Сергей Тюленин

Р.М. Аптекарь, г. Краснодон,
музей "Молодая гвардия"

Почему меня считают неисправимым

Мое поведение испортилось потому, что на меня мало обращали внимания в школе и дома.

Я перестал готовиться к урокам, пропускал занятия в школе. До позднего вечера ходил по клубам, научился хулиганить. Часто бросал камни в окна и двери клуба, когда нас не пускали в кино, не слушался родных, грубиянил и часто домой не приходил.

Но таким, как я, мало уделяли внимания в школе.

Наш классный руководитель теперь каждый день с нами беседует и помогает исправить наши ошибки. Я знаю, что делал нехорошо и обязуюсь исправить свое поведение и не быть в числе отстающих, Доказать своим товарищам по школе, что у нас плохих нет. Возьмусь за учебу, буду внимательно слушать уроки, аккуратно выполнять домашние задания и стану таким, каким должен быть пионер.

Ученик школы № 4 Тюленин Сережа.

(Газета "Социалистическая Родима", 22 марта 1938 года).

Страница первая

Мы были всякими, любыми, 
Не очень умными подчас.
Мы наших девушек любили, 
Волнуясь, мучась, горячась. 
Мы были всякими. Но мучась, 
Мы понимали: в наши дни 
Нам выпала такая участь, 
Что пусть завидуют они.
Они нас выдумают мудрых, 
Мы будем строги и прямы, 
Они прикрасят и припудрят, 
И все-таки пробьемся мы!

Павел Коган

Эти поэтические строки фронтового поэта, павшего смертью храбрых в 1942 году под Новороссийском, вспомнились не случайно. Подсказала их ровесница Сергея, но ровесница из другого времени и другого поколения - начала XXI века. Выпускница одной из школ Луганщины, Юлия Мышакова свое сочинение, точнее даже сказать, философские размышления, начала словами: "Не все они были пай-мальчиками и пай-девочками. Вот Сергей Тюленин, которого посетил директор школы с угрозой исключить из нее за озорство и хулиганство. Да, с ним пришлось хлебнуть родителям и учителям. Но, видимо, неплохие педагоги были в этой краснодонской школе, если смог этот "не то мальчик, не то маленького роста паренек" отойти от детства, пойти на шахту, а потом стать отчаянным подпольщиком". А если еще вспомнить собственное публичное признание Сергея через районную газету "Социалистическая Родина" о том, "почему меня считают неисправимым", то не остается никаких сомнений, что перед нами вовсе не пай-мальчик". Но Сережка и не нуждается в приукрашивании. Да, он озорной, непоседливый. Мог прыгнуть из окна второго этажа школы, а на уроке выпустить из-под парты голубей - на радость всему классу. Но это, по словам его друга Николая Сыщенко, скорее всего от скуки, ему было не интересно: все, что изучалось в их классе, он уже давно знал наперед, потому что со своей старшей сестрой Надей учил не свои, а ее уроки и делал это с большим удовольствием.

Но ни в коем разе озорство и шалости нельзя считать главным в его поведении и характере. Все, кто знал Сергея, прежде всего, подчеркивают, что да, он был озорным, но никогда не хулиганил. Если подрался с кем или окно нечаянно разбил, обязательно признается. Он запросто мог заступиться за младших и "накостылять" виновному, независимо от возраста. И все это вызывало только уважение к этому худощавому, небольшого роста, на первый взгляд, не очень приметному, однако очень достойному пареньку. Ведь не случайно Александр Фадеев, знавший о нем все и полюбивший своего героя всей душой, писал, что у него "орлиное сердце, исполненное отваги, дерзости, жажды подвига".

Сверстники, да и младшие, буквально толпами ходили за ним, во всем подражая и повинуясь ему. У него было много друзей, а самыми "закадычными", пожалуй, двое: Николай Камбулов и Николай Сыщенко. Они никогда не расставались. "Вместе ели и спали (он у меня или я него), - вспоминал Камбулов. - Учились в одной школе". А семья Сыщенко какое-то время жила в домике-землянке Тюлениных, пока строила свою "мазанку", чему ребята были чрезвычайно рады. Даже спустя годы Николай Иванович вспоминал о том незабываемом времени с волнением и благодарностью: "Ежедневно хлебали из одной миски, спали под одним дырявым одеялом, все шалости и забавы только вместе, все школьные годы за одной партой".

