16

Михаил Вилинов. "Без вины виноватые"

Михаил Вилинов

Михаил Абрамович Вилинов родился в 1919 году в Москве. После школы окончил Военное училище химической защиты. В годы войны — командир роты, начальник оперативного отделения штаба стрелковой дивизии, старший офицер оперативного отдела штаба армии. После войны окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе и военно-исторический факультет этой академии. С 1949 года — на преподавательской работе, доцент, кандидат военных наук. Награжден орденами Красного Знамени, Красной Звезды, Отечественной войны и медалями. Член-корреспондент Академии воеино-исторических наук.

 

Без вины виноватые

В 1942 году довелось мне командовать отдельной фугасно-огнеметной ротой. Рота участвовала в обороне столицы. После разгрома врага под Москвой нас направили на Калининский фронт. При подходе к Бологому начались бомбардировки немецкой авиации, бомбили эшелон и обстреливали с бреющего полета; вплоть до выгрузки на ст. Андреаполь авиация противника не оставляла нас в покое. Мы понесли первые потери.

На Калининском фронте рота вошла в состав 21-й отдельной курсантской стрелковой бригады 4-й Ударной армии. Командовал бригадой полковник Чернюгов. Армия к марту 1942 года вынуждена была перейти к обороне и лишь на левом фланге вела тяжелые бои за овладение городом Демидовом. Мою роту командир бригады повзводно придал батальонам, оборонявшимся в районе местечка Усвяты.

Общая задача армии сводилась к тому, чтобы активными действиями сковывать противника и не допустить снятия войск для усиления главных сил немцев, действовавших на юге. Действия наши носили характер частных операций с целью разгрома отдельных опорных пунктов, разведки боем и разведывательных действий в тылу противника. В этих частных операциях мы несли большие потери, но приказ был держать противника в напряжении, и мы его выполняли. За высокую боевую активность бригада, как показывали пленные, заслужила у противника название «дикой кремлевской бригады».

В дни редких передышек наш командир собирал подчиненных, производил разбор боевых действий, стремился подтянуть личный состав, учил на ошибках и успешных действиях. На эти занятия привлекали и меня, как командира отдельной роты. Мне много помогали знания тактики, полученные в училище от опытного преподавателя полковника Сергиевского. Я до сих пор тепло вспоминаю этого человека, обладавшего завидной общей и военной культурой. Блестящий методист, он сумел пробудить в нас, молодых людях, интерес к военному делу. С преподавателем тактики нам повезло, и мы лишь смутно могли объяснить себе причину того, что во второй половине 1937 года, когда полками командовали старшие лейтенанты и капитаны, опытного полковника использовали на преподавательской работе.

И вот пришло время, когда я воспользовался в полной мере уроками своего учителя. Я заметил не без гордости, что мои доклады с интересом слушал командир бригады.

Активность наша на обороняемом участке возрастала, мы связались с партизанами и активнее действовали в тылу врага. Обеспокоенные нашей активностью, немцы в сентябре 1942 года уплотнили свою оборону, введя в первый эшелон 2-й авиаполевой корпус.

В июле-августе 1942 года на базе нашей бригады и 2-й опергруппы 4-й Ударной армии была сформирована 47-я стрелковая дивизия, которую возглавил полковник С. С. Чертогов. Я был назначен начальником химической службы дивизии.

Кстати сказать, это было третье формирование дивизии под 47-м номером. Впервые под этим номером действовала дивизия в составе 12-й армии на юге еще в Гражданскую войну. Второе рождение относится к началу Великой Отечественной войны; в мае 1942 года дивизия погибла в окружении под Харьковом. Теперь она возродилась уже на Калининском фронте.

Между тем в сентябре в моей военной судьбе произошли существенные перемены. Командир дивизии предложил мне принять оперативное отделение штаба дивизии. Я не сразу решился, не зная, что ответить командиру, понимая, какая огромная ответственность ложится на мои плечи: еще полтора месяца назад я был всего лишь командиром роты. Но я понимал, что вновь сформированная дивизия была бедна подготовленными офицерами. Я дал согласие. Напутствуя меня, командир сказал: «Вы всегда должны знать обстановку, знать, что происходит в дивизии у противника, иметь свое суждение по этим вопросам. Я не терплю подчиненных, стремящихся угадать мои мысли. К своим обязанностям приступайте сегодня же». С этими словами он меня отпустил.

