20 июня 1944 года - 1095 день войны
Войска Ленинградского фронта в упорных боях на Карельском перешейке преодолели третью полосу обороны противника и штурмом овладели старинным русским городом Выборг. К этому времени другая часть войск во взаимодействии с Ладожской военной флотилией на широком фронте вышла к Вуоксинской водной системе. [3; 571]
Авиация 12-го гвардейского полка ВВС Краснознаменного Балтийского флота нанесла удар по стоянке кораблей противника в районе Котка, в результате чего были потоплены минный заградитель «Оттер» и баржа «Б-26», груженные минами. Одновременно был уничтожен склад мин на берегу. [3; 572]
Брестское партизанское соединение под командованием Макаревича, выполняя приказ Белорусского штаба партизанского движения, нанесло единовременный удар по железнодорожным коммуникациям врага на перегонах Брест — Линево, Жабинка — Городец, Линево — Береза, Береза — Барановичи, Городец — Дрогичин, Янов — Ловча, Ловча — Лунинец и Дрогичин — Янов. Только за одну эту ночь было взорвано 3900 рельсов. После этой операции гитлеровцы не смогли восстановить разрушенную железную дорогу вплоть до прихода частей Советской Армии в этот район. [3; 572]
Партизаны Вилейской области БССР в ночном налете взорвали 18 600 рельсов и вывели из строя на продолжительное время железные дороги Полоцк — Молодечно и Вильно—Двинск. Партизаны Барановичской области БССР в ночном налете взорвали 5200 рельсов, чем затруднили боевые действия противника. Белорусская партизанская бригада № 25, действуя на участке Постолы, совхоз «Сосны», уничтожила 987 рельсов и вывела из строя железную дорогу Старушки — Уречье. Дорога не функционировала до прихода советских войск. [3; 572]
Корреспонденция Константина Симонова "На Карельском перешейке",
опубликованная в газете "Красная звезда"
Сейчас светлый северный вечер, который я вряд ли скоро забуду. Мы находимся в маленьком, состоящем всего из нескольких бревенчатых домиков поселке Мурило. Слева от нас пролив Бьерке-зунд, справа — озеро Кипиновал-ярви. Поселок Мурило находится на узком перешейке между озером и проливом, на перешейке, за которым Койвисто и Выборг. Сам по себе поселок Мурило, который пару часов тому назад командир дивизии облюбовал себе для наблюдательного пункта, ничем не интересен.
Он замечателен только тем, что линия Манннергейма лежит в трех километрах позади него, и в те минуты, когда я сижу вот здесь, она уже прорвана нашими передовыми частями.
Мне трудно сейчас связно рассказать о событиях последних трех суток, приведших к прорыву второй и третьей линии финнов на Приморском участке. Я ошеломлен быстрой сменой событий, воздух победы, как и всех кругом, волнует меня.
В эти дни все потеряли ощущение разницы между днем и ночью, чему способствует то, что в июне здесь ночь мало чем отличается от дня, и главным образом то, что все эти трое суток идет беспрерывный бой.
Хорошо, если в полках за все это время люди спали больше двух часов. За эти три дня и три ночи части полковника Борщева прошли вдоль побережья путь от Мятсикюля до Мурило, и весь этот почти пятидесятикилометровый путь с прорывом второй линии у Мятсикюля и линии Маннергейма у Мурило слился в один сплошной, непрекращающийся бой.
Чтобы представить себе, какие преграды пришлось преодолеть дивизии и на той, и на другой линии, на одной из которых пока насчитали сто тринадцать взятых дотов, и на другой — примерно столько же, возьмем для примера всего-навсего один дот и постараемся подробно описать его.
На бетонное основание, с расположеннным внутри казематом для гарнизона, надет металлический колпак из 300-миллиметровой брони. Сверху этот колпак покрыт еще слоем бетона в пятьдесят миллиметров. Бетон засыпан бутом примерно на вышину в один метр и еще раз покрыт землей и дерном, обеспечивающим почти абсолютную маскировку дота, Внутри дота (дот, о котором я говорю, пулеметный) установлены два пулемета на жестких, для большей точности стрельбы, установках с постоянными секторами обстрела, которые, перекрещиваясь с секторами обстрела соседних дотов, обеспечивают все вместе многослойную систему огня. У всех пулеметов более совершенное, по сравнению с установками прежней линии Маннергейма, автоматическое циркулирующее охлаждение. Под дотом, как я уже говорил, — каземат. От каземата назад идет укрепленный бревнами полного профиля окоп, соединенный с врытой в землю, открытой сверху, но огороженной с четырех сторон бетоном площадкой для стрельбы прямой наводкой.
