Глава 33. В Освобожденном Краснодоне
Немцы с лихорадочной поспешностью возводили укрепления, устанавливали пушки, пулеметные гнезда. Вокруг нашего дома стояли ящики со снарядами, и мы с опаской проходили мимо них.
В восемнадцати километрах от Краснодона, в Большом Суходоле, не умолкая, гремела артиллерийская канонада. По улицам города днем и ночью шли немецкие, румынские, итальянские войска. На грузовиках, мотоциклах, подводах везли раненых солдат и офицеров. Закутанные в одеяла, женские шали, шерстяные кофточки, с обмороженными руками и ногами, уныло брели солдаты хваленой гитлеровской армии, похожие на грабителей с большой дороги. С озлоблением набрасывались они на безоружных мирных жителей, забирали скот, птицу, последние продукты.
Это не походило на организованное отступление на новые позиции, как заявляло о том немецкое радио, это было позорное бегство.
У нас каждый день, а то и несколько раз в день менялись постояльцы. Немного отдохнув, угрюмые, злые немцы садились в машины и спешили покинуть город.
Наступление войск Красной Армии было столь стремительным, сила их ударов столь велика, что немцы окончательно смешались. Рано утром четырнадцатого февраля, оглушительно тарахтя, к нашему дому подкатил мотоцикл. С него соскочил немец, вбежал в комнату, где спали гитлеровцы, и что-то крикнул. Послышалась возня, ругань. Немцы поспешно одевались, хватали оружие и выбегали на улицу, не забыв закутаться в платок или одеяло.
Когда все стихло, я вышла во двор. Весь город проснулся. Повсюду слышались крики и ругань немцев, урчание машин, ржание лошадей.
Из соседнего дома зашла к нам Таисия Прокофьевна.
- Отступают, паразиты! - гневно сказала она. В глазах ее блестели слезы. - Деточки наши бедные не дождались этого счастливого часа. А ведь так немножко осталось...
Вместе с немцами удирали и их прихвостни - полицейские. К нам во двор ворвались двое. Белых повязок на рукавах у них уже не было. Услышав, что они спрашивают родителей Бориса Главана, я вздрогнула. «Убьют!» - мелькнула мысль. Но полицейские только перетрясли пустые чемоданы, обшарили пустой буфет, и, сорвав от злости наволочки с подушек, ушли, чертыхаясь.
Совсем близко шел жаркий бой. И вдруг наступила тишина. Город опустел.
В напряженном ожидании мы толпились у ворот. И вот шариком скатился с горы какой-то подросток.
- Наши танки в городе, - кричал он, задыхаясь.- Идите на Садовую...
Захлебываясь от радости, побежали мы к центру города. Там уже собралось много людей. Плотным кольцом обступили они советских воинов. Ветер доносил до нас приветственные возгласы и крики «ура». Бойцы спрыгивали с танков и тотчас попадали в объятия краснодонцев. Осиротевшие матери сквозь слезы рассказывали о зверствах немцев, о геройской смерти замученных палачами комсомольцев-подпольщиков.
- А где эта тюрьма? - спросил командир танка. - Может, в ней еще люди томятся.
Узнав адрес тюрьмы, он прыгнул в люк и повел машину туда. Толпа двинулась за ним.
Тюремный двор был усеян трупами. Это немцы в последний момент расстреляли военнопленных. В камерах тоже лежали трупы, обрывки окровавленной одежды.
С ужасом переходили мы из одной камеры в другую, всматривались в надписи на стенах, в куски одежды, надеясь хоть что-нибудь найти от наших детей. Как тяжело было нам тогда! На двери узкой и тесной, как гроб, камеры я увидела нацарапанную надпись: «Взят четвертого января 1943 года. Борис Главан». Здесь в сырой холодной камере, с крохотным, в железной решетке оконцем под самым потолком, провел он свои последние дни. Плохо ему тут было. Ох, как плохо! И меня не было с ним в эти самые тяжелые минуты. Не было... Глядя на родной почерк сына, я плакала.