В школу отправлялись вместе. Книг Сергей никогда не носил, тетради обычно торчали из-за пояса брюк, ручка - в кармане. За ними сразу же пристраивались другие "шанхайские" ("Шанхаем" называли старый район города) ребята. Шли, разговаривали. Младшие только прислушивались, боясь пропустить что-либо интересное.

Разговор шел о разном. Сергей любил рассказывать всякие истории из прочитанных книг, а читал он много, запоем, без разбору - что попадется. Говорили о новинках техники и о том, как можно использовать их для создания простейших моделей, например, самолетов или "летающего змея". Рассуждали об авиации и летчиках-испытателях, имена которых тогда были у всех на слуху. Начитанности, осведомленности Сергея можно было позавидовать. "Как ни странно, но из уст Сережи мы впервые узнали о полете Валерия Чкалова из Москвы в США - Ванкувер".

И, конечно, обязательно речь касалась голубей, потому что лучше "тюленинских" в Краснодоне не было. Сергей был заядлым голубятником, и получить пару молодых породистых выводков из его арсенала считалось большой удачей.

Семья Тюлениных была большой: сводные братья и сестры по отцу и по матери и он, Сергей единственный общий сын у Гавриила Петровича и Александры Васильевны. Старшие дети уже давно повзрослели и покинули отчий дом, хотя его никогда не забывали, а между собой всегда поддерживали хорошие отношения.

Все в семье любили младшего. Никто не притеснял, не покрикивал. Поругивали, разумеется, за озорство в школе, да и то все как-то быстро улаживалось, и о его проделках забывали - до следующего вызова родителей в школу или до появления учителя дома.

Может быть, потому он и рос вполне самостоятельным, уверенным в себе человеком, умел ценить собственное достоинство и уважать достоинство других.

Сергей увлекался всем: художественной самодеятельностью (танцевал и играл на балалайке в струнном оркестре), занимался спортом - футболом, легкой атлетикой. "Мы подолгу не слазили с турника в клубе имени Горького, - вспоминал Камбулов, - учились крутить "солнце", как тогда называли этот популярный оборот".

Но самым серьезным увлечением была авиация. Сергей давно и окончательно решил для себя, что непременно станет летчиком. Об этой его тайной мечте знали только близкие друзья. Только с ними мог поделиться секретом, что начал уже тренироваться в прыжках с "будто бы парашютом". Это была обыкновенная простыня, а прыгал с крыши своего дома, благо, этот домик - землянка небольшой высоты. Однако не обошлось без приключений. В один из неудачных прыжков он потерял половину переднего верхнего зуба. Его прыжок со второго этажа школы на глазах всех учеников - это, пожалуй, демонстрация уже достигнутых результатов. Но какой восторг окружающих! Так разве это озорство? Это отвага, это подвиг в глазах всех ребят и девчат.

А вообще, считал Коля Сыщенко, "триумфальные подвиги" советских летчиков тогда, в мирное время, просто вскружили головы всему молодому поколению. Все с восторгом говорили о Чкалове, о летчиках-полярниках, спасших папанинцев. Это были необычайно смелые и мужественные люди, примеру которых подростки и юноши хотели следовать неукоснительно и поэтому мечтали только об авиации. Не прошло все это бесследно и для Сергея. Час его настал, и в 1940 году, собрав необходимые документы, он поехал сдавать экзамены в Ворошиловградскую спецшколу ВВС.

"Нас ехало из Краснодона человек 15-16, но прошли по медицинской комиссии только двое - я и Володя Ходов, - рассказывал Николай Камбулов, который впоследствии стал-таки летчиком. - У Сергея подвело зрение. Уже позже, когда я приезжал в отпуск, мы с ним уезжали в школу вдвоем, за что и попадало нам от родителей, так как они (то есть моя мать и Тюленина) приезжали за ним в Ворошиловград и забирали обратно.

Любили мы летчиков и самолеты. Помню, как сейчас, мы с ним уходили на аэродром (в двух-трех километрах от железнодорожной станции Верхнедуванная) и целыми днями наблюдали за полетами самолетов. Нас уже знали на аэродроме и считали "своими", поэтому кормили нас и вечером забирали машиной в Краснодон домой.

