с Верховным главнокомандующим, состоявшихся 24 августа 1941 года. Вот краткая выдержка из этого документа:
«У аппарата Сталин. Здравствуйте! У меня к вам несколько вопросов... Если вы обещаете разбить подлеца Гудериана, то мы можем послать еще несколько полков авиации и несколько батарей РС. Ваш ответ?
Еременко. Я очень благодарен вам, товарищ Сталин, за то, что вы укрепляете меня танками и самолетами. Прошу только ускорить их отправку. Они нам очень и очень нужны. А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся задачу, поставленную вами, выполнить, то есть разбить его».
После беседы за чашкой чая командующий фронтом повел нас к молодым бойцам, отправляющимся на передовую. «С детства я был пастухом...» — так начал он свой разговор с ними. Вслед за тем рассказал, что ему довелось воевать с немцами в первую мировую войну, в годы интервенции, совсем недавно под Смоленском, а теперь вот и под Брянском. Говорил Еременко очень душевно. Между ним и бойцами сразу установился незримый контакт. Попросил и нас выступить. Речь Эренбурга произвела на слушателей не менее сильное впечатление, чем речь боевого генерала. Илья Григорьевич говорил короткими, отточенными фразами, без лишней патетики.
Появился член Военного совета фронта дивизионный комиссар Василий Макаров, приземистый, не по годам раздавшийся в ширину, мой старый, добрый товарищ. Он увел нас в полк, отбивший у противника несколько деревень. Штаб полка размещался в березовой роще. На траве, застланной плащ-палаткой, лежали «трофеи» — куча самых разнообразных вещей, извлеченных из немецких блиндажей и землянок. Чего там только не было! Старинная табакерка с французской гравированной надписью, серебряный подстаканник, дамское белье, дамские чулки, детские костюмчики... Вперемежку с вещами — бумаги.
Эренбург заинтересовался бумагами. Читает и переводит вслух:
— Кому-то из гитлеровцев адресованы шестьдесят два письма от его адвоката: он, будучи на фронте, разводится с супругой... А вот другой сутяга: судится со своей квартирной хозяйкой, с портным, с какой-то старухой, которая назвала его «селезнем»... У третьего изъяты письма брошенных любовниц и адреса публичных домов во Франции... Есть солидный набор порнографических открыток...
Слушая комментарии Эренбурга, красноармеец, охранявший все это «добро», восклицает:
— Откуда такие люди?
После Эренбург напишет: «Да, правы красноармейцы — стыдно за землю, по которой шли эти люди. Как низко они жили!»
Борис Галин попрощался с нами и отправился в боевые части, а нас повели к пленным, столпившимся возле домика лесника. Эренбург впервые за войну добрался до живых «фрицев». Один из них с ефрейторскими лычками спрашивает:
— Что с нами будет? Нам говорили, что советы расстреливают пленных...
— Мы не гитлеровцы, не фашисты,— отвечает ему Эренбург.
Красноармейцы каким-то особым солдатским кодом тоже изъясняются с пленными. Настроение у наших людей благодушное, они угощают гитлеровцев папиросами. Один из пленных с заискивающей улыбочкой бубнит: «Гитлер капут».
— Зарабатывает табачок,— поясняет Илья Григорьевич.
Какой-то унтер с расстегнутым воротником, обращаясь с красноармейцу за папироской, назвал его «комиссаром», а получив ее, отвернулся и сказал презрительно: «Русская свинья». Эренбург не замедлил перевести его реплику во всеуслышанье. Что произошло после этого, догадаться нетрудно: благодушие как волной смыло.
Воспользовавшись тем, что Илья Григорьевич увлекся беседой с пленными, я вместе с Макаровым уехал в только что отбитое у немцев село. Кое-где нам пришлось пробираться ползком под фланкирующим огнем противника.
Не успели мы оглядеться в этом селе, как были настигнуты Эренбургом в сопровождении капитана из штаба полка. Ему, как и нам, пришлось преодолевать опасную зону по-пластунски — на локтях и коленях налипли шмотья глины. Он был страшно рассержен, что мы покинули его. Бросил нам упрек:
— Я не меньше вашего повидал...