Плач доносился и из других камер. Вот на стене густо очерченное углем сердце. В овале четыре фамилии: Бондарева, Минаева, Громова, Самошина. Рядом надпись: «Погибли от рук фашистов 15/1-43 г. в 9 часов ночи». Около окна рукой Ули Громовой четко выведено:
Прощайте, мама,
Прощайте, папа,
Прощайте, вся моя родня,
Прощай, мой брат любимый Еля,
Больше не увидишь ты меня.
Твои моторы во сне мне снятся.
Твой стан в глазах всегда стоит.
Мой брат любимый, я погибаю,
Крепче стой за Родину свою.
До свидания.
От бывшего здания полиции мы все пошли к шахте № 5. Нет, не шли мы - бежали. Ноги сами несли нас туда. Что мы там увидели! Много лет прошло с тех пор. Но так же ноет душа, так же ясно стоит все это перед глазами. Видно уж, и в могилу унесу я эту боль и это видение.
У подножия террикона разрушенной шахты зияла черная пасть шурфа. Вокруг валялись куски одежды, шапки, валенки. Снег алел кровью мучеников. Прилегающая к шурфу стена также была в крови.
Ночами 15, 16, 31 января 1943 года гитлеровцы и их приспешники вывозили к шурфу шахты № 5 арестованных руководителей партийно-комсомольского подполья, молодогвардейцев. Их ставили у края шурфа и расстреливали, а некоторых сталкивали в пропасть живыми.
И у самой смертной черты подпольщики были так же непреклонны, как и на допросах. Пример стойкости показывали коммунисты. Из следственных материалов по делу предателей мы узнали о том, как мужественно держались Ф. П. Лютиков и Н. П. Бараков. Коммунист ленинского призыва инспектор по селу Краснодонского райкома КП(б)У С. Г. Яковлев со связанными руками, с поднятой головой сам подошел к стволу шахты и крикнул во весь голос: «Умираю за партию!» Его столкнули в шурф живым.
Чтобы скрыть следы преступлений, палачи завалили шурф железом, забросали камнями. Несколько дней из-под земли слышались стоны...
Только одному из молодогвардейцев удалось спастись - Анатолию Ковалеву. Рослый, здоровый, он еще нашел в себе силы для того, чтобы развязать руки и убежать. Охранники открыли стрельбу из автоматов, но Ковалев сумел скрыться. Его, окровавленного, укрыл у себя старый шахтер, вылечил. Дальнейшая судьба А. Ковалева неизвестна...
Над зданием горисполкома взметнулся красный флаг. Глядя на него, шахтеры с гордостью вспоминали об отважном поступке молодогвардейцев, дерзнувших в черные дни оккупации вывесить красные флаги в праздник Октября..
Потом... Потом начались для меня дни сплошных кошмаров...
Несколько дней извлекали из шахты трупы молодогвардейцев. В бадье поднимали их из глубины шахтного колодца. Юноши и девушки были так изуродованы, что их нельзя было узнать. Только по остаткам одежды узнавали мы своих сыновей и дочерей.
Двадцать седьмого февраля мы опознали Бориса. Не могу я писать об этом, дорогие мои, не могу...
Похоронили молодогвардейцев 1 марта 1943 года в братской могиле, в самом центре Краснодона - в парке имени Комсомола.
На похороны пришли сотни людей из города, поселков и хуторов. Пришли бойцы воинских подразделений, участвовавших в освобождении Краснодона, пришли боевые друзья погибших, одними из первых ворвавшиеся в город, чтобы освободить своих товарищей. Среди них Жора Арутюнянц, Нина и Оля Иванцовы, Валя Борц, Радик Юркин. Поздно они пришли... поздно...
Разрывая сухой морозный воздух, грянул салют. У свежего могильного холма замер почетный караул. А на душе было так пусто, так одиноко...
На могиле героев был поставлен временный деревянный обелиск.
