Олег Кошевой
Р. АПТЕКАРЬ, Краснодон,
музей "Молодая гвардия".
"Чтоб ненависть дала врагам ответ,
чтоб ты сумел найти себя в борьбе,
достаточно, когда 16 лет,
16 лет исполнилось тебе".
Ливиу Деляну, поэма "Бессмертная молодость"
6 июня 2002 года - день рождения Олега Кошевого. Дата не юбилейная, ему исполнилось бы 76 лет. Но и мысли, которыми хочется поделиться, тоже не юбилейные. Они о наболевшем...
И продиктованы тем, что в течение нескольких лет на эту тему идет преимущественно негативная информация. Из положительной, довольно благополучной личности Кошевой вдруг превратился в неоднозначную, сложную для понимания и совершенно отрицательную по духу фигуру. Так и хочется снять с него не только налет прежнего глянца, приглаженности, но еще в большей мере - огромный слой грязи, несправедливых обвинений...
Почему он, нормальный молодой человек, такой же, как и другие молодогвардейцы, к тому же Герой Советского Союза, оказался в центре разборок, дрязг. В том виноват ли он сам или Елена Николаевна, Анатолий Васильевич Торицын или Александр Александрович Фадеев? А возможно, за всей этой кутерьмой кроется совсем иное: не стремление установить историческую справедливость (это можно делать вполне спокойно, без эмоций, с огромным напряжением ума и глубоким знанием архивных материалов), а вписать свое имя в историю поисков этой справедливости. И совсем не понятно, почему к отдельным голосам людей националистического толка (типа Евгена Стахива, участника ОУН-УПА, благополучно проживающего сегодня в США) присоединился целый хор своих, доморощенных "патриотов", не желающих признать заслуг Кошевого, почему обязательно у одного отнять, а другому отдать (Кошевой - Третьякевич). Ведь если внимательно ознакомиться с отчетом и стенограммами бесед Ивана Туркенича, воспоминаниями, хотя нередко и разноречивыми, оставшихся в живых молодогвардейцев, то не останется сомнений в том, что Олег Кошевой был активным участником "Молодой гвардии", пользовался доверием и уважением товарищей. И не благодаря интересным рассказам Елены Николаевны об этом, а благодаря ему лично, его инициативности, рассудительности.
Да и Елену Николаевну тоже можно было бы поблагодарить за то, что она поведала не только о своем сыне, но и о его боевых друзьях и подсказала другим родителям, чтобы те сохранили и передали комиссии все, что характеризовало бы их детей как участников подполья: записные книжки, тетради, снимки, а может быть, и что-то "компрометирующее" - личные дневники, листочки с записями, а это могли быть листовки, письма и пр. Чтобы вспомнили все в деталях, если замечали когда-либо что-то подозрительное в действиях, общении с другими. Покойная Анастасия Ивановна Земнухова, мама Вани, часто говорила о том тяжелом периоде, когда все родители были в глубочайшем трауре и вряд ли смогли бы что-то вразумительное рассказать о детях, тем более, если бы это нужно было сделать, так сказать, с "ходу", без предварительной психологической подготовки и обдумывания. Елена Николаевна вывела всех из шокового состояния, повернула их мысли в иное русло: не плакать, а помнить, вспоминать, рассказывать другим о них, своих милых, самых лучших детях.
И матери почувствовали душевное облегчение, встрепенулись, постепенно и сами осознали, какое великое дело совершили их сыновья и дочери. И потомки, а в их числе историки-исследователи, выиграли от этого. То, о чем тогда по свежим следам событий, рассказали родители, теперь бесценно. Пусть не всегда точно, часто сбивчиво, непоследовательно, иногда даже в виде легенды, но это было их личным восприятием происходившего, к которому примешивалось, безусловно, интуитивное внутреннее желание видеть "своего" в лучшем свете.
Да и Анатолия Васильевича и Александра Александровича краснодонцам, да и всем луганчанам, тоже не мешало вспоминать добрым словом. Именно благодаря им Краснодон стал всемирно известным городом. Но разве это плохо? Разве сейчас лучше, когда за пределами области тебя спрашивают: "А правда ли, что никакой "Молодой гвардии" не было вовсе, что все надумано?" А ведь раньше спрашивали иначе: Так вы из того города, где жили молодогвардейцы?".
Да, заслуга этих двух известных людей велика. Комиссия собрала огромный материал, который, по словам А.Фадеева, "камень может расплавить". Александр Фадеев написал такой же волнующий роман. И о "Молодой гвардии" узнали все. На фронте, в тылу, в партизанских отрядах. Восторгались мужеством, следовали примеру. Да, их подняли на щит! Так еще раз напрашивается вопрос: плохо ли это? Некоторых наших соотечественников, почти земляков, волнует, почему именно их, молодогвардейцев, а не других. И снова обвиняют тех же Торицына и Фадеева.
