Фронтовики

Аптекарь Р.,
музей "Молодая гвардия"

Без преувеличения можно сказать, что наиболее организованную и дисциплинированную часть "Молодой гвардии" составили бывшие фронтовики, вышедшие из окружения, бежавшие из плена или прибывшиё из госпиталя, участники диверсионных групп, действовавшие во вражеском тылу. Это офицеры Иван Туркенич и Евгении Мошков, моряки - защитники Крыма и Кавказа Николай Жуков, Василий Ткачев, Дмитрий Огурцов, переводчик Борис Главан, радисты-разведчики Любовь Шевцова, братья Левашовы, Владимир Загоруйко, медсестра Антонина Иванихина и другие.

Оказавшись в Краснодоне, они быстро нашли "своих", с полуслова поняли, чем будут заниматься, и незамедлительно начали действовать.

В маленьком городке, где все знали друг друга в лицо, скрываться, даже из опасения быть уличенным в принадлежности к Красной Армии, не имело смысла. И они поступили иначе: устроились на работу или записались в кружки художественной самодеятельности при местных клубах, что давало некоторые гарантии от арестов и угона в Германию. К тому же репетициями и выступлениями в клубах имени Горького и имени Ленина подпольщики отвлекали внимание властей от основной своей деятельности - нелегальной.

Они ввели в организации строгий порядок и дисциплину, расчет в подготовке каждой боевой операции, научили молодых, неопытных, но смелых и отважных до дерзости, обращаться с оружием, соблюдать конспирацию. А главное - товарищи им доверяли, их авторитет был непререкаем.

Василий Гуков

Василий Гуков не был в родном городе целых три года. На военную службу ушел осенью 1939-го. К тому времени он с отличием закончил ФЗУ в городе Каменске Ростовской области, получив специальность слесаря по ремонту железнодорожных вагонов и поработав уже на шахте, потом - в маркшейдерском отделе треста "Краснодонуголь". Призыву в армию тогда не подлежал, но уходили его близкие товарищи, и он, не желая отстать от них, прибавил себе лишний год. Попал в Киев, в полковую артиллерийскую школу. Закончил на отлично и в конце 1940 года начал службу в одном из артиллерийских подразделений, стоявших под Киевом.

Буквально с первых месяцев войны В.Гуков участвовал в тяжелых оборонительных боях у стен столицы Украины. Раненым попал в плен, был помещен в лагерь. Судьба его хранила, и он выжил даже в тех жутких условиях. Ему удалось уйти из лагеря. Как это случилось, мы можем лишь предполагать, ибо документальных свидетельств нет. По словам матери, Клавдии Карловны, он бежал вместе с несколькими военнопленными, скрывался до наступления темноты в огородах, а случайно увидевшая его женщина предложила помощь, спрятала в погребе. Младший брат, Георгий Сафонович, рассказывал, что женщина сама забрала его из лагеря, объявив своим братом.

Василий пробыл в селе недолго и, как только почувствовал себя лучше, ушел. Хозяйка дала ему пиджак и брюки, чтобы его внешний вид ни у кого не вызывал подозрений.

В плен Вася попал осенью 1941 года. А в Краснодон пришел в августе или сентябре 1941-го, когда в городе уже были оккупанты.

"Это было днем, вспоминала Клавдия Карповна. - Мы все сидели во дворе. Он подошел к калитке, позвал меня. Мы бросились к нему. Очень обрадовались, что он оказался жив. Узнали, что ранен. Нижняя рубашка на плече в крови. Боль еще чувствовалась".

Дома сразу же выяснил, кто из знакомых ребят сейчас в городе, отправился в клуб имени Ленина и там встретился с Иваном Туркеничем. "Через пару дней сообщил мне, что записался, - продолжала Клавдия Карповна. - Но куда, сказать побоялся. Я решила, что в клуб".

И далее: "Однажды принес автомат, я очень переживала. Но он меня успокоил. Сначала прятали автомат в сарае, завернув в мешке, а потом для него вырыли ямку... "

Ночью Вася часто не бывал дома и всегда брал с собой оружие.

У многих подпольщиков были младшие братья - вездесущие, всевидящие. От них ничего не спрячешь, не скроешь. Но разве только объяснишь, что это большая тайна, которую никому нельзя открывать. А с другой стороны, разве будешь спокойным, зная, что тем самым подвергаешь своего еще совсем "малого" братишку опасности: не дай, Бог, заподозрят его в чем-то и начнут допытываться, а ведь допытываются-то со всей жестокостью! Потому, когда появилась угроза арестов, старшие в первую очередь побеспокоились о своих младших "незваных помощниках" и отправили их в надежное место.