Любу Шевцову гитлеровцы арестовали в Ворошиловграде. Они давно разыскивали ее как советскую радистку. Продержали ее в Краснодоне до 31 января, а в феврале вместе с Виктором Субботиным, Дмитрием Огурцовым и Семеном Остапенко отправили в Ровеньки, в окружную жандармерию. За день до бегства немцев из Ровеньков многих советских патриотов фашисты расстреляли в Гремучем лесу. В их числе были и молодогвардейцы.
В одной из камер, в углу, на стене нашли надпись, сделанную Любой Шевцовой: «Мама, я тебя сейчас вспомнила. Твоя Любаша. Прошу простить меня. Взяли навеки. Шевцова».
Пусть никогда-никогда не забудут их люди! Они заслужили это. Всей жизнью своей, смертью своей заслужили. Вот они, имена тех, кто жил и боролся вместе с моим Борей:
Иван Александрович Земнухов,
Сергей Гавриилович Тюленин,
Ульяна Матвеевна Громова,
Анатолий Владимирович Попов,
Сергей Михайлович Левашов,
Евгений Яковлевич Мошков,
Виктор Владимирович Петров,
Александра Емельяновна Дубровина,
Анна Дмитриевна Сопова,
Майя Константиновна Пегливанова,
Геннадий Александрович Лукашов,
Владимир Андреевич Осьмухин,
Анатолий Алексеевич Орлов,
Леонид Александрович Дадышев,
Владимир Павлович Рогозин,
Василий Маркович Пирожок,
Виктор Дмитриевич Лукьянченко,
Василий Иванович Бондарев,
Александра Ивановна Бондарева,
Антонина Михайловна Мащенко,
Ангелина Тихоновна Самошина,
Анатолий Георгиевич Николаев,
Демьян Яковлевич Фомин,
Нина Петровна Минаева,
Нина Николаевна Герасимова,
Лилия Александровна Иванихина,
Антонина Александровна Иванихина,
Владимир Тихонович Куликов,
Николай Дмитриевич Жуков,
Владимир Михайлович Загоруйко,
Юрий Семенович Виценовский,
Клавдия Петровна Ковалева,
Евгений Никифорович Шепелев,
Михаил Николаевич Григорьев,
Виктор Иосифович Третьякевич,
Юрий Федорович Полянский,
Василий Сафронович Гуков.
На этом обелиске написано и такое дорогое, такое родное имя:
Борис Григорьевич Главан.
Олег Васильевич Кошевой,
Любовь Григорьевна Шевцова,
Семен Маркович Остапенко,
Дмитрий Уварович Огурцов,
Виктор Федорович Субботин
похоронены в братской могиле в центре Ровеньков. Сейчас на том мести установлен мемориал «Слава».
Двенадцать человек, живших в поселке Краснодон, по желанию родителей были похоронены на центральной площади в поселке.
Вот их имена:
Лидия Макаровна Андросова,
Антонина Николаевна Дьяченко,
Антонина Захаровна Елисеенко,
Владимир Александрович Жданов,
Нина Георгиевна Кезикова,
Евгения Ивановна Кийкова,
Надежда Степановна Петля,
Надежда Никитична Петрачкова,
Нина Илларионовна Старцева,
Николай Степанович Сумской,
Александр Тарасович Шищенко,
Георгий Кузьмич Щербаков.
Василий Прокофьевич Борисов
расстрелян в Великом Суходоле вместе с попавшими в окружение советскими бойцами.
Василий Иванович Ткачев,
Павел Федорович Палагута,
Николай Иванович Миронов
расстреляны в Новосветловске.
Анатолий Васильевич Ковалев
бежал из-под расстрела и пропал без вести.
Степан Степанович Сафонов
похоронен в г. Каменске.
Иван Васильевич Туркенич
погиб в Польше.
Коммунисты Ф. П. Лютиков,
Н. П. Бараков,
Г. Т. Винокуров,
Д. С. Выставкин,
М. Г. Дымченко,
Н. Г. Соколова,
С. Г. Яковлев
похоронены в г. Краснодоне, в братской могиле.
Т. Н. Саранча -
похоронен в Изварине.