А ответ очень прост. Шел третий год войны, первых два с трагическим исходом: отступления, неудачи, человеческие и материальные потери. Наконец, ноябрь 1942 года, перелом в ходе военных действии. С тяжелыми боями началось освобождение оккупированной территории - истерзанной, разрушенной. Советские войска уже на Украине, освобождают Луганскую область. И вдруг радостное сообщение: в маленьком шахтерском городке Краснодоне фашистам оказано сопротивление, здесь действовала подпольная комсомольская организация "Молодая гвардия". По специальным каналам сообщение ушло в Москву, высшему руководству. Это была сенсация: среди ежедневных донесений о потерях, жертвах, ущербах, среди газетных публикаций о подвигах отдельных воинов или небольшой группы людей первое сообщение о деятельности многочисленной организации. Позже были и другие: "Партизанская искра", киевское подполье, белорусские партизаны. А "Молодая гвардия" оказалась первой в этом ряду. Так разве это не повод для нашей гордости?
Подытоживая сказанное, хотелось бы привести выдержку из одного архивного документа составленного заведующим бывшего Центрального архива ВЛКСМ Виктором Дмитриевичем Шмитковым.
Общеизвестно, что в этом архиве сосредоточена значительная часть материалов о деятельности "Молодой гвардии". В него включены не только собранные комиссией А.В. Торицына документальные свидетельства, но и документы более позднего периода: переписка официальных лиц, оставшихся в живых молодогвардейцев, родителей героев по вопросам, касающимся объективного или, наоборот, субъективного освещения истории подполья; докладные записки руководителей спецкомиссий разных уровней и инстанций, каковых за шестидесятилетний срок было предостаточно, и многое другое.
Прекрасно владея информацией об истории и обо всех перипетиях, связанных с толкованием этой истории, понимая, что по многим вопросам поставить точки над "i" просто невозможно, ибо это было подполье и почти все его участники погибли, В.Д. Шмитков предлагал разумное решение.
Документ, который мы цитируем, адресован Центральному Комитету ВЛКСМ и называется "Об отдельных фактах неправильного освещения в печати истории подпольной организации "Молодая гвардия".
Выписка из докладной записки...
"Ознакомление с основными материалами позволяет сделать выводы, что Кошевой, Третьякевич, И. Туркенич были организаторами и руководителями "Молодой гвардии". Это подтверждается многочисленными документами. Исследования о том, на каком заседании, какого числа был избран тот или другой, представляет, конечно, интерес, но это не должно заслонять главного - героических подвигов молодогвардейцев. Четких разграничений круга обязанностей между командиром, комиссаром, членами штаба, видимо, не было. В эти "молодогвардейские должности" часто вносится сегодняшнее содержание...
Необходимо при публикации по истории "Молодой гвардии" не допускать никаких противопоставлений героев, а в одинаковой степени (с точки зрения их героических подвигов) характеризовать В. Третьякевича, О. Кошевого, И. Туркенича как организаторов и руководителей организации, а также больше показывать других членов и участников организации.
14 июля 1966 года
В. ШМИТКОВ - заведующий Центральным архивом ВЛКСМ"
Кошевой - один из руководителей
Олег был самым младшим среди членов штаба. Накануне оккупации ему исполнилось 16 лет. Но не количеством прожитых лет определяется значимость человека. Существуют и более весомые критерии: это степень интеллектуального, духовного, физического развития, готовность к решительным действиям и чувство высокой ответственности за эти действия.
Способен ли был Олег стать вровень с теми, кто создал подполье и руководил его деятельностью? Думается, да. Если он вошел в состав боевого штаба, значит, он обладал такими качествами. Не случайно он оказался в числе первых ребят, которые не захотели сидеть, сложа руки, а начали действовать, искать единомышленников, проверять на "прочность" своих бывших соучеников и знакомых, привлекая их к подпольной работе. Он не исключительная, выдающаяся личность, но хорошо делал то, что ему поручали. Как когда-то сказала Валерия Борц, он был надежным и обязательным человеком: "Мы уже знали: Олег сказал - значит, будет сделано".
Еще со школьных лет он был хорошо знаком с Иваном Земнуховым, Василием Левашовым, Володей Куликовым, Анатолием Лопуховым и другими из своей и соседних школ. А теперь они познавали друг друга по-новому, учились вместе воевать, передавая свой опыт и перенимая лучшее у других.