Если прибавить, что дот, так же, как и многие другие доты, расположен на крутом тридцатиметровом обрыве и, наконец, что перед ним в качестве естественного дополнительного препятствия протекает узкая, но далеко не всюду проходимая вброд река, то картина будет более или менее полной.
Как поясняет мне начальник артиллерии, полковник Герасимов, для того, чтобы разбить такой дот даже наиболее тяжелым снарядом, надо точно выполнить ряд условий: правильно выбрать дистанцию, угол падения и знать градусы округлости самого колпака для того, чтобы избежать рикошетов. Только отчетливо представив себе все это вместе и вдобавок представив себе, что таких дотов было сто тринадцать на второй линии и почти столько же на третьей, на одном этом участке прорыва, можнр в какой-то мере понять чудовищные трудности, преодоленные нашими наступающими частями за эти трое суток.
Ошеломляющий успех частей полковника Борщева на этом направлении начался с третьего дня прорыва второй финской линии в районе Месте-ярви. Прорыв этой линии занял в общей сложности шестнадцать часов. Сложность заключалась в том, что войскам было приказано не терять темпа наступления и, в сущности, на подготовку штурма непосредственно перед этой линией были даны всего сутки. И краткость срока, и исключительная естественная маскировка финских укреплений не дали возможности за эти сутки серьезно разведать линию средствами войсковой разведки и внести сколь-нибудь существенные дополнительные данные к прежним данным авиационной разведки. Таким образом, когда утром, после двух с половиной часов мощной артиллерийской подготовки, войска бросились на штурм, то сразу овладеть линией не удалось. Кроме многочисленных разведданных дотов, по которым непосредственно била артиллерия, перед фронтом дивизии появились еще десятки неподавленных огневых точек.
Пехота майора Мельникова под жесточайшим огнем удачно форсировала реку, но под обрывом, у самых дотов, была остановлена. Местами она находилась в такой непосредственной близости от дотов, что вести дальше огонь для тяжелой артиллерии было невозможно, а отводить назад пехоту, находившуюся уже на расстоянии непосредственного броска от дотов, было нецелесообразно и связано с большими потерями.
Командир дивизии на этом участке принял решение подавить огонь дотов огнем из самоходных орудий прямой наводкой. Дальнейшие ночные и утренние действия сложились удачно благодаря самоотверженной работе самоходных батарей и смелому броску пехоты майора Мельникова в центре.
Как только первые доты были оглушены огнем прямой наводкой, пехота решительно полезла вверх по откосу, который, кстати сказать, по выражению полковника Борщева, здесь так крут и отвесен, что «прямо как в Измаиле, хоть лестницы ставь». Пехота вскарабкалась по откосу и ворвалась в первые доты. Тедд временем правее полк майора Зимина, которому накануне не удалось форсировать реку, сейчас, вслед за вторичной артиллерийской подготовкой, идя за огневым валом, сразу форсировал реку, взобрался на откос и на узком участке, подавленном артиллерией, занял все доты в глубину.
Вслед за первым ворвавшимся батальоном в узкое горло прорыва втиснулись остальные батальоны и, как ножом, прорезав всю линию, стали сзади нее распространяться вправо и влево. Финны показали на этот раз, что они чрезвычайно чувствительны к угрозе обхода даже тогда, когда они сидят на укрепленной линии. Как только наши прорвавшиеся батальоны стали распространяться позади линии, финны начали бросать один за другим доты на участке полка майора Мельникова, где они до сих пор еще держались. Воспользовавшись нервозностью обороняющихся, Мельников со своим полком стал смело штурмовать уже пехотными средствами один за другим доты в центре оборонительной полосы. Он был ранен в этом бою, но полк его в течение нескольких часов занял на своем участке линию уже на всю глубину. Это было началом конца для финнов. Прорываясь и загибая фланги, снова прорываясь и снова загибая фланги, наши войска к утру очистили весь укрепленный район Мятсикюля.
