Правда о первом комиссаре

Рязанов Ю.

Новые сведения о жизни молодогвардейца Виктора Третьякевича
1

«Вы можете меня вешать! Слышите? Все равно моим трупом вам не заслонить солнца, которое взойдет над Краснодоном».

Нельзя без боли вспоминать эти бессмертные слова. Их перед смертью сказал Евгений Мошков. Он был одним из молодогвардейцев, тех, имя которых знает сейчас весь мир. Сюда, в Краснодон, приезжают поклониться памяти героев люди разных народов и стран.

Нет нужды сейчас напоминать имена комсомольцев-героев. Их знает каждый школьник. Но есть человек, имя которого хочется повторять еще и еще раз. Это первый комиссар организации «Молодая гвардия» Виктор Третьякевич. 16 лет он был вычеркнут из списков патриотов, 16 лет на честном комсомольце висело тяжелое обвинение в предательстве. Только несколько лет назад специальная комиссия Луганского обкома партии установила полную непричастность Третьякевича к провалу «Молодой гвардии». Об этом на страницах газеты «Комсомольская правда» рассказал московский журналист Ким Костенко, проделавший огромную работу по восстановлению честного имени комсомольца. Но и он тогда не думал, что Виктор Третьякевич был первым комиссаром «Молодой гвардий» и считал его руководителем оперативных групп.

Многое из жизни отважного сына Родины оставалось тайной для людей. Только недавно приоткрылась еще одна славная страница светлой жизни руководителя «Молодой гвардии». На днях мне удалось побывать в Краснодоне и ближе познакомиться с новыми материалами о «Молодой гвардии».

Встречался я со многими родителями молодогвардейцев, и они немало рассказали о Викторе Третьякевиче. Я расспрашивал бывших друзей, одноклассников Виктора, встречался с учителями, которые воспитывали Третьякевича. Большой материал о жизни и деятельности первого комиссара я получил от старшего брата молодогвардейца Михаила Иосифовича Третьякевича.

Постараюсь полнее рассказать о тех сторонах жизни героя, которые еще неизвестны людям.

Если бы Виктор Третьякевич дожил до сегодняшних дней, ему еще не было бы и сорока лет. Родился и вырос он в хорошей рабочей семье. Когда Вите было восемь лет, семья приехала в Донбасс из Курской области. Отец купил крохотный домик и стал работать в поселке Изварино Краснодонского района. Как учился Виктор в школе лучше всего расскажет учительница русского языка и литературы К.А. Щербакова:

- Наша первая встреча произошла в Кировской семилетней школе города Краснодона, куда он пришел после окончания 4-летней школы им. МЮД. Пришел Витя не один, а целым классом. Он у нас назывался 5-й «А». Лучшим учеником оказался Витя Третьякевич. Он хорошо писал, говорил и умел внимательно слушать объяснение преподавателя. Витя не зазнавался, обладал каким-то природным чувством вежливости. Много помогал отстающим ученикам. Таким образом, Витя был ближайшим помощником учителя, когда ему было только 12-13 лет.

Открылась в г. Краснодоне новая школа-десятилетка. В шестой класс направили учеников из «Кировки». Теперь мы с Витей встречались только на улице. Но через несколько лет судьба снова столкнула меня с Третьякевичем. Снова я увидела Витю на своих уроках в восьмом классе. Он вырос, стал мужественнее, только глаза смотрели на мир так же по-детски восторженно. Витя был секретарем комсомольской организации.

Помню, Виктор очень много занимался общественной работой, но никогда не требовал для себя скидки. Просто порой подходил ко мне и просил, чтобы я сегодня не вызывала к доске, потому что не успел выучить урока, но на следующий день он знал материал на «отлично».

Никогда не забуду одного комсомольского собрания. Выступали представители многих школ, но лучше всех говорил Третьякевич. Политическая грамотность и взрослость суждений поражала нас, учителей, и часто я думала: «Какой большой человек вырастет из этого мальчика».

Пришли тяжелые годы оккупации. Я жила в это время в поселке Изварино, куда была переведена еще до войны. Воспитанников своих почти не видела, нужно было думать о хлебе насущном. Порой я ходила на базар в Краснодон, чтобы выменять свои вещи на что-нибудь съестное. Однажды на дороге увидела Виктора. Он со мной поздоровался. Шел он по направлению к деревне Власовке. Одет Витя был не как прежде. Старая брезентовая спецовка, такие же брюки, отжившая свой век шапка, грубые ботинки. Подобные встречи у нас повторялись несколько раз в одни и те же утренние часы. Мне хотелось его спросить, куда он идет. Но я постеснялась. «Видно, ходит в деревню на заработки», - подумалось мне.

