Дни памяти и... дни рождения
Раиса Аптекарь, Людмила Косинская,
музей «Молодая гвардия»
В сознании краснодонцев январь уже давно ассоциируется с самыми трагическими событиями в истории «Молодой Гвардии». Вспоминаются слова Ивана Туркенича, опубликованные в армейской газете «За нашу победу» спустя год после похорон боевых товарищей и буквально за несколько месяцев до собственной гибели:
«Думая о Сереже, об Олеге Кошевом и о других своих погибших друзьях, я вспоминаю старинную легенду про одного спартанского мальчика, которую я слышал еще в школе. Мальчик-спартанец, уличенный в каком-то поступке, стоял спокойно перед своими родителями, в то время как крыса, тайно пойманная им и спрятанная за пазухой, грызла ему тело. Об этом мальчике, скрывавшем в муках свою шалость, люди говорят с удивлением вот уже много веков подряд. С каким же удивлением нужно говорить о наших юношах и девушках, которые, не дрогнув под самыми страшными пытками, скрывали не детскую шалость, а тайну своей борьбы за великое всенародное дело?!»Дни памяти, дни скорби... В который раз у братской могилы в молчании и горести постоят те, кому дороги имена погибших. Как и в предыдущие годы, сюда обязательно придут родные, близкие люди - не матери и отцы (их уже нет в живых), а родственники во втором, третьем, четвертом поколениях. Придут поклониться, возложить цветы. Дань памяти отдадут жители и гости города, экскурсанты.
Место погребения всегда располагает к размышлениям о вечном, навевает раздумья о жизненных перипетиях, человеческих судьбах. А по прошествии лет все воспринимается еще острее, особенно безвременная смерть совсем еще молодых людей.
Читаем надписи, даты жизни. И вдруг неожиданно пронизывает мысль: январь не только месяц гибели, но и дней рождения молодогвардейцев. Даты жизни и смерти героев переплелись.
Трагическое оказалось рядом...
Каково было ребятам, когда приближался радостный день, а над головами, как дамоклов меч, уже нависла угроза расправы! Опасность была реальной и неизбежной, хотя в душе каждого теплилась надежда.
1 января исполнилось 18 лет Володе Осьмухину. С днем совершеннолетия поздравили мама, Елизавета Алексеевна и сестра Люся. Не забыли и друзья.
Нужно оговориться, что в довоенные времена дни рождения отмечались скромно, а в период оккупации - и подавно. Но невзирая ни на какие обстоятельства, чувствовать себя именинником всегда приятно. Вот что, например, записала в дневнике 12 декабря 1942 года Лидия Андросова: «Мне сегодня ровно 18 лет. Вечером приходили Коля, Нина и Надя Петрачкова. Все пожелали мне счастья».
19 декабря короткую запись сделал Степан Сафонов: «Сегодня мне 16 лет. Утро». Он был в приподнятом настроении. Писать некогда, торопился к ребятам в клуб имени Горького.
День рождения Володи Осьмухина был омрачён первыми арестами.
«Тебя не заберут?» - спрашивали дома, ибо знали, что с Виктором Третьякевичем и Иваном Земнуховым он был хорошо знаком. С Виктором учился в одном классе, а всех троих часто видели вместе. Володя успокаивал: все будет в порядке.
Кто мог подумать, что подлый донос предателя полностью изменит ход следствия. Продержав арестованных несколько дней, начальник полиции Соликовский, очень жестокий и безжалостный человек, распорядился выпороть их и выгнать. Однако с появлением доноса его решение резко изменилось: задержанных, повинных в нападении на автомашину с почтой и новогодними подарками для немецких солдат, допросить повторно, но уже как участников сопротивления. Кроме того, в полицию доставить всех подозреваемых в причастности к антифашистским действиям.
5 января забрали и Володю, прямо с работы, предварительно учинив в квартире обыск и разгром. «Я знала, в чем его обвиняют, - рассказывала Елизавета Алексеевна, - понимала, что мы его больше не увидим».
