16

Татьяна Немизанская. "6 сентября немцы ликвидировали гетто"

Татьяна Немизанская

Татьяна Исааковна Немизанская родилась в 1924 г. в Невеле. Узница Невельского гетто. В 1943-44 г. воевала в партизанском отряде, входившем в состав 8-й партизанской бригады.
После войны закончила Ленинградский горный институт. Работала руководителем группы в институте Гипрошахт. В настоящее время на пенсии.

 

6 сентября немцы ликвидировали гетто

Я родилась в 1924 году в Невеле. До войны в нем жило не более 20 тысяч человек, из них около тысячи евреев. Семья у нас была по тем временам небольшая: я, бабушка, мама и папа, старший брат Боря, старшая сестра Роза и младшая сестра пятнадцати лет — Минна, или, как мы ее звали, Миня.

Папа был рабочим. Мама — сестрой-хозяйкой в городской больнице и заведующим женотделом; была активисткой. Боря к этому времени уже отслужил срочную службу в армии на Дальнем Востоке, вернулся в Невель, работал техником на молокозаводе и заочно учился в Ленинграде в институте. Мы с Миней ходили в школу, а Роза училась в Ленинграде в Институте иностранных языков. В 1941 году она досрочно сдала экзамены и приехала в Невель как раз 22 июня утром.

Как сейчас помню этот день. Роза примеряла новые туфельки, и тут по радио передали... Брат на следующий день пошел добровольцем на фронт.

Скоро в город хлынули беженцы, в основном из Белоруссии, они говорили, что евреям надо обязательно бежать. Но невельские евреи почти все остались.

Начались бои за город. Вся наша семья пряталась от обстрелов в подвале больницы, в которой работала мама.

15 июля в город вошли немцы. Хотя сначала евреев не трогали, мы все-таки ушли из дома и приютились в чьей-то брошенной избе на окраине. Неподалеку был расположен военный городок, куда согнали пленных красноармейцев. И вот мама узнает, что там среди них наш Боря. Она бросилась туда и ей каким-то чудом удалось забрать его к нам.

Вскоре всех евреев, а их было человек восемьсот, согнали в гетто. Со мной это было так: мы с Розой шли по улице, на нас обратил внимание немец и повел в гетто. По пути нам встретился наш учитель математики Жданко. Взглянув на нас, он воскликнул: «Куда, куда вас ведут?»

Гетто немцы устроили на окраине Невеля в районе так называемой «Голубой дачи» в нескольких ветхих домишках. В 25-метровой комнате вместе с нами жили и спали на полу еще три семьи — никакой мебели там, конечно, не было. Питались чем придется: многие русские знакомые приносили еду, когда она кончалась, по ночам крали картошку с огородов. Нас, молодых девушек, немцы каждый день гнали на работу. Мы мыли полы в тюрьме. Там нас оскорбляли, всячески издевались над нами. Мы с Розой решили бежать. Тем более что один мальчик, живший в гетто, беженец из Витебска, все время кричал, что там всех евреев расстреляли. К тому времени вокруг гетто уже была выставлена охрана. И вот 1 сентября, когда в караул вышел пожилой немец, мы с Розой сказали ему, что нам надо навестить бабушку. Поверил он нам? Пожалел нас? Только махнул рукой и отвернулся.

Мы знали, куда идти. Мама заранее дала нам адрес своего знакомого, работника больницы, Юринова, русского, жившего со своей большой семьей километрах в сорока от Невеля, в деревне около городка Пустошка. Она надеялась, что он выручит нас, надеялась, что потом и сама сможет бежать со всей семьей, и мы встретимся у Юринова. Мы пошли в Пустошку. Шли ночами, днем отсиживались в лесу. Когда пришли к Юринову, жили так же: днем в лесу, чтобы соседи не видели, а по ночам спали у него в избе. И вот однажды к нам в лес прибегает младший сын хозяев и кричит: «Тетя Свойская пришла, тетя Свойская пришла» (Свойская — это фамилия мамы). Мы бросились в дом. Видим — мама совершенно голая, истерзанная, в наброшенном на плечи чужом мужском пальто, сидит посреди комнаты и повторяет: «Все кончено, все кончено».

Вот что она потом, придя в себя, рассказала. 6 сентября немцы ликвидировали гетто. Сначала вывезли всех мужчин, с ними моего брата и папу, заставили вырыть три большие ямы и расстреляли. Потом вывезли женщин и детей. Детей отделили от матерей, всех раздели донага и тоже расстреляли.

Когда начали свистеть пули, мама крикнула Мине: «Падай!», толкнула ее в яму и кинулась туда сама. Тут же на них начали валиться трупы. Немцы не стали закапывать могилу, забросали чем попало и ушли. Ночью мама выбралась из-под трупов, выползла из могилы. Искала, звала Миню, но не нашла. Накинула чье-то мужское пальто и пошла в Пустошку.

Через несколько дней Юринов сказал нам, что не может больше нас скрывать — опасно. Он дал нам одежду, еду, и мы ушли. По дороге мы придумали себе легенду, будто мы беженцы из Минска и фамилия наша Суворовы. Решили идти в сторону Пскова, в город Остров. По дороге в одной из деревень нас приютила русская крестьянка. Мы прожили у нее около недели, немного отъелись, помылись, отдохнули.