Позже, когда я узнала, что с ним произошло, я стала думать иначе. Вероятно, он вел какую-то партизанскую работу за пределами Краснодона, в его окрестностях.

Третьякевич навсегда остался у меня в памяти как человек талантливый, деловой, храбрый, готовый на любые жертвы ради своей Советской Родины».

Дополняя педагога, следует сказать, что немало времени Виктор отводил спорту. Утренняя гимнастика стала для него законом. После, в тяжелые годы борьбы с фашизмом, физическая закалка очень помогла Виктору. Даже многие молодые партизаны завидовали, глядя на этого стройного, сильного парня, который не сгибался перед трудностями и легко переносил тяжелые походы.

- Третьякевич отличался высокой дисциплиной, - сказала как-то бывшая учительница Виктора Анна Алексеевна Буткевич.

И действительно, даже в самом малом комсомолец был к себе беспощаден. Придя из школы и отдохнув 30-40 минут, Виктор принимался за уроки. Он никогда не откладывал на завтра то, что можно сделать сегодня. За все время учебы ни одного раза не вызывали родителей Третьякевича в школу по поводу плохого поведения их сына. После окончания 9-го класса Витя пришел из школы радостный и возбужденный...

- Вот похвальная грамота, мама, - сказал он. - Храни ее.

Это было перед самой войной.

Донбасс погрустнел. Стал необычайно суров, неприветлив. Немцы рвались к сердцу Украины, рассчитывали захватить шахты и заводы, приостановить их работу.

Пали Павлоград, Мариуполь, Полтава. 10 октября вражеская авиация впервые бомбила Луганск.

Брат Виктора Михаил Иосифович Третьякевич работал в это время секретарем Октябрьского райкома партии.

- В тот день город по-настоящему ощутил ужасы войны, - рассказывает Михаил Иосифович. - Я видел, как упал подкошенный осколком одиннадцатилетний сын Ивана Прокопьевича Донченко, партизана гражданской войны. Несколько бомб разорвалось  на подъездных путях завода имени Пархоменко, где стоял санитарный поезд с ранеными бойцами. 49 человек было убито. 100 получили новые рачения. Народ насторожился. Угроза оккупации города казалась близкой.

Началась эвакуация предприятий и населения.

11 октября 1941 года Михаила Иосифовича вызвал к себе секретарь горкома И.М. Яковенко. Долго, испытующе смотрел на Третьякевича, потом спросил прямо:

- Хочешь остаться для работы в тылу врага?

Третьякевич выдержал взгляд секретаря.

- Да. Я об этом уже думал. Два коммуниста долго в этот день обсуждали план создания партизанского отряда.

В один из ноябрьских дней к Михаилу Иосифовичу зашел Виктор.

2

- Несмотря на то, что я его не видел всего полгода, - рассказывает Михаил Иосифович, - сразу Виктора не узнал. Он возмужал, вырос. Мы расцеловались. «Я пришел к тебе, Миша, чтобы посоветоваться, что делать дальше». Думал долго я. Парню было всего семнадцать лет. «Ты поедешь в тыл,- решил я. - Будешь там работать на заводе, а через год-полтора пойдешь в Красную Армию». Виктор покачал головой: «Нет, не за таким советом я пришел к тебе. Я пойду на фронт. Прошу помочь мне в этом. От имени райкома партии напиши письмо в горвоенкомат, чтобы меня взяли в армию…»

Вот уже которую ночь не спал Михаил Иосифович Третьякевич, секретарь райкома. Пожалуй, партийным работникам в это время приходилось тяжелее других. Они отвечали за все: за людей, технику, заводы, шахты, целые города. Они должны были все это сберечь. А враг подходил ближе и ближе... Раздумья прервал телефонный звонок. На другом конце провода откашлялись, потом Михаил Иосифович услышал голос городского военкома Щедрина:

- Послушай, секретарь. Вот здесь, у меня в кабинете, сидит парень, говорит, что он твой брат, просится на фронт. Но смотрю я на него, уж слишком молод он...

Михаил Иосифович поспешил согласиться с горвоенкомом - своими разговорами об армии Виктор уже надоел ему:

- Товарищ Щедрин, откажите ему, да так, чтобы больше в военкомат не заглядывал до времени.

В общежитие Виктор пришел рассерженный. Первым делом напустился на брата, что тот в самый ответственный момент не поддержал его. Разговор в этот вечер был долгим. Михаил Иосифович, как мог, убеждал Виктора в том, что тот сейчас должен быть в тылу.