В общем, не я, а он, невзирая на «табель о рангах», устроил нам, двум дивизионным комиссарам, разнос.
На следующее утро мне хотелось съездить к Трубчевску, но Эренбург потащил в 50-ю армию, которой командовал генерал М.П. Петров. Они дружили еще с Испании.
Увидев Илью Григорьевича, командарм буквально кинулся к нему, заключил в объятия. Эренбург, по натуре своей довольно суховатый, не любивший внешнего проявления эмоций, на этот раз просиял улыбкой и тоже обнял генерала. Так они долго стояли в безмолвии.
Потом Петров стал рассказывать о боевых делах 50-й армии. Трудно здесь пришлось. Но «выдержали натиск врага, остановили его, а теперь сами перешли в наступление, перерезали железную дорогу Брянск — Рославль.
Объясняя нам все это, Петров водил карандашом по карте, разложенной на столе. На несколько секунд карандаш задержался возле пометки: «47 тк».
— Чувствуете, кто тут? — спросил генерал.
— Кто? — простодушно спросил Эренбург.
— Генерал Лемельзен. Тот самый «индюк». Мы имеем дело с его корпусом.
Выходит, Петров читал и запомнил фельетон своего друга.
Далее мы узнали, что после значительных потерь, понесенных на Западном фронте, корпус Лемельзена получил пополнение, а теперь опять основательно потрепан. Однако каждый день боев с ним стоит немалой крови и нашей 50-й армии...
А завтра вот снова бой. Шли последние приготовления к нему. Мы почувствовали это по телефонным переговорам Петрова с дивизиями, по докладам ему операторов штаба армии.
В углу избы тихо возилась хозяйка, высокая, дородная женщина. Конечно, этой женщине далеко не все было понятно из того, что происходило рядом с ней, в ее избе. Но и она заметно прислушивалась к разговорам военных — муж-то ведь тоже воюет.
Бесшумно подошла к нашему столу, поставила на стол кувшин с парным молоком:
— Откушайте.
В соседней комнатенке, за ситцевой занавеской, чуть зашумели дети. Она бросилась унимать их:
— Тише, генералы думают...
Когда мы прощались с Петровым, он сказал Эренбургу:
— Помнишь, как было в Испании?.. Но здесь мы выстоим...
По-разному можно было истолковать это. То ли Михаил Петрович хотел уверить нас, что его армия выстоит здесь, под Брянском, и нанесет по врагу удар. То ли он имел в виду нечто большее: мол, наш советский народ, несмотря ни на что, выстоит в войне с гитлеровской Германией. Петров верил в нашу победу и все делал для того, чтобы она пришла. Но не дожил он до нее. На Брянской земле сложил свою голову...
Побывали мы и в Трубчевске. Без особых затруднений нашли там наших спецкоров Коломейцева и Кнорринга. Вместе с ними направились на передовую.
Перед нашими глазами предстало поле недавно отгремевшей битвы, усеянное подбитыми и сожженными немецкими танками, орудиями, автомашинами. Эренбург вышел из «эмки», а за ним и все мы. У самой дороги — 12 немецких танков. В небольшом отдалении — еще столько же. Писатель обходит один танк за другим, стараясь понять, как протекал здесь бой.
У одного из танков башня будто срезана острым ножом и отброшена в сторону — очевидно, прямое попадание крупнокалиберной бомбы. У другого танка — копоть и окалина на корпусе: вероятно, горел. А вот совсем целехонькая машина, только без одной гусеницы; по следу на земле видно, как она волчком крутилась. Еще один танк — лежит на боку с глубокой вмятиной на корпусе. Вокруг ни одной воронки. Нет и пробоин в броне. Эренбург разводит руками: что здесь было? Коломейцев объяснил:
— Его наш танк протаранил.
Но нашего не видно. Куда делся? Коломейцев внимательно осмотрелся вокруг, увидел глубокие следы гусениц на размокшем после дождя грунте, прошелся по этому следу до недалекого кустарника. Вернувшись, доложил:
— Наш тяжелый танк ушел своим ходом. Значит — невредим.
