Глава 18. Представление продолжается
Бургомистр города, развалившись в кресле, читал прошение, поданное Ваней Земнуховым:
«Для увеселения почтенной публики, гарнизона и господ офицеров просим Вашего позволения открыть в гор. Краснодоне клуб при шахте № 1-бис. Никаких расходов со стороны городской управы не потребуется. Открытие клуба, а также все увеселительные представления будут исходить от самого населения».
Бургомистр снова поднял глаза на стоявшего возле паренька в барашковой шубе.
- Фамилий твой? Я забываль...
- Земнухов, господин бургомистр, - ответил, вежливо кланяясь, Ваня. - Смею вас заверить, господин бургомистр, что клуб придется вам по душе и господам офицерам понравится. Если же вам будет угодно назначить директором Евгения Машкова, то, уверяю вас, о нашем городе пойдет прекрасная молва.
- Да, да, это ошен карашо, - обрадовался бургомистр. Он разрешил открыть клуб, а жандармам предложил следить за поведением молодежи.
Открыть клуб было необходимо, чтобы отвести от «Молодой гвардии» взоры полиции. Земнухов убеждал Туркенича и Кашука:
- Гестапо понимает, что «биржа" воспламенилась не сама собой. Но чтобы спутать следы, их посыпают табаком, и собаки сбиваются с толку. И мы проведем всех этих фашистских псов. Клуб нам поможет.
В тот же день, как сгорела "биржа», в Краснодоне начались массовые аресты. Брали стариков, женщин - всех, кто попадал под руку. Арестованных пытали в гестаповском застенке, доискивались, кто поджег «биржу», но получали один и тот же ответ:
- Ничего не знаем... Спали, когда начался пожар.
От «биржи» остались одни головешки. Сотрудникам было приказано начать новую перепись населения, но из этой затеи ничего не вышло: добровольно на «биржу» краснодонцы не шли, адреса же всех ранее переписанных сгорели. Население уходило в деревни и хутора. Полицейские рыскали по домам в поисках «здоровых и работоспособных».
Молодогвардейцы дома не сидели. Они спасались от гестаповцев в клубе.
- В этом нет ничего зазорного, - доказывал друзьям Иван Земнухов. - Вспомните из истории партии, что делали большевики в трудные моменты? Чтобы не потерять связи с народом и сохранить организацию, большевикам приходилось в подполье наряжаться и торговцами и чиновниками и надевать даже мундиры жандармов.
Клуб был открыт 24 декабря. Город был извещен об этом пестрыми афишами. Сообщалось, что при клубе шахты № 1-бис начинают функционировать кружки: драматический, струнный, цирковой. Афиши зазывали в клуб любителей музыки и танцев:
«ПРОСИМ ЛИЦ, ИМЕЮЩИХ МУЗЫКАЛЬНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ, ЗАПИСЫВАТЬСЯ В КРУЖКИ, УЖЕ НАЧАТА ПОДГОТОВКА К НОВОГОДНЕМУ БАЛУ.
Директор клуба - Е. Машков. Администратор - И. Земнухов».
В клубе подпольщики чувствовали себя полными хозяевами. Машков добыл для артистов специальные справки о том, что они находятся на службе и отправке в Германию не подлежат. Гестаповцам и в голову не приходило, что большинство артистов - подпольщики «Молодой гвардии». Но клуб должен был внешне походить на клуб: Виктору Третьякевичу было поручено создать струнный оркестр. На затемненной сцене ставились полукругом стулья. Музыканты усаживались, настраивали инструменты, и начиналась неописуемая какофония: большинство молодогвардейцев никогда в руках не держало ни балалайки, ни гитары. Надо отдать справедливость дирижеру - он был не только музыкален, но и терпелив.
- Сегодня у нас «Светит месяц», - объявлял он. - Гитары возьмите ниже на полтона. Жора, почему ты спешишь?
Жора Арутюнянц держал в руках мандолину, как портфель, и невпопад перебирал струны. Рядом с ним важно восседали Левашев и Лукьянченко. «Да, - думал дирижер, - с автоматами они освоились быстрее, чем с мандолинами...»
- Пожалуйста, отпусти третий бас, прошу тебя. На гитаре, знаешь ли, надо легче, легче... Это нежный инструмент...
