16

Абрек Баршт. "На рассвете - тревога!"

Абрек Баршт

Абрек Аркадьевич Баршт родился в 1919 г. на Украине. После окончания Батайского авиационного училища работал летчиком-инструктором. С начала 1942 г. по апрель 1945 г. — в действующей армии — командир эскадрильи 179-го истребительного авиаполка, а затем 118-го отдельного корректировочно-разведывательного полка. Совершил около 400 боевых вылетов, сбил четыре самолета противника. Герой Советского Союза.
После войны окончил Военно-воздушную академию. Несколько лет командовал истребительным авиаполком. Закончил службу заместителем начальника отдела боевой подготовки авиации Ленинградской армии ПВО. С 1964 г. уволился по выслуге лет. В настоящее время — начальник учебно-летной базы Гидрометеорологического института.

 

На рассвете - тревога!

Родился я на Украине в селе Старая Збурьевка Голопристаньского района Херсонской области. В нашем районе родилось 14 Героев Советского Союза, в том числе дважды Герой Петр Покрышев. Видимо, в этих местах что-то природное способствует таким урожаям...

Отец мой, Аркадий Исаакович Баршт, происходил из семьи еврея-землепашца, родом из Каховки. Он окончил зубоврачебное училище, во время революции был начальником милиции в Херсоне, а затем вместе с красноармейцами ушел в Одессу. Там его ранило, при перевязке раны в спешке оставили в ней тампон. Началось загноение, и рука высохла.

У отца рано проявились литературные способности. Он стал внештатным корреспондентом «Черноморской правды», затем заочно окончил факультет журналистики и возглавлял в Одессе литературное объединение «Потоки Октября». В это ЛИТО входили молодые тогда Киршон, Кирсанов и Багрицкий. Последний за глаза называл это объединение «Потоки патоки»...

Журналистская профессия бросала отца из города в город: Одесса, Орел, Воронеж, Владивосток. В 1938 году во Владивостоке я окончил среднюю школу и одновременно местный аэроклуб.

В то время немцы выдвинули лозунг: «Воздух — немецкая стихия. Дадим Германии 70 тысяч летчиков!» Тогда в СССР был брошен клич: «Дадим стране 150 тысяч!» Все ребята — выпускники нашего аэроклуба подали документы в Читинское истребительное авиационное училище. Я был одним из них.

В 1939 году нашу авиашколу перевели под Ростов, в городишко Батайск. В 1940 году я успешно окончил училище и стал работать инструктором, обучая курсантов в одном звене с С. Шаховым и А. Маресьевым, впоследствии Героем Советского Союза, на двухместных учебно-тренировочных истребителях УТИ-4.

21 июня 1941 года был очень тяжелый день: я сделал 75 посадок, вымотался так, что, как сейчас помню, в уме не мог сложить 7 и 8 — пальцы загибал. К вечеру мы вздохнули свободно: 

— Завтра выходной, выспимся как следует.

На рассвете — тревога! Команда: «Рассредоточить самолеты». Мы решили, что это учебная тревога и жутко разозлились: «Даже в выходной покоя нет». К самолетам доставли боекомплект. Был отдан приказ: принуждать пролетающие самолеты к посадке. Если не выполнят — сбивать. Тогда мы подумали: «Что-то неладно». Наше звено дежурило, и мы поднялись в воздух. Вскоре заметили летящий ЛИ-2, заставили его сесть. Пилот выскочил из кабины разъяренный:

— Вы что здесь, с ума посходили?! У меня же раненые из Севастополя!

Но тогда мы еще не знали, что это были первые жертвы немецких бомбардировок. Выступление Молотова я услышал позже, в 10 часов утра.

Вскоре инструкторов стали отправлять на фронт: сначала первую группу (в ней был и Маресьев), потом вторую, где был я. Но на фронт мы не попали: с полдороги нас завернули и отправили в Пермь, где формировался 27-й запасной полк. Это была авиационная часть, в которой летчики запаса осваивали современные самолеты: МИГ-1, английский истребитель «хаукер-харрикейп». Через этот полк прошли знаменитые 1-й, 9-й Гвардейские авиационные полки и другие части.

Я рвался на фронт — командование отказывало.

И все-таки в начале 1942 года я уже был на фронте под Москвой. Мы воевали на «харрикейпах», затем на ЯКах (ЯК-1, ЯК-7, ЯК-9) и занимались главным образом разведкой и сопровождением корректировщиков.