Я подтолкнул фоторепортера:
— Смотри, Олег, чтобы вся панорама была видна.
Но Кноррингу можно было и не говорить этого — он свое дело знает.
Проехали еще несколько километров. Новое поле боя. Тоже много разбитой техники. Некоторые танки и машины превращены прямо-таки в груды металлолома. Рядом покореженные немецкие гаубицы. Вверх колесами лежит семитонный грузовик. Тут же скрученные в невероятные узлы мотоциклы. Разбросаны бочки из-под горючего, гильзы взорвавшихся артснарядов, обгоревшие пулеметы.
Нам объяснили, что здесь нанесла мощный удар наша авиация. Те самые пятьсот самолетов. За одну только неделю ими сброшено двадцать тысяч бомб!
Кнорринг снова стал «стрелять» своей «лейкой»...
Один из его снимков мы дали потом на первую полосу «Красной звезды» — во всю ее ширину — с подписью: «Фашистские танки группы Гудериана, подбитые в сентябрьских боях». А на вторую полосу заверстали другой снимок: «Результаты одного из налетов советских бомбардировщиков на моточасть фашистской танковой группы Гудериана».
В тот же день мне позвонил помощник Верховного Поскребышев, просил прислать для Сталина все снимки с Брянского фронта, какими располагает редакция. После этого звонка мы взяли за правило посылать в Кремль такого рода фотографии, без запросов оттуда, без напоминаний. На всякий случай!
На долгие годы запомнилась мне та поездка. И Эренбургу — тоже. Мы с ним сами не заметили, как оказались на НП дивизии, потом — в полку, в батальонах, в ротах. Беседовали с командирами всех степеней, с политработниками, с рядовыми бойцами. Илья Григорьевич то и дело раскрывал свою записную книжечку с желтой обложкой — заносил в нее впечатления об этих людях, сообщаемые ими факты. Позже он напишет в «Красной звезде»:
«Я видел сотни героев, слышал сотни изумительных историй. Это только капли живого моря; за ними дышит, сражается, живет бессмертный народ.
Древние изображали победу с крыльями. Но у победы тяжелая нога. Она не летит. Как боец, они пробирается под огнем, пригибается, падает и снова идет — шаг за шагом. Победа — большое величественное здание. Сейчас кладутся его первые камни. С благоговением я гляжу на свежую могилу. Под этими березами покоится боец — один из зачинателей победы. Он помог занять холм над речкой, маленький холм над маленькой речкой. Он сделал великое дело — на один шаг приблизил народ к победе...»
В дождливый сумрачный день, когда мы возвращались в Москву, войска Брянского фронта еще продолжали свое наступление. Однако, как известно, разбить 2-ю танковую группу Гудериана тогда не удалось. Она прорвалась за Десну и устремилась в тыл Юго-Западному фронту. [7; 147-153]
От Советского Информбюро
Утреннее сообщение 13 сентября
В ночь на 13 сентября наши войска вели бои с противником на всём фронте.
* * *
Огромные потерн несут фашистские войска от четкого огня советских пулемётчиков. На Западном направлении фронта умело бьют немцев пулемётчики роты лейтенанта Азбукина. В двухдневном бою 9 и 10 сентября рота уничтожила свыше 100 немецких солдат. Наши бойцы захватили 8 немецких пулемётов и большой запас патронов к ним.
Во время боя в селе Николаевка красноармеец Ливанов установил свой пулемет в каменном доме на углу улицы и метким огнём расстрелял до 60 солдат и офицеров противника. Командир пулемётного расчёта младший сержант Власов смело атаковал со своими бойцами штаб немецкого артиллерийского дивизиона и уничтожил свыше 20 вражеских солдат и трёх офицеров.
При наступлении на деревню Прудки боец Неманов незаметно для врага проник в расположение обороны противника и открыл огонь из своего пулемёта по немецким огневым точкам и блиндажам. Фашисты бежали, оставив противотанковую пушку, крупнокалиберный пулемёт и много боеприпасов. Пулемётчик Попов уничтожил несколько огневых точек и более 40 немецких солдат и офицеров.