Он рекомендовал младшему брату поехать в Самарканд, где жила после эвакуации семья Михаила Иосифовича, и устроиться там работать на завод. Наконец, Виктор согласился. На следующий день Третьякевич-старший связался с заместителем начальника угольного комбината тов. Алеховым и попросил его взять Виктора в формировавшийся состав. Тот согласился принять юношу в вагон.

И вот они стоят, два брата, коммунист и комсомолец, стоят и не знают, что сказать друг другу в последние минуты.

- Держись, Виктор…

Было очень тревожное время под новый, 1942 год. И все-таки надежда теплилась у людей. План молниеносной войны провалился. На некоторых участках фронта фашисты терпели, жестокие поражения. Красная Армия остановила полчища врага у границ Донецкой и Луганской областей. На весь мир стала известна победа нашей армии под Москвой. Воодушевленные этими известиями, руководители Луганской партийной организации стали налаживать работу кое-каких предприятий. Правда, это были уже не те заводы и фабрики (основное оборудование эвакуировали), но все же на заводе им. Октябрьской революции организовали ремонт танков и машин, автоматов «ППШ», изготовили два бронепоезда, а команды для них сформировали из рабочих.

«1 января 1942 года, в 10-11 часов утра, - вспоминает Михаил Иосифович,  я с родными завтракал (родителей из Краснодона я перевез в Луганск, считая, что здесь будет спокойнее). И вдруг мама вскрикнула. Она увидела Виктора. Мы его встретили через минуту в потрепанной одежде, в сапогах со стоптанными каблуками.

- Почему не поехал в Самарканд к моей семье? - спрашивал я.

- Доехав до Куйбышева, - рассказал Виктор, - я там встретился с начальником станции, и он меня уверил, что после разгрома под Москвой немцы теперь будут только отступать. Я считаю, что мне в тылу делать нечего, лучше буду ковать победу вместе со всеми здесь.

- Но что же ты будешь делать, - не соглашался я, - ведь предприятия не работают на полную мощность, и рабочей силы больше, чем достаточно.

- Я пойду туда, куда пошлет комсомол, а в крайнем случае - закончу школу, - просто ответил Виктор.

Действительно, в 1942 года Виктор пошел в десятый класс школы № 7 г. Луганска, которую окончил в июне 1942 года; Несмотря на то, что почти половина учебного года у него была пропущена, он учился только на «хорошо» и «отлично».

Воспоминания Михаила Иосифовича продолжают те, кто лично знал Виктора Третьякевича по дому или самым отъездом из Луганска мне на глаза попалась многотиражная газета завода им. Октябрьской революции. С рассказом о молодогвардейцах в одном из номеров выступал мастер электроремонтного цеха К.Иванцов (брат известных сестер Иванцовых). Вот что он писал о Викторе Третьякевиче:

«Он был секретарем школьной комсомольской организации, руководил струнным кружком, а летом в пионерском лагере работал вожатым отряда. Виктор заметно выделялся среди сверстников своими суждениями, дисциплиной, опрятностью. Он страстно любил музыку, историю, живо интересовался международной жизнью. Можно было всегда рассчитывать на его помощь при решении трудной задачи или при проведении спортивных игр. Одним из главных обязанностей он считал шефство над теми, кто нарушал дисциплину в школе. Его подшефными были и мы с Сергеем Тюлениным. Я наблюдал за Виктором на уроках, на собраниях, в пионерлагере. И всегда  восхищался тем, как у него все здорово получалось, - ловко, просто, умело. Он никогда не кичился своими знаниями, положением в школе. С нами, учениками младших классов, разговаривал и советовался, как с равными.

Когда я впервые услышал о подвиге молодогвардейцев, как-то сам собой возник вопрос: где и с кем в эти тяжелые месяцы был наш комсомольский секретарь? Моя сестра, к которой я обратился с вопросом, много рассказывала о работе Виктора в подполье, о его выдержке и бесстрашии, о роли, которую он сыграл в организации «Молодая гвардия». Но многое было тогда неизвестно, и в силу этого ни она, ни другие из оставшихся в живых молодогвардейцев не могли понять, за что на их товарища лег такой позор.

Да, его подвергали особенно тяжелым истязаниям; подвешивали за ноги к потолку, ломали пальцы, жгли каленым железом... Но кто сказал, что он не выдержал? Следователь полиции, предатель Кулешов? Было не только полностью реабилитировано имя Виктора Третьякевича, но и признана его видная роль в создании и руководстве «Молодой гвардией...».

