Горькая полынь Аджимушкая

Как и на чем держались аджимушкайцы, не пойму. Перечитываю их свидетельства и поражаюсь. Из письма Ильи Джибладзе: «Суточный паек на человека составлял 25 граммов муки, 10 граммов caхара, 5 граммов комбижира, 5 граммов табака. Потом уже выдавали только сахар и табак. Остальное добывали в боях.

По ночам мне часто снились родной дом, мать, готовящая у очага ужин. Я не раз просыпался от характерного стука камня в ступе, которым женщины толкут у нас зелень, и с ужасом понимал, что это мне показалось.

Через много лет, когда внук начинал ворчать за столом: «У, хлеб вчерашний!» - я не мог сдержаться от укора: «Эх, Дато, не знаешь ты цену хлеба», а про себя тихо добавлял: «И не дай Бог узнать и пережить такое, что мы пережили».

Первая экспедиция в 1974 году привезла первые документы, реставраторы восстановили первые фамилии.

После раскопок, реставрации начался третий виток поиска. В ответ на запросы пошли первые отклики:

Г. А. Дашян рассказывает об отце А. А. Дашяне: «Читал ваше письмо и плакал. Я верил, верил, что найдется след отца. Сын, когда маленький был, все спрашивал: «Где наш дедушка?» Что я мог ему ответить? Пропал без вести под Керчью... Отец был комиссаром батальона. Последний раз его видели у Камыш-Буруна. И все! Если бы не ваша газета, никогда не узнали бы правды».

В. А. Лузгина пишет о своем брате Е. А. Розове: «Вместе с одноклассниками мечтал о военном училище, тренировался с одноклассниками. За год до начала войны ушел в армию. Учился на курсах. Закончил училище, стал командиром стрелкового взвода. У меня сохранилось его последнее письмо: «Еду на передовые позиции, оттуда пришлю письмо, если останусь жив. Нахожусь пока за городом. От Керчи ничего не осталось, одни развалины. Обо мне не беспокойтесь...» 

Брат Н. А. Розов добавляет: «Наша жизнь без громких слов была служением Родине. Помню, как голодные, худые работали на вырубке вмерзшей в реку древесины. Мы с братом были подняты из самых низов, из жестокости и грязи, и нам было ясно, за что стоять насмерть».

Письмо от П. Г. Давиденко: «Володя, я жив, вычеркните меня из списка погибших. Воевал на Тамани, в Керчи, в Литве, в Восточной Пруссии. В каменоломнях находились наш штаб, санподразделения и хозяйственная служба. Однажды ночью шел я со своего наблюдательного пункта в штаб. Попал под бомбежку, был ранен, контужен. Санитары доставили меня в бессознательном состоянии в катакомбы. Гимнастерка была в крови. Одежду с меня сняли, дали другое обмундирование. Возможно, тогда и потерялся медальон с моими данными".

С. И. Казиев. рассказывает о своем брате А. И. Казиеве: "В нашей семье было семеро детей, Абдулхак - самый старший. После школы собирался учиться дальше, но подрастали младшие сестренки и братишки, надо было помогать отцу. Стал трактористом. В ноябре 1940 года проводили Абдулхака в армию.

Сначала мы переписывались друг с другом, потом, как отрезало, - ни одной весточки. Позже узнал; что отец сгорел в танке под Сталинградом, а брат пропал без вести под Керчью. Мать все ждала, все верила, что он вернется. Спасибо вашей редакционной экспедиции, лишь от вас узнали, что не пропал Абдулхак, что он мужественно сражался и погиб в Аджимушкае».

Борьба за правду - это не только экспедиции в подземелье и восстановленные имена героев. Мнoгo сил приложили ветераны, историки, краеведы, чтобы аджимушкайцы были награждены. Тем более что под каменными глыбами были найдены и наградные листы.

Ответы из Министерства обороны СССР приходили стандартные: «Рассматривать вопрос о награждении бойцов по истечении стольких лет после прошедших событий, при отсутствии конкретных данных о совершенных подвигах Главное управление кадров не находит оснований». 

Но справедливость восторжествовала, все же был подписан указ о награждении орденами Красной Звезды, Отечественной войны I и II степеней ЗЗ аджимушкайцeв. Орден Красного Знамени посмертно получил командир батальона старший лейтенант Михаил Путина. С фашистами он сражался мужественно: в одном из боев взорвал два немецких танка, уничтожил экипажи. Штаб гарнизона представил бойца к награде. В августе 42-го года, во время атаки, комбат был убит.

Из письма Екатерины Путины: "Мы считали, что Михаил пропал без вести. Со слезами на глазах читали ваше письмо. Подумать только, столько лет мы ничего не знали о нем. Все прошедшие годы я не переставала надеяться. О погибшем брате сообщаю, что он родился в городе Бийске, где организовал одну из первых ячеек на Алтае. Позже работал учителем математики в детском доме, затем стал военнослужащим. С апреля 1942 года письма от него перестали приходить..." 