Пришли в Остров. Мы с Розой поселились у одной русской женщины отдельно от мамы, чтобы не вызывать подозрений, хотя в городе гетто еще не было и евреи свободно ходили по улицам.

Однажды пришли мы с Розой в столовую и вдруг видим: там сидит наша Миня! Мы побоялись к ней подойти и только показали глазами: выходи! Миня нам рассказала, что она выбралась из могилы и по ночам шла в Остров. Миня тоже придумала себе легенду и ей выдали в комендатуре «аусвайс» — она уже работала.

Потом и мы с Розой получили в комендатуре документы. Стали стирать немцам белье за хлеб и мыло. Мама наша — прекрасная вязальщица — тоже зарабатывала на жизнь. Так мы и прожили до весны.

Зимой нам удалось связаться с островским подпольем. Нюра, подруга хозяйских дочек, и ее жених Шура Козловский, связной между партизанами и подпольем, познакомили нас с Клавой Назаровой — она руководила подпольщиками.

Весной в дом, где мы жили, пришли человек двенадцать немцев и приказали нам с Розой явиться в комендатуру. То ли немцам донесли, что мы — еврейки, то ли они догадывались о наших связях с подпольем. В назначенный час мы пришли на допрос, заранее договорились ни за что не отступаться от нашей легенды. Допрашивали нас порознь.

Немец все спрашивал: «Почему у тебя голубые глаза, ты же еврейка?»

А я ему: «Я беженка, Суворова, русская».

Потом он говорит: «У меня в Германии дом, большое хозяйство, хочешь, будешь работать у моей жены?»

«Ладно, — отвечаю, — я подумаю».

Так он нас с Розой допросил, а потом отпустил. Тогда мы думали, что обманули его, и только потом, уже в партизанском отряде, узнали, что за нами была установлена слежка, нас даже тайно фотографировали.

Весной 1942 года связной Шура Козловский повел подпольщицу Еву Хайкину, дочь городского врача, и двух бежавших из плена красноармейцев в леса, к партизанам. По дороге они попали в засаду. Началась перестрелка. Ева и Шура погибли, а беглецов захватили. На допросах пленные выдали тех подпольщиков, которых знали. Так арестовали Нюру и Клаву Назарову. Через несколько дней девушек повесили вместе с выдавшими их бойцами. Но подпольщики в Острове еще оставались. Мы знали, что теперь ими руководит Милочка Филиппова. Однажды мама познакомилась на рынке с партизанкой-разведчицей по имени Анна и все ей о нас рассказала. Анна решила увести всех нас к партизанам. Но первой туда попала мама. Она вязала кофточку для женщины, муж которой бы связан с «лесом». Он и провел маму в отряд. Там мама рассказала командиру отряда Андрееву про нас и просила переправить нас к партизанам. Но мы с Розой не стали ждать, когда за нами придут из комендатуры, и пошли в лес сами. В одной из деревень встретили партизан как раз из отряда Андреева. В отряде было человек сто. Сначала нас привели к начальнику особого отдела Пяткину. Он допрашивал нас с Розой, выяснял, правду ли мы говорим. Я плакала и просила его поверить. Нас оставили в отряде. А позднее Аня привела к нам Миню. Так мы снова оказались все вместе.

Роза была переводчицей, потом служила в хозяйстве. Миня была с мамой в отряде Климова, служила стрелком. Я была санитаркой. Вскоре представился случай переправиться в тыл. Мама уговаривала нас улететь с ней, но мы отказались, решили остаться воевать, чтобы мстить немцам.

Жизнь в партизанском отряде была очень тяжелая. Все время полуголодные, жили в землянках, постоянно меняли стоянки. В мае 1943 года немцы окружили наш отряд. Мы с боем прорвались через окружение. Во время прорыва я видела, как Роза перевязывала раненого бойца. Она успела меня спросить: «Ты Миню не видела?» Нам удалось прорваться, и через несколько дней, когда я мылась в бане, мне кричат: «Иди, тебя мальчик зовет из отряда Климова».

Мальчик рассказал, что во время прорыва Миню, раненную в щиколотку, схватили немцы, опознали ее по данным слежки в Острове, заперли в сарае, а потом расстреляли.

В одном из боев меня ранило, и Андреев отправил меня в штаб полка. Там я узнала, что во время одной из операций против немцев убили Розу. Андреев опять предложил мне улететь на «Большую землю», в Казань, куда переправили маму. Он сказал: «У твоей мамы только ты осталась, все погибли. Она не перенесет, если тебя тоже убьют». Но я отказалась лететь и воевала в отряде до марта 1944 года. Какая была огромная радость, когда наш отряд встретился с регулярными частями Красной Армии!

После того как отряд был расформирован, я приехала в Казань к маме, стала разыскивать Агрономическую улицу, на которой она жила, а меня по ошибке послали на Астрономическую. И случилось так, что как раз в тот же день маму вызвали в горком партии на Астрономическую улицу и сообщили, что, по сведениям из штаба партизанского отряда, ее дочери Роза и Миня погибли, а третья дочь (то есть я) воюет. Так мы и встретились каким-то чудом на этой чужой улице в третий раз — мама вся в слезах и я, давно уже все знавшая. [10; 213-218]