Конечно, не только решительные действия пехоты и не только нервозность, порожденная угрозой стремительного обхода, заставили финноз так быстро сдать мощную укрепленную линию. Поистине гигантскую роль сыграла работа нашей артиллерии. Я осматривал после штурма финские позиции, и надо сказать, что это зрелище незабываемое.
Помимо всего прочего, у финнов просто не выдержала психика. Далеко не все доты разбиты и разрушены, но нет почти ни одного, в который бы не было прямого попадания. Вся земля кругом в воронках. Колючая проволока смешана с проводами связи и закатана в клубки. Не осталось ни одного целого провода связи, все они, даже зарытые глубоко под землю, были прорваны в первые же полчаса артиллерийской подготовки. Все гарнизоны были разобщены. Ходы сообщения и блиндажи, сделанные даже во много накатов, были превращены в месиво из бревен, земли и досок.
По показаниям пленных, несмотря на то, что линия состояла в основном из бетонных укреплений, несмотря на то, что после прорыва ее в ряде мест гарнизоны просто бежали, спасая свою жизнь, финны потеряли на этой линии до шестидесяти процентов всего людского состава. Они были раздавлены огнем, ошеломляющей быстротой натиска и ужасом приближающейся неминуемой смерти.
Когда разговариваешь с командирами сейчас, по горячим следам, и выясняешь все — и военные, и психологические причины стремительности наших успехов, то по отношению к финнам голоса разделяются: одни говорят, что финны сейчас не те, что в сороковом году, что их боевой дух сильно упал, что в них нет прежней стойкости и прежней решимости. Другие говорят, что финны, в общем, мало изменились. Но все сходятся в одном пункте. Тэ или не то финны — это в конце концов вопрос второстепенный. Главное — это то, что мы — не те, что в сороковом году. Боевой опыт, приобретенный нашими офице-рами за три года Отечественной войны, умение управлять войсками, умение пользоваться любым маленьким, частным успехом для немедленного развития его в большой и общий; решительность в самых рискованных обходах и охватах, способность в ходе боя ориентироваться и мгновенно менять решение в зависимости от обстановки — все это плюс возросшая техника частей прорыва обеспечило то, что в каждом данном случае, при том же численном составе наших войск они обладали несравненно большей мощью.
Немедленно после прорыва линии у Месте-ярви части полковника Борщева двинулись дальше вдоль побережья, настигая отступавших финнов. Менее чем за двое суток было пройдено сорок километров от второй до третьей линии. Было бы неправильно представлять себе это как простое преследование отступающего противника. Прорыв второй линии обороны, на которую финны больше всего рассчитывали,—- а в особенности такой стремительный прорыв,— был для них полной неожиданностью. Под напором наших преследующих частей остатки финноз, находившихся на второй линии, не успевали оказывать организованное сопротивление. Но эта же самая неожиданность и в связи с ней стремление во что бы то ни стало подготовиться к обороне на третьей линии — линии Маннергейма —- заставили финнов снимать из глубины третьей линии отдельные части и бросать их в бой с целью задержать нас на промежуточных рубежах.
Те двое суток, что наши войска шли от второй линии к третьей, изобиловали лесными боями. Особенно ожесточенные бои произошли в районе селений Алтовало, Сортозало и полустанка Ярпиля. Финнами были брошены в бой отдельные батальоны 10-й, 18-й и 3-й стрелковых дивизий, пытавшихся остановить части полковника Борщева и его соседа — генерал-майора Ляшенко, Вслед за этими батальонами были брошены части отдельной финской кавалерийской бригады (которая, кстати сказать, неизвестно почему называется кавалерийской, ибо она целиком посажена на велосипеды). Наконец в районе Ярпиля был введен в бой последний ближний резерв финнов — юнкерское училище из города Койзисто. Оно было разбито там же, на месте, у полустанка Ярпиля.
Нам пришлось разговаривать с одним из этих юнкеров, взятых в плен. Он показал, что, во-первых, фельдмаршал Маннергейм издал приказ, в котором говорится о том, что для родины снова наступили тревожные дни. Этот приказ был зачитан перед выступлением. Кроме того, юнкерам был дан особый, касающийся их приказ: разбив передовые русские части, в дальнейшем углубиться в леса и там, разделившись на отдельные группы, действовать диверсионными методами по нашим ближайшим тылам и коммуникациям.