Когда слушаешь или читаешь воспоминания о Викторе Третьякевиче, представляешь себе высокого парня, с суровым лицом, умными глазами, хорошо развитого физически. Всеми этими качествами Виктор обладал, и все же он ничем не отличался от других ребят-школьников военного времени. Удивительно, что даже в самые напряженные, тяжелые дни комсомолец не терял присутствия духа. В школе он оформлял стенную газету. Передовую статью написал сам.

«Товарищи, - говорилось в ней. - Наши отцы и братья кладут головы за дело победы над врагом, куют победу в тылу, не отходя сутками от станков, так почему же мы должны плохо учиться?! Нам партия создала все условия, и мы обязаны ответить только хорошими и отличными отметками».

- Я хорошо знала ребят, которые занимались общественной работой в школе,  рассказывает педагог Анастасия Семеновна Уманская, - поэтому отлично помню Витю Третьякевича. В школе часто проводились литературные вечера, где мне и приходилось с ним встречаться. В период эвакуации, летом 1942 года, мне не удалось уехать, и я осталась в оккупированном немцами городе. Ко мне приходили некоторые ученики, и в один из осенних дней заглянул Виктор. Точной причины посещения я не знала, ню по всему было видно и чувствовалось из наших разговоров, что он думал застать у меня кого-нибудь из ребят и поговорить с ними о работе в тылу врага.

3

Летом 1942 года немцы прорвали нашу оборону в районе Изюма и быстро стали продвигаться на восток.

В начале июля в Луганске срочно стали готовиться для работы в тылу врага. Создавалась прямая угроза оккупации города и области. Совинформбюро сообщало неутешительные сведения.

Вернувшийся из ЦК КП(б)У И.М. Яковенко вызвал к себе Михаила Иосифовича Третьякевича и С.С. Рыбалко.

- Я остаюсь секретарем подпольного обкома партии и комиссаром отряда, - сказал Иван Михайлович, - а ты, Миша, не откладывая, занимайся сейчас, формированием партизанского отряда и подготовкой оружия...

Горком превратили в склад. Были получены автоматы для членов отряда, патроны и другое снаряжение. 10 июля в горком зашел Виктор.

- Миша, я прошу тебя взять меня в отряд.

- Нет, я настаиваю, чтобы ты выехал в тыл...

В тыл Виктор ехать отказался наотрез.

В четырнадцати километрах от  Луганска начинается лес. Леса здесь, правда, немудреные, редкие, но все же укрыться в них можно. Первым делом нужно было рассредоточить продукты и оружие для партизанского отряда. С этой целью и выехала группа С. Рыбалко к хуторам Христовое и Пеньковка. Здесь предполагался первый приют народным мстителям. Виктор Третьякевич был с этой группой.

После решительного отказа старшего брата взять Виктора в партизанский отряд, он все же не сдался, а обратился за помощью к И. М. Яковенко, и тот, обдумав просьбу, решил оставить паренька в группе Рыбалко. Последний не мог нарадоваться, глядя на исполнительного, умелого бойца, Михаил Иосифович в свою очередь попросил Рыбалко, чтобы он не жалел Виктора и давал ему трудные задания. «Пусть почувствует, что жизнь в лесу, - не детская игра, а тяжелая борьба, полная труда и лишении», - думал Третьякевич-старший.

Дни не приносили радостей. Оккупирован район, в котором базировался партизанский отряд. Немцы, сметая все на своем пути, двигались на восток. В населенных пунктах они оставляли старост и полицейских, состоящих из людей, ненавидевших Советскую власть.

1 августа 1942 года немцы сделали первую карательную вылазку против партизан. В хутор Пеньковка приехало более пятидесяти гитлеровцев. Они были вооружены пулеметами, автоматами, гранатометами. Покрутившись и, видимо, ничего не обнаружив подозрительного, фашисты в верховьях р. Донца выставили контрольный пост из четырех человек.

В отряде народных мстителей стали совещаться. Решили напасть на пост и уничтожить его. На первое задание вызвалось пойти много желающих, но всех взять было нельзя: кто-то должен был нести караульную и наблюдательную службу. Михаил Иосифович предложил в лагере оставить Виктора. Почему-то он считал его слишком молодым для ответственного задания. Но не тут-то было. Третьякевич-младший добился своего и отправился на операцию вместе со старшими товарищами.

Подбирались неслышно. Нападение было неожиданным. Немцы не сумели быстро сориентироваться. Виктор первым подбежал к убитым гитлеровцам, взял у них автомат и винтовку, а у мертвого унтер-офицера вытащил из кармана документы.

Надо было видеть, с какой радостью шел он в отряд с первыми трофеями.