Таким всезнающим оказался и Жора, Георгий. К счастью, он остался жив и невредим. Впоследствии вспоминал, как однажды обнаружил-таки автомат и сказал об этом Василию. Тот велел молчать, но разрешил подержать в руках, а потом и почистить. На следующий день братья спрятали его в тайнике в каменном карьере, метрах в 300 от подворья.

Потом, говорит Георгий, Вася принес еще два пистолета и две гранаты. Приносил и листовки, а вечером их расклеивал. На просьбы младшего брата взять его с собой ни разу не согласился. Об участии в подполье Василий, естественно, никогда не обмолвился, хотя Георгий смутно догадывался о чем-то большом и загадочном.

Интуиция не подвела и родителей. Страшные догадки стали явью в тот день, когда к дому на санях подъехало несколько полицейских. В дом зашел один из стражей, спросил, кто здесь Гуков, приказал собираться. Василия доставили в полицию, где уже находились заключенные товарищи и куда в течение следующих дней бросали новых арестованных. Это было 6 января 1943 года. Василий прожил еще 9 кошмарных суток - с допросами, побоями, пытками. 15 января его казнили и сбросили в шурф шахты №5.

"После освобождения города, - рассказывала Клавдия Карповна, - я была в камерах тюрьмы. Всюду кровь. Нашла запись о своем сыне...".

Георгий Сафонович тоже помнит трагические события тех дней. Цепкая мальчишеская память навсегда сохранила маленькую деталь. После извлечения из шурфа Василия опознали не сразу. Мать подошла к телу и нащупала впадинку на правой ключице - следы тяжелого ранения. Сомнений не оставалось: это был ее сын.

Через несколько дней она проводила его в последний путь.

Черноморцы

Николай Жуков, Василий Ткачев, Дмитрий Огурцов... В 1941 году каждому из них исполнилось 19 лет. За плечами неполное среднее образование, лишь Огурцов продолжал учебу в вечерней школе. Все уже работали: Николай - секретарем Первомайского нарсуда, Дмитрий - на шахте, Василий после окончания курсов - слесарем в вагоноремонтном депо станции Семейкино.

В первые месяцы войны их призвали в действующую армию, определив место службы - Черноморский Флот. Сами не ведая того, краснодонские ребята оказались почти рядом, а Жуков и Ткачев даже воевали в одной дивизии - 25-й Чапаевской стрелковой, в бригадах морской пехоты. Были рядом, но не встретились, их фронтовые дороги не пересеклись, каждый шел своей, в один узел их судьбы сплелись лишь потом - в Краснодоне, в подполье.

Проследить боевой путь земляков-черноморцев по документам военных архивов оказалось делом трудным, и прежде всего потому, что многие документы пропали, погибли, так же как и люди, о которых они свидетельствовали, - при отступлении, в пожарищах, или затонули вместе с транспортом     и живой силой. Для восстановления событий хотя бы в общих чертах приходилось буквально "выискивать" необходимые сведения.

Дмитрий Огурцов

В отношении Дмитрия Огурцова нам повезло больше, ибо сохранились воспоминания оставшихся в живых однополчан да очень коротенькие фронтовые письма самого Дмитрия.

Итак, с командой новобранцев Д.Огурцов был отправлен из Краснодона 2 октября, а с 26-го уже значился рядовым одного из флотских подразделений, позже курсантом школы радистов в Анапском учебном отряде сторожевых кораблей. Там он встретился и подружился с Иваном Коником, с которым впоследствии предстояло съесть не один пуд соли. И пройти под пулями и снарядами не одну милю и версту морских и сухопутных дорог, выполняя ответственные задания командования.

Именно от Ивана Емельяновича нам удалось узнать хотя бы какие-то подробности о "хорошем товарище, честном и храбром воине". "С ним мы вместе учились, жили в одной комнате и дружили".

Учеба была трудной, работать приходилось много и упорно. "С первого числа у нас практические занятия, - писал Дмитрий сестре Матрене 26 марта 1942 года. - Какая ответственная специальность".

По окончании школы (ориентировочно апрель-май) началась служба на сторожевых катерах, охранявших подходы к Новороссийской военно-морской базе.

Обстановка на Южном фронте все более осложнялась. Враг, потеснив наши части в Крыму, устремился по югу Украины к Донбассу и на Кавказ. Жаркие бои шли на море и на суше.