Да, она догадывалась, потому что не раз видела в доме ребят, знакомых и совершенно посторонних, а на вопрос, кто они, сын с улыбкой отвечал: «Как будто тебе, мама, не все равно, как его фамилия». Замечала, что они как-то странно играют в шахматы, даже не передвигая фигуры. Иногда слышала обрывки разговоров, которые приводили ее в смятение: «...сборный пункт в подвалах» или: «...ты заготовь пропуска». Бывало, сын приходил домой поздно ночью или под утро. Зная, что мама беспокоится, уговаривал ее, а иногда шутил: «Ну, как, мама, наверно, думала, что меня уже посадили?» Потом рассказывал новости о продвижении советских войск... «Не унывай, мамочка, скоро- скоро придут наши... А эти псы поганые скоро обожрутся нашего масла и меду». Володя намекал на то, что в мастерских рабочие постоянно выполняли спецзаказ оккупантов: запаивали банки с продуктами, которые затем отправлялись в Германию.
А когда Елизавета Алексеевна побывала у полиции, то окончательно убедилась, что случилось непоправимое: «Назавтра снова несу передачу. Стоим мы все, а один полицейский вышел и играет плетью. Бьют палачи наших детей! Стоим, прижимаемся к забору, а полицейские орут, изгонят нас подальше; Получила я посуду от Володи, а на крышке бидона с обратной стороны надпись: «мама и Люся, меня обвиняют в том, что слушал радио. Жив, здоров. Володя».
«Помню эту роковую ночь. Была луна. Снег блестел, а мороз был нестерпимый. Мы всю ночь не спали. Маме казалось, что Володя подходит к кровати. Я плачу украдкой от мамы. Еще никогда не было такой жуткой ночи. Сердце разрывалось на части. Хотелось закричать на весь мир. Еле дождались утра. И вот 16 мы узнали горькую правду: убиты». Это воспоминания сестры Володи, Людмилы Андреевны.
И снова Елизавета Алексеевна: «...Утро 16 января. Погода ясная, а на сердце - камень. Я еще не знаю о судьбе своего сына. Иду за водой и слышу: люди говорят, что вчера везли через шахту № 5 полную машину юношей и девушек, а сзади на санях - полицию. Потом слышны были выстрелы...»
Та же участь постигла и Анатолия Орлова, ровесника и близкого друга Володи. Они учились в одной школе, во время оккупации вместе работали в электромеханических мастерских, рука об руку действовали в подполье. Свой день рождения, 7 января, Анатолий встретил дома. Очень переживал за друга, а 13-го сам попал в заключение.
...Дни рождения, как и аресты, следовали один за другим. 3 и 4 января исполнилось 19 лет Ульяне Громовой и Павлу Палагуте из поселка Семейкино. Через несколько дней Ульяна тоже оказалась в тюрьме, а Павла арестовали спустя две недели, отправили в Новосветловку и там расстреляли.
Пожалуй, самым драматичным был день рождения их сверстников Анатолия Попова и Евгения Шепелева. Они встретили его в фашистских застенках. Обоих арестовали почти одновременно, с разницей в несколько часов. Геннадий, младший брат Евгения, от внимания которого не ускользнула ни одна деталь, вспоминал:
«Женю арестовали ночью. Когда он оделся, полицейский попросил у матери что-нибудь связать Жене руки. Мама ответила, что у нее нет ничего такого, чтобы связать своему сыну руки, а Женя усмехнулся и говорит: «Эх вы, трое вооруженных и боитесь одного вести, брали бы с собой цепи». Тогда один полицай схватил полотенце, которое висело в кухне, связал Жене руки и сказал: «В полиции ты у нас не так заговоришь».
Матери, Таисия Прокофьевна Попова и Таисия Павловна Шепелева, приходили к полиции ежедневно, приносили передачи, надеялись узнать что-либо о сыновьях. Однажды Таисия Павловна увидела Женю в окошке: «Подвели его ребята под руки к окну. Он был бледным, лицо в кровоподтеках. Грозил пальцем, чтобы я не плакала». И в день ареста он просил ее держаться, не плакать. Но что она могла поделать с собой: «Я за слезами ничего не видела».