Вскоре Виктор вместе с Афанасием Забелиным выполнил еще одно серьезное задание. Дело в том, что недалеко от хутора Обозного немцы за несколько дней выстроили какое-то сооружение. Иван Михайлович Яковенко приказал Виктору разузнать, что это такое. Вместе с другом по оружию Третьякевич-младший немедленно отправился на разведку. Когда ребята вернулись, то рассказали, что это метеостанция: Виктор сам слышал, как немцы передавали сводку погоды. Надо сказать, что Третьякевич неплохо владел немецким языком, и это ему очень пригодилось. В отряде юноша считался главным переводчиком, выискивал в фашистских газетах ценные сведения, читал различные документы.

За операцию, проведенную партизанами в районе хутора Пеньковка, немцы арестовали 22 мирных жителя. Их посадили в подвал.

Виктор Третьякевич вместе с Забелиным, Яковенко и Рыбалко пошли узнать в Красный Яр о судьбе арестованных. Они принесли в отряд страшную весть. 3 августа 1942 года без суда и следствия повезли на кладбище, отделили пять человек и расстреляли.

Командование отряда решило связаться с партизанской группой Литвинова. Разыскать ее решил сам Иван Михайлович Яковенко.

- Кого же мне с собой взять? - вслух думал командир, и тут же добавил: - Пожалуй, Виктора Третьякевича и Галю Серикову...

На рассвете отважная тройка отправилась в путь. Землю окутывал туман, остро пахло болотной гнилью. Партизаны ступали осторожно, неслышно. Недалеко от д. Николаевки нужно было пройти несколько сот метров чистым полем. И тут партизан заметили полицейские и открыли по ним стрельбу. Чтобы завязать бой с предателями, нужно было подползти ближе. Так и решили. Подползли метров на шестьдесят и открыли огонь из автоматов. У Виктора были гранаты.

- Витек, а ну, шукни гадов, чтоб знали наших, - прошептал Третьякевичу Иван Михайлович.

Виктор не заставил себя долго ждать. Поднявшись во весь рост, он кинул гранату. Дальше перестрелку не было смысла продолжать, и партизаны скрылись в лесу.

4

- 4 или 5 августа, - вспоминает Михаил Иосифович, - в Пеньковку прибыл карательный отряд немцев. Мы направили туда разведку. Пошли Забелин, Алексенцев и Виктор. Задание им дали такое: выяснить, сколько в деревне гитлеровцев, как они вооружены. На обратном пути наши товарищи должны были зайти к Софье Александровне Павленко за хлебом.

6 августа, в пять часов утра, в Пеньковку прибыла карательная экспедиция фашистов в составе 300 человек, вооруженных минометами, гранатометами, пулеметами и т. д. Уже в восемь часов утра фашисты начали обстреливать место нашего расположения. К вечеру огонь прекратили. На следующий день - опять массированный обстрел. Осмелев, гитлеровцы начали переправу через Донец. Лес, где мы базировались, - редкий и поэтому вступать в бой здесь рискованно. Обсудив положение, мы решили временно перейти в Митякинские леса.

10 августа пошли через пески Станично-Луганского района. Первую дневку сделали в районе Новой Кондрашовки, но во вторую ночь в результате неточной ориентировки подошли к неизвестному поселку. После выяснилось - это был хутор Пшеничный. Отойдя от хутора 500-700 метров, в кустах около речки решили остановиться и сделать привал. Начало светать. В конце дня нас обнаружила женщина, гнавшая корову. Я попытался ее задержать, но не успел, так как она выбежала на поляну, где были какие-то люди.

Перед отходом за час мы проводили совещание. И тогда-то нас вдруг обстреляли. Оказалось, что женщина, которая нас видела, сообщила об этом своему брату-полицейскому. Я с группой начал отстреливаться, а Яковенко с остальными партизанами стал отходить. Метрах в двухстах они тоже залегли, а потом пошли почему-то обратно в Пеньковские леса. Я же надеялся, что Яковенко пошел, как было условлено, и направился с товарищами в сторону станицы Митякинской.

Виктора со мной не было. С того дня, я его не видел.

Образ замечательного комсомольца Виктора Третьякевича будет неполным, если не рассказать о двух девушках, которые были вместе с ним в партизанском отряде. Одну звали Галей Сериковой, другую - Надей Фесенко. Обе до войны были секретарями райкомов комсомола (Климовского и Октябрьского), а когда враг пришел на их землю, по решению бюро обкома ЛКСМУ остались на оккупированной территории, чтобы продолжить борьбу. Надя Фесенко была утверждена секретарем подпольного обкома комсомола.