Кошевой осуществлял связь штаба со всеми подпольными группами и "пятерками". Общительность, умение говорить убедительно и самостоятельно принимать решения помогали ему в этой ответственной и напряженной работе. Он неизменно присутствовал на заседаниях штаба. И всегда были свои предложения, наметки, планы...
Его избрали секретарем комсомольской организации. Для подписи временных комсомольских удостоверений он взял псевдоним "Кашук" (фамилия отчима). "Из рук своих боевых друзей я получил комсомольский билет. Он был для меня дороже "жизни", - писал впоследствии Радий Юркин, принятый в комсомол в условиях подполья.
Олег Кошевой погиб 9 февраля 1943 года в Ровеньках - расстрелян в Гремучем лесу. Его прах покоится в братской могиле молодогвардейцев, в центре этого города.
Немного биографии
Олег пошел в школу с семи лет и до оккупации успел закончить 9 классов, внешне он выглядел старше своего возраста: среднего роста, коренастый, широкоплечий - он производил более солидное впечатление, чувствовалось, что со спортом в дружбе. Олег хорошо танцевал, обожал музыку, много читал. Дома была своя библиотека, что по тем временам считалось роскошью.
Учился успешно, по всем предметам хорошие и отличные оценки. Мечтал стать инженером-конструктором, хотя, по мнению учителей, он в большей мере был гуманитарием, нежели технарем.
Приехал в Краснодон в начале 1940 года и за короткое время хорошо освоился не только в школе (учился в СШ №1 имени Горького), но и в городе, где у него появилось много друзей и среди ровесников, и среди более старших ребят.
Эдуард Дембицкий попал в наш город в начале войны, эвакуировавшись из Жмеринки. Его первым знакомым оказался Олег. Впоследствии о той встрече Эдуард рассказывал: "В жизни иногда встречаешься с людьми, с которыми сразу хочется поделиться самыми сокровенными мыслями. Своими чистыми искренними чувствами они располагают к доверию, таким я запомнил Олега с первых минут нашего знакомства, и в дальнейшем наши отношения строились на крепкой основе доверия и взаимопонимания".
Дружеские отношения у Олега сложились и с Иваном Земнуховым, хотя Ваня был почти на три года старше. Они встречались на занятиях литературного кружка. К тому времени Иван Земнухов был авторитетным человеком в школе, "профессором", а в литературном кружке - непревзойденным поэтом. Олег тоже писал стихи, был довольно начитанным, эрудированным, и это сближало двух юношей, хотя в глазах Олега Ваня был недосягаемо выше, что, однако, не мешало их общению как равных, интересных друг другу людей. Они участвовали в диспутах, вечерах, выступали с авторскими произведениями, печатали их в литературном альманахе.
Особое уважение и привязанность Олег проявлял к матери, Елене Николаевне. Пример их дружбы стал хрестоматийным. Он прекрасно обыгран Александром Фадеевым в романе "Молодая гвардия", об этом рассказывают снимки и хорошо знавшие эту семью люди.
Нужно сказать, что в семье всегда царила атмосфера доброжелательности, теплоты. Елена Николаевна, педагог по профессии, была очень разумным, образованным человеком, интересным собеседником. Она уделяла много внимания воспитанию сына, поощряла его стремление к учебе, чтению разнообразной литературы, сочинению собственных стихов, к спорту, то есть ко всему, чем он увлекался. Привечала его друзей, которые всегда с удовольствием посещали их дом.
Олег очень ценил такое отношение матери. Нет, он не был послушным "маменькиным" сыночком, но всегда старался поступать так, чтобы не огорчать свою маму, прислушивался к ее советам, а главное - доверял ей, понимая, что она всегда поступит, как лучший друг, не подведет, не станет поучать, а поддержит, подскажет.
Жизненные обстоятельства нередко превыше наших желаний. Так сложилось, что некоторое время (почти два года) Олег жил в семье отца, отдельно от матери и отчима (из-за болезни последнего). И хотя рядом с ним, как всегда, находилась бабушка, Вера Васильевна Коростылева, тоска по матери давала знать.
Василий Федосеевич Кошевой вспоминал, что Олег, бывало, не слушал его, своевольничал, иногда даже задерживался допоздна то у друзей, то на улице, а на замечания дерзил: кого слушать, если у меня два отца, две мамы, две бабушки...
Однажды Ёлена Николаевна обронила, что у сына "очень печальное выражение лица", когда он сидит и молчит, и лишь когда говорит - улыбается. Может быть, это и есть отпечаток тех "жизненных обстоятельств", а привязанность к матери усугублялась еще и опасениями потерять ее. Но привязанность была взаимной, поэтому и Елена Николаевна тоску по сыну испытывала всю свою жизнь, до последнего дыхания.