* * *
За два последних дня бомбардировщики Черноморского флота уничтожили в районе Одессы 23 немецких танка, много автомашин с пехотой противника и зенитную батарею. Крупными фугасными бомбами, сброшенными в расположение двух батальонов вражеской пехоты и эскадрона конницы, убито и ранено много румынских солдат. Звено самолётов капитана Цурцумия успешно разбомбило группу бронемашин и батальон пехоты. Старший лейтенант Горбылёв сбил в воздушном бою «Мессершмитт-100».
* * *
Звено истребителей старшего лейтенанта Москальчука сопровождало группу наших бомбардировщиков, летевших для выполнения боевого задания. У линии фронта советские самолёты были встречены вражескими истребителями. В завязавшемся бою фашистам удалось поджечь один из наших бомбардировщиков. Лётчики выпрыгнули из самолёта и начали спускаться на парашютах. Увидев это, три немецких истребителя бросились к советским лётчикам и открыли по ним пулемётный огонь. Старший лейтенант Москальчук немедленно бросился на выручку товарищей, отогнал фашистские самолёты и охранял парашютистов, пока те не спустились до земли. Когда лётчики приземлились, тов. Москальчук вновь принял бой с тремя «Мессершмиттами». Пулемётным огнём он сбил два немецких самолёта. Третий самолёт противника погиб, наскочив на линию электропередачи.
* * *
Лейтенант Иванов и политрук Двинянинов проникли на своих танках в тыл противника и уничтожили четыре вражеских орудия, несколько станковых пулемётов, броневик, автомашину и до двух стрелковых взводов немецкой пехоты. В одном из боёв танковый экипаж политрука Двинянинова раздавил своим танком 14 пулемётных точек противника и уничтожил шесть противотанковых орудий.
* * *
Истребители авиачасти капитана Кожемякина за два месяца непрерывных боевых действий на Северо-Западном направлении фронта сбили в воздушных боях 46 немецких и белофинских самолётов, потеряв 4 своих самолёта.
* * *
Смело бьют фашистских захватчиков литовские партизаны. Пятого сентября партизанский отряд под командованием тов. Сименас совершил налёт па большой немецкий склад, расположенный в пяти километрах от гор. Каунас на берегу реки Неман. Партизаны перебили охрану и подожгли складские помещения, в которых находилось большое количество продовольствия, предназначенного для отправки в Германию. В ночь на 6 сентября отряд напал на два речных транспорта с зерном, отобранным у литовских крестьян. Оба транспорта потоплены.
Партизанский отряд рабочих юрода Шауляй совершил нападение на электростанцию, снабжавшую электроэнергией фашистские ремонтные мастерские. Станция полностью разрушена. На хуторах близ города Укмерге немецкая комендатура реквизировала у крестьян всех свиней и коров для отправки в Германию. Когда стадо перегонялось к станции Ионава, партизаны перебили охрану и затем вернули скот крестьянам.
В результате успешных действий литовских партизан немцы боятся появляться в отдалённых от городов местечках Литвы. Многие леса и хутора находятся в руках партизанских отрядов. На случай внезапного появления немецких отрядов партизаны минировали отдельные участки дорог и мосты.
* * *
У немецких солдат, захваченных в плен на Северо-Западном направлении фронта, найдены отдельные номера газеты «Сообщения верховного командования», издающейся гитлеровцами для рядовых германской армии. Несмотря на свирепую цензуру, в газету попадают материалы, свидетельствующие о росте упадочных настроений среди германских солдат, удручённых упорным сопротивлением советских войск. Редакторы листка вынуждены, например, признать рост числа самоубийств в немецкой армии. В связи с этим читателям разъясняется, что солдаты, покончившие жизнь самоубийством, причиняют материальный ущерб своей семье, ибо «лишают её права получать пенсию».
