Глава 17. Когда погасли звёзды...
Это можно было сравнить с ярким солнцем, сверкнувшим в темной ночи. Олег не верил своим ушам. Он приник к радиоприемнику. Да! Говорила Москва! Он знал голос диктора. А произносил диктор такое, что Олег в первые секунды даже растерялся. Он вбежал на кухню, где его ждали ребята, и бросился на шею Туркеничу.
- Ваня! Товарищи!..
- Что такое?
- Я же говорил, что скоро, скоро!.. - захлебывался от радости Олег.
- Что скоро? Да ты толком скажи.
- Прорван фронт! Понимаете? Красная Армия прорвала фронт. Я пять раз Москву ловил, думал, что почудилось.
Вечером молодогвардейцы составили текст новой листовки:
«Товарищи краснодонцы!
Долгожданный час нашего освобождения от ярма гитлеровских бандитов приближается. Войсками Юго- Западного фронта линия обороны прорвана. Наши части 25 ноября, взяв станицу Морозовскую, продвинулись вперед на 45 километров. Движение наших войск на запад стремительно продолжается. Немцы в панике бегут, бросая оружие. Враг, отступая, грабит население, забирая продовольствие и одежду. Товарищи! Прячьте все, что можно, дабы не досталось оно гитлеровским грабителям.
Саботируйте приказы немецкого командования!
Да здравствует наша освободительница - Красная Армия!
ШМГ».
Эхо сражений в донских степях докатилось до Краснодона. Из дома в дом бежала желанная весточка:
- Наши идут!
«Хозяева» города заметно нервничали. На улицах были усилены дозоры. Хватали всякого, кто казался подозрительным.
Листовки, подписанные «ШМГ», появлялись теперь по два раза на дню.
Немцы готовились к бегству. Штабу «Молодой гвардии» стало известно, что «биржа труда» приступает к учету всего трудоспособного населения, с тем чтобы угнать тысячи краснодонцев на каторгу в Германию. «Биржа» помещалась в большом сером доме на Садовой улице. Здесь хранились в строгой тайне тысячи карточек с фамилиями людей, которых со дня на день должны были отправить в неметчину.
Ночью заседал штаб «Молодой гвардии». На заседание пришел Сережа Тюленин. На нем была синяя замасленная спецовка, поверх нее старенькая куртка с оторванным хлястиком. Черная фуражка с большим козырьком налезала на самые брови.
Как изменился этот семнадцатилетний юноша с тех пор, как в Краснодон вошли немцы! Последнее время его усиленно разыскивала полиция, и никто толком не знал, где он скрывается. Утром в Первомайке он инструктировал людей, проверял у них оружие, а вечером с подпольщиками Семейкина писал листовки.
Чаще других видался с ним Степа Сафонов. К разбитому ангару он приносил Сергею еду, трижды свистал. В ответ раздавался странный щебет, и через несколько минут из-под развороченных бомбами тракторов-тягачей показывался Тюленин.
Убежищем служил подвальчик; здесь когда-то ютился диспетчер аэродрома. Сергей натаскал сюда соломы, досок, в стене выдолбил нишу и устроил в ней склад боеприпасов и продовольствия.
- Но когда ты уходишь, к тебе могут забрести гости, - однажды сказал Степа.
Сергей улыбнулся.
- Будь покоен: когда я ухожу, к подвалу никто не подойдет - взорвется на мине.
Друзья знали, что Сергей вспыльчив, и боялись, как бы вспыльчивость не погубила его. Но при всей своей горячности Тюленин умел заранее продумать каждый шаг и напролом не шел. Он унаследовал от своего отца хорошую привычку: семь раз отмерить и раз отрезать.
За голову Тюленина немцы обещали щедрое вознаграждение. И поэтому Кошевой в одну из встреч с Сережей предложил ему переехать в другой район.
Тюленин запротестовал:
- А что потом скажут обо мне? В кусты, мол, спрятался! Сбежать, когда наши части приближаются к городу? Нет! Я не брошу друзей. Я хочу быть полезен организации...
И теперь, когда штаб собрался обсудить создавшееся в городе тревожное положение, грозившее рабством многим краснодонцам, Тюленин незаметно пробрался из своего убежища к друзьям и предложил осуществить самый дерзкий, но единственно правильный план.
- Надо спалить «биржу», - сказал он. - Сгорят все документы. И мы спутаем все карты захватчиков. А листовками предупредим граждан, чтобы прятались по селам.
- «Биржа» - не стог сена, от спички не вспыхнет, - заметила Ульяша.
Тюленин нетерпеливо передернул плечами:
- У меня есть чем поджечь десяток «бирж»!
В дни, когда наши части, отступая с боями, проходили через город, Тюленин достал у артиллеристов бутылки с горючей жидкостью и, спрятав их в ящик, закопал во дворе. Теперь от этих бутылок зависел успех операции.
Время поджога определили так:
- Когда погаснут звезды. У всех в этот час сон крепок. Даже часовые дремлют...
И вот час этот наступал. В темном небосводе мерцали звезды, и кто знает, сколько юных глаз в морозную ночь с 5 на 6 декабря было устремлено к небу!
Неподалеку от «биржи» стоял покосившийся сарай. Еще в сумерках в него юркнули Тюленин, Шевцова и Виктор Лукьянченко. Днем Люба зашла на «биржу», (там работала одна ее знакомая), внимательно осмотрела комнаты, несколько раз прошлась по коридору, запомнила, где стоят несгораемые шкафы. И когда Тюленин спросил у нее - не заблудятся ли они в темноте, Люба уверенно ответила:
- Я знаю теперь, где вбит в стену каждый гвоздь. Когда стемнело, они принесли в сарай бутылки с горючей жидкостью и бензином, бумагу и банку с клеем.
Сквозь щели в стене сарая Лукьянченко оглядывал улицу. Вдоль «биржи» взад и вперед прохаживался часовой. Он иззяб, бил руку об руку, свирепо пританцовывал. Наконец мороз пробрал его основательно, и он ушел греться в будку.
- Теперь можно! - шепнул Лукьянченко.
Люба и Сергей вышли на улицу. Лукьянченко пробежал несколько шагов и замер у стены. Это был его пост. В руке он держал наган.
Люба подошла к окну, быстро смазала его клеем и приложила бумагу. Сергей надавил стекло, и оно почти беззвучно треснуло.
Люба и Сергей через окно пролезли в здание «биржи». Весь коридор облили бензином и расставили по углам бутылки с горючей жидкостью.
- Светает, Любаша! Беги прямо к моей хижине, и я скоро приду, - сказал Сергей.
Люба выскользнула на улицу. Одеревянев от мороза, стоял у стены Лукьянченко.
- Тихо, Виктор?
- Ветка не шелохнулась...
Сергей зажег смесь и выпрыгнул из окна. В небе гасли звезды. Трое молодогвардейцев скрылись в морозной дымке незамеченными.
Вскоре на Садовой улице раздались крики:
- Пожар!
- «Биржа» гори-ит!
Пылала она знатно, и тушить ее было уже поздно.
В доме Кошевого первой проснулась бабушка. Она увидала зарево и разбудила Елену Николаевну.
- Пожар. Не «биржа» ли?
Дремавший на диване Олег вскочил и, обняв бабушку, весело закричал:
- «Биржа»! Честное слово, «биржа» горит.- И подумал: «А с нею вместе горит и немецкая каторга...»