11-го не шла, а бежала. Хотела поздравить сына. На всякий случай приготовила записку, понимая, что с этим очень уж строго: если обнаружат, вообще ничего не возьмут. В прошлый раз ей грозили дать десять плетей. Она хотела пожелать Жене остаться живым и здоровым. Но 15-го поздно вечером его расстреляли. В следующую ночь погиб и Анатолий. Накануне он передал крохотную записку, начинавшуюся словами: «Поздравьте меня с днем рождения...»
Анна
Аня Сопова родилась 15 января. Какое настроение могло быть у нее, если большинство подпольщиков уже находились в тюрьме!
Какое-то время она еще поддерживала связь с Иваном Туркеничем, скрывавшимся в Краснодоне, искала нужных людей, чтобы помочь узникам, а возможно, даже освободить их.
Аня была жизнерадостной, деятельной и очень смелой девушкой. «Наша Нюся росла веселой, неугомонной, - вспоминала мама, Прасковья Ионовна. - С детства она мечтала стать летчицей. Даже, играя с братьями и их друзьями «в войну», говорила: «Чур, я летчик». А над кроватью повесила вырезанные из журналов портреты прославленных женщин-ассов Валентины Гризодубовой, Марины Расковой, Полины Осипенко.
Для Анны не было трудностей и препятствий. Ей казалось, что все по плечу. В первые же дни войны хотела попасть на фронт: девушка в военной форме представлялась ей романтичной, привлекательной и очень волевой, сильной, каковой она считала и себя. На фронт не получилось - пошла работать на шахту. Как-то Анна Виссарионовна Эйсмонт, бывшая учительница, заметила ей, что такая работа опасна для здоровья молодой хрупкой девушки, ведь трудно справляться с обязанностями откатчицы груженных углем вагонеток. Аня ответила: «А кому сейчас легко? Всем трудно. Стране нужен уголь, а работать в шахте некому. Шахтеры ушли на фронт».
Друзья о ней отзывались так: «В характере Нюси было много мягкости, чуткости, сердечности, вместе с тем много героизма и мужества». Возможно, сочетание этих качеств и подвигло ее на мужественные, часто опасные поступки.
С большой теплотой говорил о ней Василий Левашов. Приведем отрывок из его документальной повести «Мои друзья молодогвардейцы», напечатанной в журнале «Звезда» (№2, 1970 год):
«Аня всегда бывала на наших вечерах, когда мы собирались на чьей-нибудь квартире. Обычно она подсаживалась туда, где завязывалась беседа, и слушала. Лучше Ани никто не умел слушать рассказчика... Отвлечь ее в такие минуты мог только Третьякевич, с которым она познакомилась на одном из вечеров.
Многие наши ребята знали Аню еще до войны, она училась в школе имени Горького. Иван Земнухов предложил вовлечь Аню Сопову в «Молодую гвардию». Он давно знал Аню как активную комсомолку, ручался за нее.
Однажды Виктор Третьякевич пошел проводить Аню Сопову домой. Проводы, конечно, дело личное. Но в данном случае Виктору поручалось предложить Ане Соповой вступить в подпольную организацию.
Третьякевич потом рассказывал мне, какой у них вышел разговор.
Когда они оказались в безлюдном месте, Виктор спросил:
- Аня, ты помнишь тот день, когда тебя принимали в комсомол?
- Помню.
- Сожалеешь об этом?
- О чем?
- О том, что тебе тогда не отказали в приеме?
- Своих убеждений я менять не собираюсь! - после некоторой паузы резко ответила Аня.
- Тогда у меня есть к тебе предложение.
- Какое? - уже примирительно,предчувствуя что-то интересное, спросила девушка.
- Здесь, в Краснодоне, выполнять свой комсомольский долг.
Вскоре состоялся официальный прием Ани Соповой в «Молодую гвардию». С Третьякевичем Аня подружилась. Их всегда видели вместе.
Подпольная группа Ани, которую мы потом всю приняли в «Молодую гвардию», состояла из девушек. Им очень хотелось объединиться с другими группами подпольщиков, но связей с ними искать не пытались: кому нужны девчонки?..