А в общем, Олег был обыкновенным парнем, таким, как все, и не похожим на всех, со своим характером, индивидуальностью, складом ума. Он не был признанным лидером и не претендовал на эту роль, но к нему тянулись, потому что с ним было интересно общаться, то ли это касалось личных или школьных дел, то ли игры в шахматы, занятий футболом, то ли обсуждения последних новостей на фронте (а он всегда был в курсе событий). Потому и остались о нем добрые воспоминания добрых людей.
Несколько строк воспоминаний
ВАЛЕРИЯ БОРЦ:
Я знала Олега Кошевого еще до войны. Он был очень любознателен, интересовался всем и любил музыку. У меня дома была большая библиотека. Олег, как говорили мы в шутку, проглотил ее сполна. Он забирал сразу по несколько книг, а через три-четыре дня возвращал их.
АНАТОЛИЙ ЛОПУХОВ:
Вспоминаю 1940 год, сентябрь, начало учебного года, торжественное построение учащихся школы № 1 имени Горького. Среди восьмиклассников я заметил рослого, широкоплечего юношу с большими карими глазами, длинными ресницами, ровными, широкими бровями, высоким лбом и русыми волосами. Выглядел он, как показалось мне, старше своих лет. Я спросил у знакомых мне ребят по школе Васи Пирожка, Володи Холодова, кто этот парень, откуда он.
- Дружище, - обратился Вася к юноше, - вот Толя Лопухов спрашивает, как тебя, откуда ты? Да и я хочу с тобой познакомиться.
- О-очень рад с вами познакомиться. Меня зовут Олег Кошевой. Живу я на Садовой.
- Меня зовут Анатолием.
При состоявшемся разговоре я обратил внимание, что юноша заикается. Не думал я, конечно, в тот день, что с этим парнем мне придется встречаться в жизни еще не раз в школе по совместной работе в ученическом комитете. Не думал я тогда, что мы будем вместе в тяжелый период оккупации участниками подпольной комсомольской организации.
Олег учился на класс старше меня...
ЭДУАРД ДБМБИЦКИЙ:
С первого же взгляда он произвел на меня довольно приятное впечатление. Светлые карие глаза, в которых чувствовалось и доверие, и мягкость. Прямой нос, полные губы. Одет просто: широкие серые брюки, белая летняя рубашка. Он первым заговорил:
- Вижу, ты не наш. У нас, в Краснодоне, таких нет.
- Не ваш, так буду ваш. - Мы разговорились.
И когда я сказал, что эвакуированный, это еще больше заинтересовало его. В тот день мы пробыли вместе до позднего вечера. Говорил, наверное, больше я, чем он. Ведь рассказать мне было что. Увидев собственными глазами войну, смерть, я рассказал Олегу обо всем пережитом в эти дни. Вспомнил расстрел мирного санитарного эшелона, который шел в тыл. Мне собственными глазами пришлось увидеть, как раненые старались отбежать или отползти от эшелона, хотели спастись. А тяжелораненые неподвижно лежали кто где.
Многих из них нашла там смерть.
Услышанное чрезвычайно взволновало Олега, и тогда едва заметным стало его заикание. Он с большим вниманием слушал мои рассказы, иногда переспрашивал, очевидно, проверяя себя, правильно ли он понял какой-то эпизод. И в коротких его репликах чувствовалось участие и дружба.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА КОШЕВАЯ:
В июне 1942 года враг приблизился к Краснодону. Олег вместе с товарищами пытался уехать на восток, но они сумели добраться только до Новочеркасска. Попали в окружение. Дороги были отрезаны. Пришлось им возвращаться в Краснодон. Здесь уже были немцы. Свирепствовал "новый порядок": расстрелы, массовые аресты, избиение ни в чем не повинных людей.
После возвращения Олег сильно изменился: стал молчаливым, скрытным, часто уходил из дому или приводил к себе товарищей, и они по нескольку часов сидели, запершись в комнате. Долго я не могла понять, в чем дело. Как-то раз, случайно вернувшись домой в неурочный час, застала нескольких ребят. Они что-то писали, но, увидев меня, поспешно спрятали бумагу. Я спросила, чем они занимаются. Ребята отмалчивались. Я стала настаивать. Тогда Олег заявил: "Мы пишем листовки". А товарищей он успокоил: "Не бойтесь, мама нас не выдаст"...
Источник: газета "Слава Краснодона" за 8 июня 2002 года.
