16

Леонид Блат. "Крепость на десятерых"

Леонид Блат

Леонид Давыдович Блат родился в 1923 г. в Ленинграде. Прошел войну с первого до последнего дня: от Ленинграда — до Берлина; воевал на «невском пятачке» и в Карелии. Награжден тремя орденами Славы, другими орденами и медалями СССР, польской медалью «За Одер, Нейсе и Балтику». Его имя — на пямятнике защитникам Ленинграда, его военной биографии посвящено немало страниц во II томе вышедшей в 1990 г. в Израиле книги «В решающей войне» об участии евреев СССР в войне против нацизма. После войны работал на предприятиях города на руководящих должностях.

 

Крепость на десятерых

Наиболее памятны мне октябрьские бои на многострадальном «невском пятачке» — крохотном плацдарме на левом берегу Невы.

Они не затихали ни днем, ни ночью. Настал черед и нашему взводу принять в них участие.

Когда лодки достигли середины реки, вспыхнули неприятельские осветительные ракеты, застрочили пулеметы. Метрах в десяти от берега наша лодка пошла ко дну — студеная вода обожгла тело. Все же бойцы отделения, которым я командовал, вплавь добрались до твердой земли, отбили у врага блиндаж и очень скоро получили через связного записку от командира роты Григория Шкурпилы: «Ночью выдвинуться вперед. Держать под контролем и огнем северный сектор участка».

Легко сказать, а как это сделать? Впереди — голая ложбина. По ней даже заяц не пробежит незамеченным — гитлеровцы подстрелят.

Выглянул из окопчика, осмотрелся. Метрах в двухстах увидел подбитый танк, обгорелый, безжизненный. Почему бы его не использовать для укрытия? Посоветовался со своим товарищем Александром Захаровым.

— Попробуем, — говорит. Танк-то под носом у фашистов.

Глубокой ночью Захаров и автоматчик Антонов поползли к танку. Вскоре, увидев условный сигнал, к танку пробрались и другие бойцы отделения. Было тихо, подмораживало. Не теряя даром ни минуты, отрыли под машиной окоп, заняли оборону как в самом танке, так и под ним. Под утро я отправил донесение взводному Власенко, человеку храброму и добродушному, учителю-сибиряку. Получил ответ: «Поздравляю командира крепости с успехом!»

Так наше отделение оказалось в непосредственной близости от вражеского переднего края. Об этом гитлеровцы не догадывались. Утром к танку безо всякой опаски двинулась их разведка. Подпустив ее, мы скосили врагов автоматными очередями. Но и себя обнаружили. И противник решил любой ценой покончить с нашей «крепостью». На снаряды и мины не скупился. Как мы уцелели — и теперь для меня загадка.

Гитлеровцы пытались окружить танк, отрезать нас от Невы. Три с половиной часа отбивались мы от наседавших врагов. И еще продержались бы, да кончились боеприпасы. Пришлось пойти на крайнюю меру — вызвать на себя огонь минометной батареи.

Просьбу минометчики выполнили: окружили танк заградительным огнем, уничтожили немало вражеских автоматчиков. А тем временем пришло подкрепление во главе с лейтенантом Власенко.

— Леонид, живой? — закричал он, подходя к танку.

— Живой, товарищ командир. Патроны принесли?

Гитлеровцы были отброшены на исходные позиции.

Мы воевали еще не одну неделю в двадцати-тридцати метрах от гитлеровцев. Но однажды мне не повезло. Во время атаки фашистский офицер, которого я намеревался захватить в плен, опередил меня на какое-то мгновение и ранил в правое плечо.

Я уверял санинструктора Машу Лукину, что могу остаться в строю — рана пустячная. Но она оказалась твердокаменной, настояла на отправке в медсанбат, откуда я попал в госпиталь.

Я давно не бывал в родном городе, где вырос, учился, работал на одном из заводов, откуда добровольцем ушел на фронт. Там жили мои родители. Но увидеть их еще месяца два не мог: врачи не отпускали даже на кратковременную побывку.

А когда медики разрешили вернуться в боевой строй, нашу 46-ю дивизию перебросили на другой участок фронта — в район Колпина, Красного Бора и Усть-Тосно.

— Поздравляю с выздоровлением, — встретил меня командир роты, — и с медалью «За отвагу»! [10; 301-303]