В номере 87 «Сообщений верховного командования» напечатано несколько любопытных вопросов и ответов. Один ефрейтор, например, спрашивает, «нельзя ли заставить пленных польских солдат воевать против России и тем самым сохранить кровь и жизнь многих немцев». Ниже мы приводим текст ответа: «Пленные польские солдаты заняты в Германии на различных работах. Мы привыкли к ним, как к работникам, которым не надо платить, и очень довольны, что эта даровая рабочая сила идёт на пользу Германии. Но необходимо предостеречь от беспечности. В известный момент поляки могут перейти к активным выступлениям. Нам необходимо держать глаза открытыми. Полякам из военнопленных нельзя доверять оружия, ибо они его обратят против нас».
* * *
Несмотря на зверские репрессии со стороны германских оккупационных властей, всё шире разрастается антифашистское движение в Бельгии. Рабочие часто отказываются выполнять немецкие военные заказы. Когда крупнейшие в Бельгии заводы Коккериля получили срочные заказы для немецкой армии, рабочие и инженеры завода объявили забастовку. Немецкое командование арестовало дирекцию и начальников цехов, обвинив их в организации саботажа. Каждому рабочему, вышедшему на работу, немцы обещали удвоить заработную плату. Но ни один бельгийский рабочий не явился на завод.
Пытаясь терроризировать бельгийский народ, немцы расстреливают и заключают в тюрьмы бельгийских патриотов. На днях германские оккупационные власти казнили трёх бельгийцев, обвинив их в «организации поджогов немецких складов с боеприпасами и подготовке взрывов военных объектов».
Вечернее сообщение 13 сентября
В течение 13 сентября наши войска вели упорные бои с противником на всём фронте.
За 11 сентября в воздушных боях и на аэродромах противника уничтожено 50 немецких самолётов. Наши потери — 34 самолёта.
В ночь на 13 сентября наша авиация бомбила Бухарест. Все наши самолёты вернулись на свои базы.
Торпедными катерами Северного флота потоплены немецкий сторожевой корабль и крупный немецкий транспорт.
* * *
Пехотная часть майора Речица нанесла большой урон группе вражеских войск. Бои с противником начали батареи подразделения старшего лейтенанта Лапкова. За два часа до рассвета артиллеристы открыли сильный огонь по немецким окопам. Одновременно батальон нашей пехоты и эскадрон кавалерии, используя темноту, скрытно обошли вражеские позиции с фланга. В пять часов утра бойцы батальона капитана Галина и кавалеристы эскадрона старшего лейтенанта Бабуха неожиданно с тыла атаковали противника. Фашисты растерялись. Паника в стане врага усилилась ещё больше, когда в атаку пошли основные силы части майора Речица. В трёхчасовом бою немцам были нанесены большие потери. На поле боя осталось свыше 300 трупов немецких солдат и офицеров. В плен взяты 12 фашистских офицеров и 240 солдат. Наша часть захватила 6 орудий, 8 миномётов, 22 пулемёта, свыше 500 винтовок. 20 грузовиков, 16 мотоциклов, 70 велосипедов, 64 повозки и более 200 лошадей.
* * *
Танковая часть под командованием тов. Чернова нанесла серьезное поражение танковой группе противника на одном из участков Западного направления фронта. В боях с фашистами уничтожены 30 немецких танков и бронемашин,. 20 орудий и 50 транспортных машин. Убито и ранено 600 вражеских солдат и офицеров. Зенитчики части сбили 2 фашистских пикирующих бомбардировщика, пытавшихся атаковать наши танки и мотопехоту.
* * *
Группа советских бомбардировщиков в сопровождении истребителей направлялась бомбить речную переправу. Неожиданно из-за туч показались три немецких истребителя «Мессершмитт». Советские лётчики немедленно вступили в бой. В воздушной схватке одному из фашистских лётчиков пулемётной очередью удалось повредить хвостовое оперение самолёта лейтенанта Сероштана. Тогда отважный советский лётчик стремительно бросился вниз и крылом своего самолёта отрубил плоскость вражеской машины. Фашистский самолёт рухнул на землю. Тов. Сероштан выбросился с парашютом и благополучно приземлился.
* * *
Подразделение тов. Ильина, действующее на Юго-Западном направлении фронта, атаковало немецкую часть. Враг понёс большие потери. Захвачены 70 ящиков мин, 5 тысяч ручных гранат и десятки ящиков с патронами.