Юнкерскому училищу не удалось выполнить ни первого, ни второго пунктов приказа. Они были сами разбиты нашими передовыми наступающими частями, и остатки их принуждены были отступать обратно по направлению к Койвисто, откуда они всего сутки назад вышли в поход.
На левом фланге, вдоль Приморского шоссе, финны выбросили вперед батальон пехоты на тридцати машинах. Он был тоже уничтожен, не успев до конца развернуться. В районе Алтовало были захвачены 210-миллиметровые финские орудия, которые двигались к фронту, очевидно, для дополнительной установки на второй линии. На полустанке Ярпиля наши войска, перерезавшие железную дорогу, захватили специальный штабной поезд с бронированными вагонами, в котором финны даже не успели выключить электричество. Батальон капитана Петрова из полка майора Зимина обошел порт Ино с такой быстротой, что гарнизон был частью уничтожен, частью бежал, не успев вынуть замков из большинства орудий. Красноречивым свидетельством того, что стало с частями брошенной нам навстречу кавалерийской бригады, является количество велосипедов, лежащих вдоль шоссе. Это разбитые и сломанные велосипеды. Но захвачено больше тысячи целых. Когда едешь сейчас по любой дороге, не проходит и трех минут без того, чтоб не встретить наших связных, да и просто бойцов, катящих взад и вперед по дороге на финских велосипедах.
Несколько десятков встречных боев и стычек произошло за последние полтора суток на всем пространстве между Мятсикюлем и Мурило.
Часть боев происходила не просто в лесу, а на многочисленных промежуточных узлах сопротивления. Я осматривал два или три из них. Они, конечно, не идут в сравнение с основными линиями финской обороны, но тем не менее это пункты, на которых вполне можно было задержаться. Невдалеке от дороги, среди густого леса, расположены блиндажи в несколько накатов, с амбразурами, с разветвленной системой обложенных бревнами траншей и несколькими рядами колючей проволоки.
Однако людей, только что прорвавших бетонированную линию, эти рубежи не могли задержать. Сочетанием стремительного натиска и не менее стремительного обходного маневра эти мелкие узлы были взяты один за другим, и к ночи наши войска оказались непосредственно перед линией Маннергейма.
В районе Мурило линия Маннергейма на узком фронте как раз закрывала вход на перешеек, ограниченный слева Бьерке-зундом и справа — озером Кипоноял-ярви. Наши передовые части прошли уже с десяток километров за нее, однако к ней все-таки стоит приглядеться. Это тяжелый оборонительный рубеж, почти такой же трудный для преодоления, как и вторая бетонная линия.
Мы осматриваем укрепления. Они начинаются с многочисленных рядов огромных гранитных надолб, перегораживающих вход на перешеек. Вслед за ними идет глубокий и вдобавок еще искусственно эскарпированный овраг. На высотах за оврагом, среди мелкого и частого — в значительной степени скошенного снарядами — леса, лежит сама линия. Она состоит из трех рядов укрепленных точек. Во-первых, это новые мелкие бетонные точки, подобные во всем той, которую я описывал, говоря о второй линии. Во-вторых — частично восстановленные большие бетонные доты старой линии Маннергейма. В-третьих — взорванные в сороковом году и не восстановленные громадные доты-«миллионеры» линии Маннергейма. Зти последние, несмотря на то, что они разрушены, с полным правом можно и нужно считать частью общей системы укрепленного района.
Вывороченные из земли огромные бетонные плиты служили надежным укрытием для оборонявшейся финской пехоты, они были вдобавок оплетены проволокой и заминированы.
Как и в прошлую войну, мин здесь больше чем достаточно. Свернувший на два шага с дороги трактор мгновенно подрывается на минах.
Вся третья линия была пробита на этом участке на протяжении трех-четырех часов. Этот ошеломляющий успех был достигнут прежде всего ошеломляющей стремительностью наших войск. Наша пехота прорвалась сюда буквально на плечах у финнов, и защитники линии были захлестнуты волной отступавших и бежавших своих же собственных, разбитых впереди, войск.
Сыграло роль и то, что часть гарнизона, предназначенная для обороны линии, была брошена вперед для обороны промежуточных рубежей и там погибла, а резервы из глубины не успели подойти.