В отряде Надя часто повторяла, что Виктор Третьякевич тоже оставлен обкомом комсомола в тылу врага. «Вот почему Виктор так упорно рвался к нам», - думал впоследствии Михаил Иосифович.

В отряде комсомольцев было немного, всего пять человек. Но все равно это была организация, а значит, она могла плодотворно работать. На одном из заседаний (его помнят партизаны) много говорилось о том, что деятельность комсомольской группы не должна ограничиваться рамками отряда, главная задача - в том, чтобы организовать молодежь, оказавшуюся на оккупированной территории, для подпольной работы.

Судьба девушек трагична. Они были схвачены гестаповцами почти одновременно в первой половине октября 1942 года. Пытки они перенесли страшные, но не склонили свои головы перед завоевателями. Головорезам не удалось вытянуть из них ни слова. Очень больная, перенося почти ежедневно истязания, Надя Фесенко с большим риском предавала записки, в которых писала о зверствах фашистов в застенках. Она писала для будущих поколений, чтобы все знали о мужестве патриотов.

Некоторые записки другой воспитанницы Луганского комсомола - Гали Сериковой сохранились до наших дней. Она не теряла самообладания даже в тюрьме:

"Здравствуй, моя дорогая мамуля! Как ваше здоровье, как Томочка и Геночка? Мое здоровье ничего, допроса не было. Мамуля, я слыхала для меня твой дорогой голосочек - и просто как на свет народилась. Всем привет. Целую. Галина».

«Дорогая мамуля! Почему без записки? Как ваше здоровье? Мне был допрос. Сидим все втроем. Напишите что-нибудь. Как дома? Жду, дорогая, записочку. Вкладывай ее куда-нибудь, чтобы не нашли, хотя бы в белье. Передай мне чулки, бинт. Целую крепко. Галина».

«Дорогая мамочка. Вова и Дуся прошли бы благополучно. Надя сидит со мной. Надиной маме за нее не говорите... Крепитесь, дорогие, фронт быстро продвигается вперед. Будьте осторожны. На вещи, которые я передаю, смотрите внимательнее. Надину трудовую книжку пусть уничтожат. Она лежит сильно больная. Галя».

Гитлеровцы, видя, что ничего не добьются от отважных комсомолок, расстреляли девушек.

...Анна Иосифовна Третьякевич что-то делала во дворе дома. На душе было неспокойно. В городе хозяйничают немцы, двое сыновей неизвестно где, да и сам старый не сидит на месте, ходит какой-то загадочный, где-то подолгу пропадает. Всякая работа из рук валится.

Взгляд старой женщины скользит по улице. Что такое: прихрамывая, к дому шагает Виктор. Кинулась к нему навстречу: где был, откуда? Почему не смог уберечься, ранен... Виктор смеется:

- Что ты, мама, это я для маскировки. Пока пробирались, всего насмотрелись и натерпелись...

Подошел к отцу, внимательно посмотрел ему в глаза. Потом спросил, не приходили ли к нему хлопцы или девчата. Иосиф Кузьмич махнул рукой: какой там, всех парней забирают в Германию на работы. В свою очередь спросил Виктора, зачем он оказался в городе. Тот ответил коротко:

- Есть дело.

Тревожно спит город. Плотно занавешены окна. В комнате горит плошка. Скрипит ржавое перо. Виктор пишет. Анна Иосифовна тихо, очень тихо подходит сзади к сыну. Через его плечо видит на листке бумаги четкие буквы:

«Смерть фашистским оккупантам!».

Мать напугана. Сейчас на каждом шагу поджидает смерть. В доме напротив расстреляна еврейская семья, а в их квартиру поселился следователь из гестапо. Сюда бесконечно подъезжают машины; мотоциклы.

- Виктор, боже мой, что делаешь?

Не поворачиваясь, сын говорит:

- Молодежь угоняют в Германию, нужно убедить ее не ехать.

В дом Третьякевичей стали часто приходить ребята, которых Иосиф Кузьмич и Анна Иосифовна раньше не видели и не знали. Родители стали опасаться не на шутку, потому что такие посещения могли привлечь взгляды полицаев. Проблему Виктор разрешил сам. Однажды он сказал:

- А что если нам переехать в Краснодон? Там нас знают, и нам будет легче.

Сейчас есть основания полагать, что Виктор получил задание от секретаря подпольного обкома комсомола Нади Фесенко пробраться в Краснодон и там поднять молодежь на борьбу, с врагом.

Родители были не против, Краснодон их любимый город. Первым туда отправился Виктор. Пришел он через три дня усталый, но, видимо, довольный. Быстро собрали немудреный скарб и на тачке перевезли в Краснодон. Причину первой отлучки Виктора в город шахтеров родители объяснить не смогли. Как выяснилось потом, он ходил налаживать связь с краснодонскими комсомольцами, которых знал хорошо.