Да, мы с удовольствием ели из котелков вместе с курсантами кашу и щи, и как все это нам казалось вкусно.

Ходили в авиамодельный кружок при Доме пионеров. Родители нам пошили кители по форме, и мы их носили с огромным удовольствием".

Страница вторая

Таким знали Сергея Тюленина до "Молодой гвардии". Потом у него появились новые друзья и товарищи. Большинство из них были знакомы и ранее, но теперь приходилось узнавать друг друга совершенно с иных позиций. Сергей хорошо знал и уважал Виктора Третьякевича, потому что он тоже шанхайский и учился в той же школе, но только чуть постарше и без озорства, посерьезнее - все-таки комсорг школы. В подполье оба они состояли членами штаба, хотя выполняли совсем разные функции - в силу своих способностей и особенностей характера. Часто встречались в клубе имени Горького. Сергей записался в струнный кружок, которым руководил Виктор, кружки художественной самодеятельности - это лишь видимая часть работы его участников, более важная и опасная была скрыта от постороннего глаза. О ней не могли и не должны были знать другие ребята, также посещавшие репетиции. Поэтому, если в кабинете директора клуба, а им был Женя Мошков, собиралась небольшая группа для решения экстренных вопросов, то обязательно выставлялись "дежурные".

Сергей неплохо знал Степу Сафонова, Валю Борц, Радика Юркина, с которыми теперь был связан особыми узами.

"Я был самым младшим из восьми ребят, которые под руководством Тюленина начали собирать оружие и патроны. Мы еще не совсем ясно представляли себе, когда и как будем применять оружие, но твердо знали одно: нельзя в такое время бездействовать!" (Радий Юркин).

"Это был очень настойчивый человек, он всегда добивался того, чего хотел. Сильный характер - такого не согнешь. И его не согнули...

Как хорошо и тепло было с ним, как радовался он удаче, как выпрямлялся, когда надвигалась опасность. Смелый и предприимчивый, он был нашим любимцем". (Валерия Борц).

Сергей и его "пятерка" оказывались всегда там, где опаснее. "Сережа - человек дела, - вспоминала Нина Иванцова. - Не любил хвастунов, болтунов и бездельников. Он говорил: "Ты лучше сделай, и о твоих делах пускай расскажут люди".

Очень тепло и уважительно отзываются о нем его боевые соратники, оставшиеся в живых. В своих выступлениях, публикациях они неоднократно говорили, что такого же высокого мнения о бесстрашном Сережке были и те, кто шел с ним ежедневно, ежечасно на опасные задания, но кто о нем уже никогда не сможет ничего сказать. Обычно он руководил всей операцией, но перед каждым стояла конкретная задача, от выполнения которой зависел успех всего дела. А кроме того, каждый знал, что доверием своего командира нужно дорожить особо, потому что тот уважал людей решительных и деятельных, и никому не хотелось в глазах Сергея выглядеть иным, не достойным его внимания. Удивляться нечему. Ведь самому командиру "пятерки" только пару месяцев назад исполнилось 17 лет, его ребятам столько же или чуть поменьше. А дух героизма, романтики для них был превыше всего.

"Честный и до безрассудства смелый, он нередко на свой риск где-то взрывал немецкие машины, портил связь, действовал активно, сообразуясь с обстоятельствами. Сердце его кипело, он был яростным мстителем, и надо сказать, что делал он все хорошо, умело, ловко. Бывали случаи, что штаб останавливал его намерения, слишком горяч и нетерпелив был Тюленин". (Георгий Арутюнянц).

Об этом "недостатке" Сергея говорил и Василий Левашов:

"Сергей Тюленин был несколько озорной парень, очень активный, энергичный. Он никогда не заботился об осторожности. И нам неоднократно приходилось за это его предупреждать... Его энергии хватило бы, наверное, на троих подпольщиков. Но все это досталось одному".

Сергея высоко ценил командир "Молодой гвардии", прекрасно понимая, что такому бесстрашному и отважному человеку можно довериться - он не подведет, можно поручить самое сложное задание - он выполнит его быстро и с отличным результатом, а на заседании штаба предложит нечто неординарное, что вначале заставит присутствующих задуматься, выполним ли его план, а потом уже получит поддержку.