Как-то раз в кабинете директора клуба занимались «акробаты». На полу лежала штанга, две огромные гири и тарелочка с мелом. Штанга и гири были тяжелы, и ребята пока учились...
натирать ладони мелом. Тихо приоткрыл дверь гестаповец и в узкую щель стал наблюдать за репетицией. Заметив его, Анатолий Ковалев сердито заворчал на своих учеников:
- Как держите ноги? Провалите представление. Сам барон будет в зале, а у вас ноги коромыслом. Стойку надо делать вот так.
И, эффектно подпрыгнув, Ковалев на руках пошел по кабинету.
Удовлетворенный, гестаповец закрыл дверь, и ребята тотчас же начали совещаться.
- Володя, - обратился к Осьмухину Туркенич, - завтра же надо отправить в Семейкино патроны. Где они?
- Зарыты на огороде.
- Выкопать!
- Но где сохранить их до завтра?
- У тети Маруси, - решительно сказал Туркенич и надел пальто.
- Вы кувыркайтесь, а я побегу.
Мария Литвинова встретила его приветливо.
- Тетя Маруся, выручайте, - разом выпалил Осьмухин.
- Что тебе, милый?
Он наклонился к ее уху:
- У меня чуток патронов и запальный шнур зарыты в снегу. Можно до утра припрятать?
Уговаривать горнячку не пришлось. Литвинова взяла ведерный чайник и покрылась платком.
- Пойдем, милый.
Дул холодный ветер. Пока Володя разгребал в огороде снег, Литвинова загораживала молодогвардейца. Потом она начала насыпать в чайник патроны, и Володя прикрывал ее полами своего пальто. Пальцы Литвиновой посинели от холода. Она отнесла чайник домой, высыпала патроны на перину и поспешно вернулась на огород. Так она трижды ходила взад-вперед. На прощанье сказала:
- Если они отсырели, за ночь подсохнут: я на них, как на лебяжьей перинке, спать буду.
Осьмухин рассмеялся, пожал Литвиновой руку и вернулся в клуб. Завидя его на пороге, Земнухов дал знак дирижеру.
- Форте! - закричал дирижер. - Фортиссимо! Гитары, вас совсем не слышно. Уснули? Давайте форте!..
Зал задрожал от громкой и нестройной музыки, но зато Земнухов мог, стоя в нескольких шагах от полицейского, свободно разговаривать с Осьмухиным.
- Сделал?
- Все в порядке. Три ведра.
Раза два приходил из городской управы курьер: бургомистр интересовался, как идет подготовка к балу.
- Передайте господину бургомистру, что репетируем и днем и ночью, - отвечал Машков. - Струнный оркестр, к примеру, разучивает немецкую песенку «Люли Марлен». Готовим также цыганские романсы. Репертуар, что надо.
Директор клуба говорил правду: и «Люли Марлен» мог исполнить на любом инструменте Виктор Третьякевич, и цыганские романсы задушевно, с заправским надрывом пел Володя Осьмухин. Если не было в зале гестаповцев, Володя выходил на сцену, простирал руки к портрету Гитлера и затягивал «Бродягу». Слова романса звучали у него не совсем обычно:
Эх, расскажи, расскажи, бродяга:
Чей ты родом, откуда ты?
Ой, да и получишь скоро по заслугам сполна,
Когда тебя, дьявола, пригреют
И ты уснешь глубоким сном...
Первый концерт доморощенных артистов привлек много зрителей. Были в зале бургомистр со своей супругой, несколько офицеров. Гостей приветствовал со сцены Володя Осьмухин. Находчивый и остроумный, в опрятном костюме и пестром галстуке, он выглядел профессиональным конферансье. Первым номером программы было выступление «лучших акробатов мира и его окрестностей». Парни старались: ходили по сцене на руках и колесом, делали сальто-мортале - не жалели сил! Зрители награждали их щедрыми рукоплесканиями. Но вдруг погас свет! В зале заерзали стульями, зашумели, заволновались: всего ждали захватчики от этого непокорного городка... Но минута - и свет опять вспыхнул. На сцене с неизменной улыбкой стоял остряк и балагур Володя Осьмухин.
- Спокойно, господа! Представление продолжается. В карманах у многих зрителей уже лежали листовки - очередная сводка Советского информбюро...