* * *
Самоотверженно борются с фашистскими захватчиками житомирские партизаны. В зоне Хочин — Юрово — Бегунь партизанский отряд под командованием колхозного кузнеца тов. Л. совершает смелые налёты на немецкие войска и транспорты. Партизаны отбили у фашистов 300 винтовок, 150 пистолетов, 6 пулемётов, 165 ящиков с ручными гранатами и более 35 тысяч патронов. В первых числах сентября бойцы отряда задержали около деревни Нерга две легковые автомашины, на которых ехали чиновники германского военного суда. Перебив всех немцев, партизаны захватили два чемодана со следственными материалами.
Отряд под командованием участкового врача тов. Я. подстерёг на участке дороги между Возничами и Лученками немецкую автоколонну. Уничтожив охрану и шофёров, партизаны взорвали 4 грузовика со снарядами и 2 грузовика с запасными частями для танков. Бойцы партизанского отряда под командованием колхозника тов. Д. узнали, что недалеко от станции Лугины немцы организовали мастерскую по ремонту повреждённых танков и автомашин. Ночью партизанский отряд окружил деревню, где расположились фашисты, перебил немецких солдат и привёл в полную негодность 6 танков и 27 грузовиков.
Жители города Олевск сообщили командиру партизанского отряда, работнику конторы Заготскот тов. Р., что немцы чудовищно издеваются над мирным населением. Третьего сентября фашисты согнали всех оставшихся жителей города в уцелевшее здание кинотеатра. В зале был установлен пулемёт. Фашистский офицер вывел на сцену местную учительницу Галину Бринько и, угрожая револьвером, предложил ей читать вслух немецкую листовку на русском языке, призывающую крестьян помогать германским войскам и снабжать их продовольствием. Славная патриотка швырнула листовку в лицо фашисту с возгласом: «Проклятые гады! Советские крестьяне вам не помощники!». Озверевший фашист тут же застрелил учительницу и приказал открыть из пулемёта огонь по присутствующим в зале. Человек 20 было убито на месте. На следующий день партизаны напали на Олевск и перебили всех находившихся в городе немцев во главе с офицером.
* * *
В Бухарест прибывают многие тысячи румынских солдат, раненных на Одесском фронте. Все городские больницы заполнены ранеными солдатами. Румынские власти конфисковали сотни частных квартир и разместили в них раненых офицеров. Под госпитали заняты почти все школы города.
Полиция реквизировала у жителей Бухареста несколько тысяч кроватей. Даже тяжело раненные румынские солдаты, как правило, не имеют постелей. Для них сооружены нары. Недостаток медикаментов и врачебного персонала приводит к тому, что в госпиталях Бухареста выздоравливает не более 30 процентов раненых румынских солдат.
* * *
Трудящиеся Советской Украины превращают каждый город, каждый колхоз в могучую крепость обороны. Отряды народного ополчения Донбасса упорно овладевают военным делом. На днях рота, где политруком лауреат Сталинской премии инженер Филиппов, совершила двухдневный марш. В условиях, близких к подлинной боевой обстановке, бойцы продемонстрировали стойкую дисциплину, умение владеть винтовкой, гранатой и лопатой. Больше 80 процентов бойцов из взвода тов. Матвеева сдали нормы на ворошиловского стрелка второй степени.
С огромным энтузиазмом овладевают военными специальностями трудящиеся Харьковщины. Более 15 тысяч молодёжи изучает военное дело в истребительных батальонах, около 20 тысяч девушек обучается на курсах медицинских сестёр и в санитарных дружинах. В городах и районах области организовано несколько сотен отрядив истребителей танков. На заводе им. Дзержинского 200 рабочих изучают танк.
В селе Ребриково, Ворошиловградской области, в народное ополчение вступили все трудоспособные колхозники. В селе сформирован взвод ворошиловских всадников. Ополченцы изучают винтовку и пулемёт. Больше 100 колхозников сдали нормы на четыре оборонных значка. Из лучших активистов оборонной работы организованы группы самозащиты. Все женщины села изучают санитарное дело и средства противовоздушной обороны. [21; 229-232]