В Краснодоне Виктор развернул широкую деятельность. Третьякевич обладал прекрасными организаторскими способностями, за короткий период он сумел встретиться со многими ребятами-комсомольцами. Постоянными гостями в землянке Третьякевичей стали Вася Левашов, Сергей Тюленин, Володя Осьмухин, позднее Олег Кошевой и Ваня Земнухов.

5

Виктор полностью доверял родителям. Часто даже посвящал в свои тайны. А когда собирались ребята, просил отца покараулить во дворе, чтобы никто не застал врасплох.

Анна Иосифовна вспоминает, что однажды Виктору пришла повестка явиться на биржу труда для поездки в Германию. Тогда Виктор сказал: «Если даже меня заберут, все равно сбегу по дороге, чтобы бороться с фашистами».

Виктор не отдыхал ни единого дня. Вскоре собралась довольно многочисленная группа. Приходили Иван Земнухов, Сергей Тюленин. Володя Лукьяненко, Жора Арутюнянц, Анатолий Орлов, Олег Кошевой, Иван Туркенич, Анатолий Попов, Анатолий Ковалев, Михаил Григорьев и другие.

Как-то на вопрос матери, что они делают, Виктор ответил:

- Боремся, мама. У нас есть небольшой отряд. Командиром Вася Левашов, а комиссарам избрали меня.

«Я, вступая в ряды «Молодой гвардии», перед лицом своих друзей по оружию, перед лицом своей многострадальной земли, перед лицом всего народа торжественно клянусь беспрекословно выполнять любое задание, данное мне старшим товарищем, хранить в глубочайшей тайне все, что касается моей работы в «Молодой гвардии». Я клянусь мстить беспощадно за сожжение, разорение города и села, за кровь наших людей, за мученическую смерть тридцати шахтеров-героев. И если для этой мести потребуется моя жизнь, я отдам ее без минуты колебания. Если же я нарушу эту священную клятву под пытками или из-за трусости, то пусть мое имя, мои родные будут навеки прокляты, а меня самого покарает суровая рука моих товарищей. Кровь за кровь! Смерть за смерть!»

Слова, которым впоследствии предстояло обойти весь мир, звучали сейчас в крохотном домике Третьякевичей. Лица молодогвардейцев суровы и торжественны. Тишина такая, что слышно, как горит свеча и за печкой трещит сверчок. Будто в домике никого нет. Но здесь много людей. Собрались почти все молодогвардейцы. Родителей Третьякевича дома нет, они у знакомых в пос. Изварино. На небольшом столе - шахматы, игральные карты, домино. Это на случай, если заглянет кто посторонний.

Почти все торжественные события из жизни «Молодой гвардии» происходили в домике Третьякевичей. Молодогвардеец Радий Юркий вспоминает, что его принимали в организацию и в комсомол на квартире Третьякевичей. Ручались за него Виктор и Сергей Тюленин. Тут же Юркин давал клятву.

Анна Иосифовна и Иосиф Кузьмич часто слышали разговоры ребят, которых мучила проблема, как распространять листовки. Первая попытка была сделана, но от такого метода молодогвардейцы сразу же отказались. И вот почему. Когда Сергей Тюленин очень ловко распространил рукописные листовки, к Третьякевичам зашла соседка. Оглядываясь, будто в доме были посторонние, она таинственно прошептала:

В городе партизаны расклеили листовки, и, представьте, почерк мне знакомый... Кто же это может быть?..

Анна Иосифовна к сыну:

- Откуда листовки?

- Писали две девушки, - ответил Виктор, - а подписали мы ее от имени «Молодой гвардии». Подписывать так больше не будем, чтобы не пало подозрение на молодежь Краснодона.

Да, нужно было налаживать типографию, разворачивать деятельность «Молодой гвардии» шире. Первым делом - собрать радиоприемник, чтобы принимать важные сообщения Советского командования. Анна Иосифовна помнит, как однажды Виктор говорил Ване Земнухову, чтобы тот поторопил Володю Осьмухина со сборкой приемника. На месте разрушенной типографии молодогвардейцы нашли кое-какие шрифты, а уже в ночь под 7 ноября выпустили первые печатные листовки. Готовили их Виктор Третьякевич, Жора Арутюнянц, Вася Левашов. Ваня Земнухов, Володя Осьмухин. (За время своего существования «Молодая гвардия» выпустила 30 названий листовок до 5000 экземпляров).