В июне Дмитрия Огурцова направили во вновь сформированную 83-ю бригаду морской пехоты. Вместе с Коником он зачислен в 144-й отдельный батальон, рядовым бойцом роты автоматчиков. Тогда всем морякам бригады пришлось спешно переквалифицироваться в стрелков, пулеметчиков, минометчиков и учиться воевать на земле. А для противника морская пехота - это "черная смерть", сметавшая на своем пути любые преграды, сеявшая страх и ужас в его стане.

Бригада прикрывала отход советских войск в районе Новороссийска. Батальону был отведен плацдарм на подступах к городу Темрюк. "Имея восьмикратное превосходство, противник рвался к городу, - писал много лет спустя бывший командир взвода 144-го батальона, Герой Советского Союза М. Ашик. - По нескольку часов шел артиллерийский обстрел наших позиций, затем следовали атаки пехоты и кавалерийских частей. Но моряки держались".

После 20-дневных оборонительных боев поступил приказ: Темрюк оставить. Войска уходили. Лишь у моста через Кубань сражался небольшой заслон - несколько автоматчиков из 144-го батальона, в числе которых был и Дмитрий Огурцов.

"Мы продолжали держать оборону в районе переправы, по которому отступали наши войска. К исходу дня мост был взорван. Часть нашего батальона не успела отойти за реку и осталась на занятой противником территории. В это время мы расстались с Дмитрием Огурцовым, и я его больше не встречал. Бригада отошла в Новороссийск" (И. Коник).

Те, кто защищал переправу и остался жив, пытались пробраться к своим, шли в сторону Новороссийска. "Теперь уже никто не проследит их путь, не скажет, как и где они искали партизан, где принимали бой, где хоронили павших товарищей, где пытались перейти линию фронта... А в батальоне, ничего не зная о судьбе оставшихся за Кубанью товарищей, не спешили зачислять их в списки погибших или пропавших без вести" (М. Ашик).

Может быть, потому в Центральном военно-морском архиве Дмитрии Огурцов и значится откомандированным 15 декабря 1943 года в состав Черноморской группы войск Закавказского фронта. А ведь прошло почти полтора года после последнего боя Дмитрия и почти год со дня гибели его как участника "Молодой гвардии".

Как же на самом деле сложилась дальнейшая судьба воина, моряка, Защитника Кавказа? Каким образом он, избежав смерти в самом аду военных действий, погиб несколько месяцев спустя в Краснодоне?

Рассказ продолжим, обратившись к воспоминаниям близких ему людей, которые слышали обо всем из первых уст.

При отступлении, то ли под Темрюком, то ли под Новороссийском, но где-то на этом коротком отрезке трудного и опасного пути, Дмитрий попал в плен, затем - в лагерь. Совершил побег. "Он рассказывал, - вспоминала старшая сестра Матрена, - что жили в конюшне. Было холодно. Укрывались матами, сплетенными из осоки. При побеге перерезали проволоку, которой огражден лагерь, переплыли речку". Другой сестре, Александре, запомнилось, что домой он пришел в оборванной одежде, с растертыми до крови руками - при побеге пришлось рыть землю.

Несколько дней беглецы, а их было трое, прятались неподалеку. Добрые люди помогли переодеться, предлагали остаться. Но ребята отказались. Продвигались по оккупированной территории, в села не заходили, опасаясь предательства.

Так Дмитрий оказался в Краснодоне. Тут пригодились и знания радиста, и боевой опыт морского пехотинца. Как сказал его друг Коник, Дмитрий был честным и храбрым воином". А мы добавим: храбрым в бою, не менее храбрым в подполье.

Николай Жуков

Николай Жуков начал службу в учебном отряде бригады морской пехоты (по другим сведениям - подводных лодок), дислоцировавшемся в Балаклаве (южнее Севастополя). Время было сжато до предела: учеба, занятия на полигоне, боевые дежурства. Для "необстрелянных" новичков, не успевших пройти даже срочную службу, нагрузки казались непомерными. Но жаловаться не приходилось.

С конца октября противник предпринял мощное наступление на Крым с суши и с моря. На рубежах береговой обороны вокруг Севастополя сражались рядом сухопутные части и морские пехотинцы. Началась 250-дневная оборона города.

В этих изнурительных кровопролитных боях участвовал и Николай Жуков. А вскоре, по свидетельству его младшего брата Владимира, в составе особой бригады морской пехоты он был переброшен под Керчь для уничтожения вражеского десанта, где получил тяжелое ранение в левое плечо, почти полгода находился в госпиталях Нальчика, Сочи, Ростова, а в апреле 1942 года, признанный не годным к службе, отправлен на лечение по месту жительства.