Моему становлению в новой должности помогало то, что дивизия все еще находилась в обороне, боевая обстановка была относительно стабильной. Постепенно сложилась система работы, и мне стало легче.

Вскоре полковник Чертогов был назначен командиром 8-й гвардейской дивизии имени генерала Панфилова, а нашу 47-ю возглавил полковник Чернов. К счастью, новый командир понимал и ценил роль штаба, как органа управления, работать с ним был легко. Видимо, его удовлетворяла моя работа, так как вскоре по его представлению я был награжден орденом Красной Звезды.

Наступал 1943 год. Подошел наш черед переходить в наступление. Мы начали подготовку к «Невельской операции». Нашей дивизии предстояло действовать на направлении главного удара 83-го стрелкового корпуса. Дивизия успешно наступала, за что ей было присвоено наименование Невельской. Об одном эпизоде, связанном с событиями под Невелем, хочу рассказать подробно.

Накануне дня наступления 5 октября в дивизию поступил 2-й отдельный штурмовой батальон. Состав батальона — 900 офицеров-штрафников от мл. лейтенантов до подполковников. Батальон должен был действовать впереди 356-го стрелкового полка, прорвать оборону противника и проложить путь остальным. Офицеры-штрафники были в форме со знаками отличия, но свою вину должны были искупить кровью. Оказалось, что все они — бывшие «окруженцы», выходившие из немецкого окружения поодиночке. В этом была их вина! Но ведь выходили они к своим! Это недоверие к людям, попавшим в окружение не по своей вине, трудно было понять и оправдать. Таким количеством опытных, побывавших в боях офицеров, можно было укомплектовать полную дивизию. Правда, экипированы эти офицеры были очень хорошо. Все были одеты в бронежилеты, имели стальные шлемы, вооружены автоматами. Среди бойцов этого батальона я нашел связиста майора, который мог восполнить недостающего в дивизии начальника связи, но мое предложение командир не поддержал, отмахнулся: «Потом, Вилинов, после боя».

6 октября в 10 часов утра вслед за мощной огневой подготовкой дивизия перешла в наступление. На острие главного удара шел штурмовой офицерский батальон. В течение шести суток он был в непрерывных боях, отлично выполняя задачи, которые ему ставились. 12 октября, потеряв около 50% личного состава, батальон был выведен из боя. Оставшиеся в строю получили назначения в дивизии, в том числе и тот связист, о котором я упомянул выше; триста воинов были награждены орденами и медалями. Такова была цена искупления вины.

В ходе продолжавшегося наступления по приказу командующего армией я был назначен помощником начальника оперативного отдела штаба 4-й Ударной армии. С большой неохотой я распрощался с родной дивизией и отправился к новому месту службы. Но это уже другая история. И все же события, связанные со штрафным батальоном, никогда не забывались.

В конце 80-х годов мне попался в архиве приказ Сталина, проливавший свет на описанные события; летом 1942 года Сталин предписывал командующим войсками Московского, Приволжского и Сталинградского военных округов, наркому внутренних дел Берия:

«В целях предоставления возможности командно-начальствующему составу, находившемуся длительное время на территории, оккупированной противником и не принимавшему участия в партизанских отрядах, с оружием в руках доказать свою преданность Родине, ПРИКАЗЫВАЮ:

Сформировать к 25 августа с. г. из контингентов командно-начальствующего состава, содержащихся в спецлагерях НКВД, штурмовые стрелковые батальоны, численностью 929 человек каждый».

«Батальоны предназначаются, — говорилось в приказе, — для использования на наиболее активных участках фронта». Указывалось также, что при наличии хороших аттестаций командир может быть назначен на соответствующую должность командно-начальствующего состава.

Выходит, что эти лица «командно-начальствующего состава» были осуждены во внесудебном порядке, а судя по тому, что в упомянутом приказе перечисляется более десяти лагерей, в которых содержался упомянутый спецконтингент, батальонов было сформировано не один десяток. Жаль только, что шансов остаться в живых после участия в боях на «активных участках фронта» у этих людей было не так уж много. [11; 241-245]