Иногда известия оказывались неожиданными и хорошими. В каменоломнях было обнаружено боевое донесение лейтенанта Лапая командиру гарнизона полковнику Ягунову. Кто он, лейтенант?

Первый же отклик обрадовал: "Иван Денисович Лапай жив, он сражался в Аджимушкае не до конца. В мае 42-го Лапай вместе со своими однокашниками по пехотному училищу принял первый бой у села Баксы.

Солдаты подбили несколько немецких танков. Лапай забрался в одну из машин и огнем из пушки уничтожил еще два танка и несколько групп автоматчиков. В наших частях, оборонявших Керченский полуостров, не хватало танкистов, и поэтому расторопного лейтенанта назначили командиром танка. 

Но недолго провоевал он в грозной машине. В одной из атак танк был подбит. Пришлось Лапаю вернуться к своим товарищам. Из семидесяти выпускников пехотного училища мало кто уцелел. Одни погибли в сражениях на земле, другие - в подземелье, третьим, как и Лапаю, удалось выбраться из каменоломен и переправиться через Керченский пролив.

Позже молодой лейтенант воевал на многих фронтах. Был награжден орденом Ленина".

Донесение командиру вместе с другими документами осталось в каменоломнях. Только спустя много лет удалось обнаружить его в тайнике.

Страшно, когда луч фонаря высвечивает развороченный корпус бомбы, пробившей все каменные перекрытия, или ржавые мины. Но еще страшнее видеть детские игрушки в пыли - тряпичные куклы, деревянные машинки. В гарнизоне были юные разведчики, медсестры...

Из письма 3. Ф. Кощиенко: "Наш дом разбомбило, и мы спустились под землю.

Солдаты дрались у входов, мы с сестрой Верой помогали перевязывать и уносить раненых. Потом нашли командира и предложили свою помощь. Нас взяли санитарками.

Фашисты забрасывали в подземелье дымовые шашки, взрывали входы. Каменоломни, где мы находились, имели несколько ярусов, по приказу командира мы ушли ниже. Там было еще холоднее, стены сырые. Но жизнь продолжалась, шли бои, менялись часовые, работал госпиталь. Нас назначили к тяжелораненым. Посреди палаты стоял большой камень, на нем - гильзы, заправленные горючей жидкостью, а вдоль стен на шинелях расположились бойцы.

Откуда-то взялась книга в черном переплете - сочинения Пушкина. Я ее читала вслух. 

Помню свою неудавшуюся вылазку. После темноты, гари и холода мир показался мне сказочным. Теплый полынный воздух, такой, что голова закружилась. Увидела дикие гвоздики, подползла, сорвала - и вдруг треск автоматных очередей. Скатилась по насыпи. Вслед полетела ракета, но обошлось. Цветы отнесла раненым.

Самые страшные мгновения пережила, когда заблудилась. Шла на дежурство с лучинкой, а она потухла. Закрыла лицо рукой, чтобы не удариться о камни, и пошла. Сколько шла, не знаю. Наконец, выползла к камню, который считался ориентиром. От испуга забыла пароль. Хорошо хоть в гарнизоне я одна была такой маленькой, солдаты меня знали - и пропустили. Попало от командира.

Аджимушкай мне так и запомнился: кровь и война, свет и тьма, юность и стихи Пушкина...»

Сегодня нам известны имена и других маленьких героев: Коля Проценко, Миша Разогреев, Вера Бурдоносова... А вот имя одного мальчика осталось неизвестным. Т. С. Кузьменко рассказывает: «Было ему лет 12-13. Худенький, изможденный, смуглолицый. Он был очень замкнут, недоверчив. Увидела я его в тюрьме. Когда гарнизон погиб, он остался один на один с холодом, голодом, мертвецами. У него был коробок спичек и свечка. Бликами огня он себя и выдал при прочесывании немцами каменоломен.

Солдатом он считал себя всерьез и не сообщил ни имени, ни сведений о подземной крепости. Керченского Гавроша расстреляли вместе со взрослыми».

Аджимушкай - не только тьма катакомб, но и свет памяти. Солдаты ушли в бессмертие, завещая нам любить и беречь эту землю - обожженную и политую кровью, дорогую сердцу каждому крымчанина. 

И мы помним. Из Никитского ботанического сада позвонила доктор биологических наук З. К. Клименко. "Передайте, пожалуйста, всем членам экспедиции, - сказала она, - что мы вывели новую розу и назвали ее Аджимушкай". 

Так же назвала новую малую планету первооткрыватель, астроном Крымской астрофизической обсерватории Т. М. Смирнова. В подземелье сражалась ее мама. Поразительно то, что звезда, находящаяся от нас на расстоянии 200 миллионов километров, именно 9 мая лишь на мгновение показалась в прицеле телескопа-астрографа и снова ушла в неведомые дали, получив имя бессмертного гарнизона...