Раздробленный ключевой сустав не подлежал восстановлению, рука висела плетью. Благо, правая была в рабочем состоянии, что позволило Николаю уже через месяц вернуться к прежним, довоенным обязанностям. После неудачной эвакуации Николай оказался в оккупированном фашистами Краснодоне.

Василий Ткачев

Из пяти сыновей Ткачевых трое стали участниками Великой Отечественной войны и все погибли. На старшего Николая похоронка пришла в 1941 году, на Андрея - в 1945-м. Смерть Василия близкие пережили в 1943-м.

А в начале войны Василий, мобилизованный Новосветловским призывным пунктом, оказался на Южном фронте. Он закончил шестимесячные курсы автоматчиков, участвовал в боях.

Следует оговориться, что информация об этом периоде его службы разноречива, а данными его послужного списка музей не располагает. По одной версии, он был защитником Севастополя, там же ранен и переправлен в госпиталь Новороссийска. Враг подступал к городу, и Василий, подлечившись, оказался в рядах его защитников. В одном из боев был контужен и ранен в ногу. Немцы подобрали его, полуживого, на поле боя и бросили в лагерь для военнопленных. Придя в себя, Василий сбежал. По дороге домой еще дважды был задержан, но снова совершал побеги, преодолев-таки почти тысячекилометровый путь по оккупированной территории.

Вторая версия основана на воспоминаниях родителей. Причем, этот вариант более приемлем и в большей мере соответствует историческим событиям, происходившим в тот период в Крыму и на Кавказе. После призыва Василий попал в Новороссийск. По-видимому, там закончил курсы автоматчиков. А затем уже с десантом, а это был десант морской пехоты, заброшен в Севастополь, оборона которого все еще продолжалась, несмотря на эвакуацию основных войск из Крыма. Здесь он и получил ранение в ногу и контузию головы. Первое время, как потом говорил родным, даже отнялась речь, а если бы не каска, то снаряд убил бы наповал. Далее, вероятнее всего, неотложная медицинская помощь на месте, а затем - лечение в госпитале города Ярославля.

По дороге заехал домой, рассказывали родители (кстати, этот факт тоже в пользу данной версии). Предположительно, это было в январе 1942 года. Стояли сильные морозы. Через пару дней за ним заехали его однополчане, и все вместе они отправились по месту назначения.

После госпиталя снова в Новороссийск, где шли жаркие бои не только за город, но и за все побережье Кавказа. Теперь с Дмитрием Огурцовым они находились совсем близко, на одном пятачке, только на разных участках. Оба отважно воевали, оба оказались в окружении, но, в отличие от Дмитрия, Василию выбраться из него не удалось, он угодил в лагерь. Потом бежал. Днем прятался в скирдах, ночью шел. Под Гуково, когда до дома было уже рукой подать, его задержали полицейские. Но он снова сумел бежать. Домой пришел поздней осенью, возможно, в ноябре. Несколько раз его вызывали в полицию, допытываясь, почему не работает. Он отговаривался плохим самочувствием после ранения.

Василий вместе с Николаем Мироновым, двоюродным братом Павлом Палагутой создали подпольную группу в Семейкино. Она была частью большой группы поселка Краснодона. Ребята часто бывали в поселке, задерживаясь на день-два, а дома Василий объяснял, что посещает больницу.

Об участии в подполье родные не догадывались, даже младшие братья, Григорий и Александр, ничего не замечали. Поэтому, когда поздней январской ночью к дому Ткачевых подъехали полицейские, в том числе бывший сослуживец Василия по депо, мать не заподозрила подвоха. Подумала, может быть, снова по поводу работы. Василия дома не оказалось, ушел к знакомым по соседству. Полицейские попросили позвать его, и Елена Яковлевна выполнила просьбу. О, как потом она каялась в своей опрометчивости! Василия тут же схватили, бросили в сани и увезли. Куда - никто не знал. Позже выяснилось, что все трое, Ткачев, Миронов и Палагута, содержались в Новосветловской тюрьме. Родители приносили им передачи, пытались толком узнать что-либо. Но напрасно. Их сыновья больше не вернулись домой. И самое трагичное для родителей в том, что они так и не узнали, где расстреляны и похоронены их взрослые дети...

Источник: газета "Слава Краснодона" за 11 января 2003 года.