В начале 1944 года меня перевели во вновь организующийся 118-й отдельный корректировочно-разведывательный полк, состоящий из корректировочной и истребительной эскадрилий. Командиром полка был Герой Советского Союза Петр Федорович Сыченко, а меня назначили командиром истребительной эскадрильи. Наша эскадрилья должна была охранять в воздухе самолеты-корректировщики. Как правло, вылетали парами: корректировщики сопровождало два истребителя. Немцы сразу догадывались, что идет разведка их позиций, и поднимали в воздух свои самолеты. В результате разведка или корректировка срывались. У меня был к тому времени накоплен большой опыт сопровождения корректировщиков, и я предложил выполнять корректировку с истребителей. Мою идею поддержали начальник разведки артиллерии 1-го Украинского фронта Семен Дмитриевич Заика и офицер связи разведотдела Гилель Авсеевич Мирлин. Теперь, увидев в воздухе только два истребителя, немцы считали их обычной патрулирующей парой и не придавали им никакого значения. Эскадрилья корректировщиков стала заниматься только фоторазведкой. Результаты освоения новой методики были впечатляющими: за все время боевых действий полк не потерял ни одного самолета.

За войну я сделал, по официальным данным, 364 боевых вылета. Нашей главной задачей было обеспечение безопасности корректировщика или доставка данных разведки. При сопровождении корректировщика свобода маневра «мессершмиттов» была значительно больше, чем у наших самолетов. Воздушные бои были жестокими, обыкновенно с численным перевесом противника до 3-4-х раз.

В конце лета 1943 года мы получили боевое задание: произвести разведку немецких аэродромов. На обратном пути нашу пару — мой самолет и самолет моего друга Сережи Гордадзе — атаковали восемь немецких самолетов. Завязался бой. Меня подбили. Пришлось выпрыгивать. Пока спускался на парашюте, немцы стреляли по мне из пулеметов, однако приземлился я благополучно, хотя паршют был как решето. Потом мы разрезали его на полосы, и весь полк щеголял в белых шелковых кашне.

С тем же Сережей Гордадзе мы вели тяжелейший бой на Западной Украине. Наше звено — четверка истребителей — прикрывала два ИЛ-2, производивших фоторазведку противника. Навстречу нам вылетело три звена фашистских истребителей - 12 самолетов! В этом бою мы сбили два из них. Задание было выполнено.

О присвоении мне звания Героя я узнал так. К нам на фронт прибыл стажер из Военно-воздушной академии. Стали знакомиться. Представили меня.

— Командир второй эскадрильи Баршт.

— А, это тот, которого к Герою представили.

Я остолбенел: «Что он там про Героя сказал?» Потом командир полка объяснил:

— Да сам знаешь, как у нас с этим, пока до правительства дойдет... Как еще там решат...

Приказ о награждении пришел позже: 10 апреля 1945 года.

Наша эскадрилья была интернациональной. На фронте человека оценивали по тому, как он воюет. О национальности и не вспоминали. Со мной кроме грузина Гордадзе служили евреи Лапин и отличный летчик, рано погибший Миша Вайнберг, армянин Пахлеванян, украинцы Бабий и Максименко, русский Рагулин, белорус Бутома. Командир первой экскадрильи Герой Советского Союза Агзам Валеев был татарином. Всех нас объединяла ненависть к фашизму.

А что такое фашизм, мы знали не понаслышке. В апреле 1942 года я впервые оказался на освобожденной территории, в деревне Спас-Загорье, под Малоярославцем. Разместили нас по деревенским избам. У нашего хозяина деда Степана была внучка — молодая красивая женщина. Мы — летчики — молодые, бравые, а она на нас — никакого внимания. Утром уходим — молча сидит у окна, перебирает тряпки; приходим вечером — та же история. Мы к деду: «Что это у тебя внучка такая молчунья?» Дед и рассказал. Был у его внучки сын, грудной ребенок. Пришли немцы. Начался «новый порядок». Крестьян стали выгонять на принудительные работы. Внучка стала объяснять офицеру, что не может оставить грудного ребенка.

Офицер выслушал и согласился:

— Да, маленький ребенок требует ухода, мать не может оставить его и уйти на работу.

Помолчал, подошел к матери, взял ребенка за ножки, размахнулся, и размозжил его голову о печку.

— Теперь можно идти на работу, никто не мешает.

Бедная женщина лишилась рассудка.

Еще много раз я был свидетелем фашистских зверств... Пусть нынешняя молодежь не забывает, что если бы не Победа, то отец любого из них мог оказаться на месте этого ребенка. Чтобы этого не произошло, сражались мы с моими товарищами.

Это была личная борьба каждого. [10; 227-231]