День 7 ноября 1942 года был неспокойным для фашистов. В Краснодоне, по предложению Виктора Третьякевича, на восьми крупнейших зданиях развевались красные флаги. И развевались они долго: гестаповцы боялись их снимать, думая, что подходы к флагам заминированы. Молодогвардейцы не знали страха, действовали смело и умело.

Собираться дальше на квартире Третьякевичей было опасно. Члены «Молодой гвардии» стали собираться в клубе им. Горького, где директором работал Евгений Мошков, бесстрашный подпольщик. Виктор часто называл Мошкова в числе лучших людей, которых знал. Позднее было выяснено, что Евгений Мошков был связан с партийным подпольем и имел задание помогать «Молодой гвардии» в работе.

Мошков пристроил Виктора художественным руководителем, Ваню Земнухова - администратором, Анатолий Ковалев руководил спортивным кружком. Большинство молодогвардейцев стали «артистами». Виктор Третьякевич с детства очень хорошо играл на мандолине и гитаре. Для конспирации он обучал ребят играть. К выступлениям на сцене были подготовлены Сергей Тюленин, Виктор Лукьянченко и многие другие.

Вот что рассказывает Анна Иосифовна:

- Когда они (молодогвардейцы. Ю.Р.) перешли в клуб им. Горького, Витя стал пропадать целыми днями. Перед новым годом я его спросила, что они готовят к празднику. «Русские и украинские песни и танцы, - отвечал сын. - Разучиваем также любимую песню В.И. Ленина «Замучен тяжелой неволей».

31 декабря Мошков и Витя обратились в дирекцион к немцу Швейде за разрешением провести новогодний вечер в клубе. Швейде ответил, что если не найдется снятое с клуба немецкое знамя, то клуб он взорвет, а его работников повесит. Предыстория этого диалога такова. За несколько дней до нового года ребята сняли с клуба фашистское знамя. 28 декабря, приблизительно в 4-5 часов вечера, приходит Виктор домой и говорит, чтобы мы, родители, ушли куда-нибудь часа на два, потому что к нему должны прийти ребята. Я ушла к соседям, а отец вышел во двор. Через некоторое время мы зашли в хату и увидели Василия Левашова, Олега Кошевого, Ивана Туркенича, Анатолия Попова, Ивана Земнухова и других товарищей. Слово взял Виктор и предложил взорвать дирекцион...

Дирекцион не взлетел на воздух. И только потому, что операцию запретил проводить подпольный партийный центр: немцы и без того лютовали, могли быть новые жертвы среди населения.

Как-то незадолго до нового года в окно домика Третьякевичей раздался осторожный стук.

- Кто там? - спросила Анна Иосифовна.

- Это я, тетя, - раздался знакомый голос Сергея Тюленина.

Вместе с Сергеем была Валя Борц. Они рассказали Виктору, что около управы немецкие машины, полные новогодних подарков. Охрана не ахти какая. Молодогвардейцы быстро ушли: нельзя терять ни минуты.

Примерно через час за дверью что-то грохнуло, потом открывается дверь, и в комнату входит Виктор с большим мешком. Он быстро разрезает мешок ножницами. Там коробки с подарками и много писем, журналов, газет. Всю ночь я потом жгла эту макулатуру. 31 декабря коробки забрали Олег Кошевой, Виктор, Володя Загоруйко, Виктор Лукьянченко, Василий Левашов и куда-то унесли. Виктор вернулся на рассвете 1 января 1943 года. Отец вскоре ушел за дровами в балку, сына с собой не взял, так как он спал. Я пошла на рынок купить табаку. Когда вернулась, смотрю: около хаты стоит подвода, а на ней под охраной полицейского Женя Мошков. Я открываю дверь, захожу в комнату - стоит Виктор, уже одетый, заложив руки в карманы. За мной следом идет заместитель начальника полиции Захаров. Начинается обыск. Находят узел с патронами во дворе.

- Где автомат? - спрашивает Захаров.

- У меня нет автомата, - отвечает Виктор.

- Собирайся, - приказывает.

Как сейчас помню, Виктор посмотрел на меня, улыбнулся, закурил, спокойно надел кожаную тужурку, пальто и ушел. Больше я его не видела...

Мы стоим у памятника около шурфа шахты № 5, где погибли Виктор и его товарищи. Здесь много живых цветов, их каждый день приносят люди. О жизни молодых бойцов еще напишут не одну книгу. Приоткроется еще немало славных страниц из деятельности «Молодой гвардии».

Источник: газета "Комсомолец Кузбасса", г. Кемерово, 1963 год, №№ 129-133.

LegetøjBabytilbehørLegetøj og Børnetøj