В Отчете о проделанной работе Иван Туркенич многократно называет имя этого юноши, когда речь идет об осуществлении многих ответственных акций: поджоге биржи труда, сборе оружия, водружении красных флагов над оккупированным городом. Об одном из таких эпизодов он рассказывал так:

"В один прекрасный ноябрьский день я увидел, что румыны гонят большое количество рогатого скота в сторону Ровеньков, а охрана была небольшая - 6 чел. Решил безнаказанным не оставить, так как скот гнали по дороге на Ровеньки, следовательно за Шевыревкой их можно встретить. И так как я должен был в скором времени явиться на заседание штаба, поэтому я решил немедленно отыскать кого бы то ни было из ребят и поручить провести эту операцию. К счастью, Сергеи Тюленин, Остапенко, Осьмухин и Фомин подвернулись под руку. Я вкратце Сергея посвятил в дело, предупредив о выгодном моменте для нападения. Приказал вооружиться и немедля выскочить вперед. К вечеру Сергей доложил о положительном исходе нападения, что охрана побита и скот разогнали. Оружие сдано в склад".

"Черная биржа", как называли биржу труда краснодонцы, занималась мобилизацией населения на работу в Германию. К началу декабря здесь были подготовлены списки двух тысяч человек, причем в основном это были молодые люди. Повестки получили и многие молодогвардейцы.

Штаб "Молодой гвардии" принимает решение сжечь биржу, поручив это Сергею Тюленину, Любе Шевцовой и Виктору Лукьянченко. Еще засветло молодогвардейцы засели в густом кустарнике, примыкающем к западной стене здания. А когда наступила темнота, подожгли его в трех местах. Вскоре здесь появились полицейские, попытавшиеся сразу же организовать тушение пожара. Они приказали жителям носить ведрами воду. Те выполнили приказ, но делали все медленно и неохотно, с нескрываемой радостью наблюдая за происходящим. Как вспоминают старожилы, здесь видели с ведром в руках и Сережку. Что уж в тот момент они подумали, можно только догадываться, потому что правду узнали лишь потом.

Страница третья

Вот еще один месяц из жизни Сергея Тюленина, последний в его жизни - январь 1943 года.

После первых арестов Сергей ушел из города, пытаясь перейти линию фронта, был ранен в руку. 25 января измученный и голодный возвратился домой... и вскоре попал в фашистские застенки. Его предали. Родственники считают, что это сделала соседка по наущению полиции. Она зашла в дом, когда, кроме старика и маленького (год и три месяца) племянника Сергея, никого не было. Мальчонка пополз в комнату, где лежал его любимый дядя, протягивая к нему ручки и смеясь. А она стала спрашивать несмышленыша: "Где дядя? Там?" и указала на комнату. Малыш закивал головой и заплакал. Она быстро туда. Старик думал, что не заметила. Но в тот же день Сергея забрали.

Вполне возможно, что это правда, что взяла женщина грех на себя. Ее не стало в городе сразу же после освобождения от фашистов. Говорят, она понесла наказание... Вполне заслужила горькой участи.

Следом арестовали и Александру Васильевну.

"В дверях камеры было маленькое оконце. Утром я подошла к двери, в них, может, Сережу увижу. И правда, ведут моего сыночка. Одной рукой завивает чубок свой, другая рука на перевязи, сам бледный, а под глазами синяки. И вскоре заиграл патефон, а я думаю, понятно, зачем завели музыку. Бить начали Сергея. А на третий день вызывают меня".

Потом его пытали на глазах у матери. Избивали, загоняли в рану раскаленный шомпол, ломали пальцы... Но он "не проронил ни слова о пощаде и не выдал никого из молодогвардейцев, " - это уже свидетельство палача, начальника краснодонского жандармского поста. - От него ничего так и не добились. После пыток я отдал приказание расстрелять Тюленина. Мы удивлялись, как могла у еще молодого человека выработаться такая крепкая воля. По- видимому, презрение к смерти породило в нем твердость характера".

Источник: газета "Слава Краснодона" за 9 августа 2002 года.