Наконец, финны не сумели предвидеть того, с какой скоростью восстанавливались мосты и делались съезды нашими саперами и с каким минимальным промежутком каждый раз вслед за пехотой к месту нового боя поспевала наша артиллерия.
Так или иначе, но наша пехота вместе с артиллерией неожиданно для финнов оказались вплотную перед линией Маннергейма, и, когда после короткой, но ошеломляющей артиллерийской подготовки пехота бросилась не штурм, оставшиеся в живых финны не выдержали и начали спасаться из дотов бегством.
Сейчас даже наблюдательный пункт дивизии, на котором мы находимся, уже впереди, за линией Маннергейма. Войска дерутся еще дальше, на подступах к Койвисто. Бой перешел уже за четвертые сутки. Все заняты целиком им и только им, начиная от командира дивизии и кончая последним бойцом.
Перед ними лежит Койвисто, на подступах к которому они сейчас дерутся. А дальше — Выборг.
Из окна маленького бревенчатого домика, где разместился наблюдательный пункт дивизии, через пролив хорошо виден скалистый черный берег острова Койзисто, там то и дело вспыхивают огоньки выстрелов финской тяжелой артиллерии.
Финны бьют по перешейку, через который прорываются наши части, и по развилке дорог около наблюдательного пункта.
— Заглушить! — приказывает начальник артиллерии полковник Герасимов явившемуся к нему командиру тяжелого дивизиона.— Накрыть всей шкалой, чтобы ни одна сволочь там, на острове, из-под бетона не вылезала!
На наблюдательный пункт входит морской офицер связи и докладывает, что, взаимодействуя с сухопутной армией, корабли, траля перед собой мины, идут к Койвисто и с минуты на минуту начнут обстрел побережья в тылу у финнов. Линия связи тянется уже на север, к оконечности перешейка, туда, где на подступах к Койвисто дерется полк майора Семенова.
Телефонист, с красными от бессонницы глазами, положив локти на стол и подперев руками голову, проверяя исправность линии, беспрерывно и монотонно повторяет:
— Слушай, я — «Бор», слушай, я — «Бор». Как, лучше или хуже слышно меня? Слушай, я — «Бор», слушай, я — «Бор».
Впереди, на выходе из перешейка, перед Койвисто, финны задержались еще на одном промежуточном рубеже. Это прорытый сквозь весь перешеек глубокий противотанковый ров, с надолбами впереди него и траншеями сзади. Они уже на полчаса задержали нашу пехоту, и полковник Борщев по телефону торопит артиллеристов:
— Нам откладывать нельзя, нам этого никто не позволит. Даю вам час десять минут с тем, чтобы артиллеристы заняли новые НП и смешали там, на рубеже, все с землей. Чтобы пехота могла потом подняться и идти до самого Койвисто. Понимаете меня — до самого Койвисто.
Оторвавшись от телефона, полковник дает задание лейтенанту-разведчику.
— Подползите, точно определите — в скольких метрах от рва наша пехота. Точно определите — метр в метр. Так, чтобы наша артиллерия не накрыла ни одного своего бойца! Идите и помните, что от вас зависит, во-первых, точность обстрела, а во-вторых, жизнь людей.
Мимо наблюдательного пункта с грохотом проходит полк самоходных орудий. Они выдвигаются к самому рву. Через час они вместе со всей артиллерией откроют огонь и, перевалив через ров, сопровождая пехоту, пойдут с ней до самого Койвисто. Вслед за представителем моряков на командный пункт входит представитель авиации. Вместе с начальником артиллерии он возится над картами — на предмет бомбежки, нанося на них засеченные артиллерийскими наблюдателями финские батареи на Койвисто.
Должно быть, в Выборге уже слышен грохот наших орудий. Он будет, наверно, еще сильней слышен через несколько часов, когда мы прорвемся в Койвисто. А что мы прорвемся туда и прорвемся очень скоро — в этом не сомневается ни один из офицеров, с которыми я говорил. Они твердо верят в победу. И когда на дорогах на столбах красным написано: «Вперед, на Выборг!», когда эти слова несут в своих сердцах тысячи людей, прорвавших первую, вторую и третью линии и без сна и отдыха идущих дальше вперед, тогда они звучат грозно для врагов.
«Красная звезда», 20 июня 1944 г.
[13; 178-187]