Аня приходила в штаб, получала задание, а затем собирала подруг и с ними решала, как его лучше выполнить.
6 ноября Аня получила от Жоры Арутюнянца большую пачку листовок, выпущенных в честь25-й годовщины Октября. В тот же вечер девушки должны были их распространить.
Девушки ходили парами: всё-таки безопаснее и не так страшно.
Когда Аня Сопова с подругой завершали свой маршрут - в кармане остались последние экземпляры листовок, - сзади раздался окрик: «Стой!»
Неужели попались? Девушки ускорили шаг. Но топот сапог участился, вот-вот их настигнут.
- Бери листовки и убегай, я их отвлеку, - шепнула Аня подруге.
Сопова повернулась и пошла навстречу преследователям...» Как рассказывал Василий Иванович, ее спасла случайность: рядом оказался Анатолий Лопухов. Он-то ее и выручил.
Об арестах Аня узнала в тот же день, когда они начались, и своевременно получила распоряжение штаба покинуть Краснодон. «Но она никуда уходить не собиралась, - продолжает В.Левашов. - Она надеялась с помощью находившихся еще на свободе молодогвардейцев освободить арестованных ребят. Ведь среди арестованных был Виктор Третьякевич - ее Виктор. С планом организации освобождения заключенных Аня пришла к Юрию Виценовскому. Они вместе стали готовить побег товарищей».
Анна была уверена, что у них все получится. По сути, помочь она уже ничем и никому не могла. Но твердо знала, что должна действовать.
25 января Анну арестовали. Поместили в женскую камеру, где она неожиданно встретилась с Любовью Шевцовой. Люба оказалась «старожилом». Она попала сюда в числе первых, находилась вместе с Ульяной Громовой, Майей Пегливановой, Александрой Дубровиной и другими участницами подполья, в полной мере испытала все ужасы фашистской тюрьмы. Девушек казнили, а следствие по делу Шевцовой все еще продолжалось. От Любы Аня узнала, что многих молодогвардейцев уже нет в живых, в том числе и Виктора Третьякевича.
Александра Павловна Колтунова,на квартире которой во время оккупации жил Филипп Петрович Лютиков, тоже не избежала ареста. 31 января после допросов ее отпустили. В коридоре она увидела Анну и поразилась: на лице отчетливо проступали «следы нагаек, один глаз затек, на губах запеклась кровь". Аня поддерживала сильно избитого Семена Остапенко.
А Александре Павловне шепнула: «Предупреди Субботина и других, пусть уходят, о них знают».
В тот же вечер последнюю группу молодогвардейцев повезли на казнь. Александра Васильевна Тюленина, арестованная вместе с сыном и находившаяся е одной камере с Любой и Аней, вспоминала, как двери камеры вдруг раскрылись, и послышалось громкое: "Сопова здесь?! Собирайся». «Она к нам: «Что брать с собой?» А Люба ей: «Ничего, ты знаешь, куда идешь". Поцеловались они. Аня подошла ко мне, наклонилась и тихо сказала: «Тетя, может, вы живой останетесь, передайте моей мамке, что я пошла бодрая и весёлая. И не велите моей мамке плакать. Поцеловала меня, распрямилась, посмотрела на Любу и пошла. Больше я ее не видела».
О том, что произошло у шурфа шахты № 5, куда привезли обречённых на смерть, свидетельствует очевидец - Анатолий Ковалёв, совершивший побег с места казни. Своим родителям он рассказывал: «Молодогвардейцев с первой подводы подвели к шурфу. Полицейские скомандовали: «Ну, становитесь, партизанская сволочь, и нагните голову вниз».
Нюся Сопова ответила: «Что вы этим хотите доказать?» Эта стойкая девушка, когда ее вешали за косы, ни разу не крикнула, и одну косу ей оторвали...»
Из шурфа ее достали пятой…
В январе было среди молодогвардейцев еще несколько именинников. Антонина Мащенко и Надежда Петрачкова не дожили до заветного дня. А 15-летнему Радику Юркину и 19-летнему Василию Борисову удалось скрыться, затем покинуть город.
Источник: "Ижица", 2004 г.