16

Самуил Тагер. "Перед последним шагом"

Самуил Тагер

Самуил Меерович Тагер родился в августе 1917 года в Разливе.
Войну начал 22 июня 1941 года механиком-водителем танка «Т-26».
Участник обороны Сталинграда, Курской битвы, освобождения Варшавы и взятия Берлина. Тяжело ранен 29 апреля 1945 года в Берлине.
Командир мехвзвода разведки, гвардии старшина. Награжден орденами: двумя Красной Звезды, Отечественной войны I и II степени, Красного Знамени.

 

Перед последним шагом

Родился я 13 августа 1917 года в Разливе под Петроградом, именно в это время там прятались в шалаше Ленин и Зиновьев. В 1933 году я окончил фабрично-заводскую школу в Ленинграде с преподаванием на немецком языке. Трудовую жизнь начал кочегаром-мотористом на корабле отряда спецморпроводок, мы перегоняли суда по Северному морскому пути. В 1938 году даже зимовал в море Лаптевых, застряли во льдах на гидрографическом судне «Камчадал».

В 1939 году я был призван на действительную военную службу, стал механиком-водителем в 41-й танковой дивизии, которая находилась в городе Владимире-Волынском на западной границе. Снимок сделан там за месяц до начала войны, у меня на петлицах четыре треугольника, что-то вроде старшины. Войну мы начали на танках Т-26, их называли «братская могила на троих». Плохие машины, хорошо они только горели. За два первых месяца войны мы потеряли почти все эти танки, да и ребят — тоже немало... Стали мы пехотой. Помню, в городе Малине, западнее Киева, немцы окружают, неразбериха. Меня с рядовым Клепиковым послали искать, где можно прорваться и технику вывезти. И мы нашли... Клепикова потом к герою представили, хотя старшим был я. Ребята говорили: «А потому, Самуил, что ты казак ерусалимский». Клепикову, правда, тоже героя не дали. Наша дивизия не попала тогда в окружение, а ведь в том котле в конце лета 1941-го была разгромлена почти миллионная группировка советских войск. С боями мы отступали до Харькова, там меня назначили старшиной в мехвзвод разведки. И вся дальнейшая моя фронтовая биография связана с этим подразделением, и лучше всего ее проследить по моим наградам. Медаль «За оборону Сталинграда» — указом от 22 декабря 1942 года, в самый разгар боев. Медаль «За участие в Курской битве» (в 93-м году по персональному приглашению я ездил в Курск на 50-летие этого сражения). Медаль «За боевые заслуги»... В марте 43-го застряло в городе Севске несколько наших танков. Связь потеряна. Послали нас с солдатом Несмеяновым узнать, где да что... Мосты разбиты, пришлось реку вброд переходить, вода холодная, чуть не подохли. Оказалось, у них горючее кончилось, подробности теперь уже не помню. Несмеянова к звездочке представили, а мне эту дали. В армии ее не уважали, говорили «за половые заслуги», ее часто «походным женам» давали.

К концу 43-го я уже был довольно опытным разведчиком, у меня сохранился письменный приказ начштаба бригады Родионова. «...Тагер С. М. направляется для ведения разведки, действующим частям, непосредственно находящимся на фронте, приказываю оказывать всяческую помощь». К тому же я владел немецким, это помогало в разведке, меня ценили, поэтому и звание не повышали — боялись, заберут в дивизию офицером связи. Так и кончил я войну старшиной.

Один раз, еще в начале войны, лейтенант велел мне допросить пленного, а потом расстрелять. Немец уже немолодой, четверо детей, простой рабочий. Я его допросил, а расстрелять не смог. Но добровольцы нашлись... А в Сталинграде одного немецкого летчика допрашивал, так он все хотел узнать, кто его сбил. Есть у меня медали «За освобождение Варшавы» и «За взятие Берлина»... Берлин мы брали в составе 5-й ударной армии Берзарина. В центре Берлина меня тяжело ранило, на Шпрее-канале, — это вроде нашего канала Грибоедова, даже ограда похожа. По обе стороны — дома, а через канал мост, недалеко от моста — две баржи. Перед мостом — небольшая площадь, за ней — развалины домов, и оттуда бьет немец. На мосту — наше 76-миллиметровое орудие разбитое, и весь расчет мертвый здесь лее лежит. Нашим танкам идти через мост опасно — фаустники подожгут. Вызвал меня полковник Еремеев и говорит: «Утром на ту сторону наша рота перебралась и пропала, ни хрена не понять. Бери Бодрова, узнай, что там за каналом». Я подумал: двоих немцы скорей засекут, попробую один. До разбитого орудия я добрался перебежками, прополз между убитыми, впереди большая каменная тумба, хотел до нее одним броском, и тут очередь, по ногам. Всю войну провоевал, только две контузии, а тут — за неделю до их капитуляции — сразу три пули: две в ноги, а одна бедро насквозь и этот, божий дар, обожгла: еще немного, и без наследника был бы. Очнулся в тихом месте, за домами, меня две женщины перевязывают, потом смотрю, еще два мужика подходят, я — за пистолет, но оказалось, это голландцы, на принудительных работах. Пришли на баржах с каким-то грузом и застряли в Берлине. Они перенесли меня на свою баржу, и тут мне пришла идея. Приказываю им развернуть баржи поперек канала. Они меня поняли, немецкий знают, но попросили, не поверите, дать им это приказание письменно! Я написал, тогда они выполнили. Наши солдаты по этим баржам перешли через канал, подавили немцев в развалинах, и советские танки пошли через мост. Мне потом за это орден Красного Знамени дали.

После войны я опять плавал мотористом на разных судах. В 47-м перегоняли мы из Ленинграда во Владивосток парусник своим ходом. Его сделали финны по репарациям, а мы через Панамский канал и Тихий океан шли. Двадцать тысяч миль под парусом! Потом снова Северным морским путем перегоняли на Обь, Енисей и Лену разные суда, ходил и в загранку.

Недавно мне исполнилось 85! Но покоя нет, теперь воюю с болезнями, хотя поликлиника уже не по силам, а хорошие врачи — не по карману. [11; 300-303]