Рост Н. "Жгучие строки"

4 сентября 1944. Черный день - девяносто два убитых узника!

Я сидел у постели больного Зеппа Чофенига, моего австрийского друга, когда вошел чех, работающий в шрайбштубе, и прошептал, что четверть часа назад фашисты взяли и увели девяносто двух русских офицеров. Мы тотчас узнали куда...

К маленькому холму позади крематория. На расстрел...

Мы не сказали больше ни слова, в немом молчании сидели и ждали.

Зепп встал и открыл окно. Несколько позднее я понял почему...

Раздатчики пищи пошли за супом; больных вносили и выносили, меняли повязки, чистили раны. Вокруг кричали от боли, спорили о будущем, смеялись и ругались.

Зепп и я в немом молчании сидели - и ждали.

Прозвучал первый выстрел. Непроизвольно наши руки соединились. Зепп посмотрел на свои часы: было 11.30. Опять выстрелы. И опять... Опять... Снова и снова. Мы пытались считать, но раздатчики пищи вернулись и подняли невообразимый шум: «Хороший сун. Хороший суп. Жирный суп!»

Мы выглянули в окно: снова выстрелы, выстрелы, выстрелы. В двенадцать часов пять минут - последний... Снаружи стало тихо. Наконец-то...

Зепп (он член ЦК Австрийской компартии) сказал тихо, но твердо: «Всегда думать об этом - и никогда не забывать!» - это из песни, которую множество раз исполнял Эрнст Буш.

Зепп сказал отнюдь не риторически, совсем не торжественно - спокойно, очень спокойно и очень решительно. Он точно выразил наши мысли.

После аппеля (построения). Ади сообщил, что девяносто два русских офицера, когда их уводили, громко запели «Интернационал».

6 ноября 1944. Долго разговаривали с нашими двумя маленькими русскими, хотя они еще не очень-то хорошо понимают немецкий.

Старший санитар сумел, к счастью, устроить их в ревире, несмотря на то, что они не больны. Василию - одиннадцать, Петрову - тринадцать лет. Оба уже два года в концлагере. Они с Украины, их родители расстреляны.

Мальчики спят вместе на верхней койке, время от времени немного помогают нам, к примеру при раздаче пищи, стирке бинтов или режут перевязочный материал.

Утром они часто играют в салочки или прятки между умершими, вытащенными из комнат и лежащими на улице возле мертвецкой в ожидании команды крематория, ежедневно забирающей свой ужасный груз.

Когда я спросил Василия, хочет ли он поехать со мной после войны в Голландию, он, презрительно пожав плечами, ответил коротко и ясно: «Голландия? Голландия? Нет, Советский Союз!»

Он сказал это так, словно Голландия какая-то дикая местность. Он не по возрасту убежден, что на его родине лучше, чем где бы то ни было во всем мире...

Поезжай обратно на Украину, дружище Василий! Ты прав, гордясь Советским Союзом, который может дать тебе больше, чем любая иная страна. И если будет возможно, я приеду когда-нибудь тебя навестить.

Нико Рост, г. Амстердам

[15; 62-64]