6 мая 1943 года - 684 день войны
На Кубани, северо-восточнее Новороссийска, немцы предприняли пять контратак, которые были отбиты советскими войсками. [3; 375]
Началась 3-дневная операция советской авиации по уничтожению самолетов врага на аэродромах, в ходе которой противник потерял более 500 машин. [1; 221]
Корабли Краснознаменного Балтийского флота начали перевозки войск из Ленинграда на ораниенбаумский плацдарм. [3; 375]
По просьбе "Союза польских патриотов" СНК СССР принял решение о формировании на территории СССР 1-й Польской пехотной дивизии им. Т. Костюшко. [1; 221]
Представитель Народного Комиссариата иностранных дел СССР сделал заявление представителям англо-американской печати о советско-польских отношениях; о польской армии генерала Андерса, формировавшейся в СССР; о мероприятиях помощи польским семьям, эвакуировавшимся из занятых немецкими захватчиками районов. В заявлении отмечалось, что польское правительство в Лондоне не считало возможным сформированные в СССР польские части использовать на советско-германском фронте. В силу этого Советское правительство приняло решение в соответствии с желанием польского правительства разрешить эвакуацию польских частей на Ближний Восток. Эта эвакуация была проведена в марте и в августе 1942 г. [3; 375]
Началось издание газеты "Заря", органа Брестского подпольного обкома КП(б)Б. [1; 221]
Хроника блокадного Ленинграда
В целях оказания содействия работе Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков сегодня образована Ленинградская городская комиссия. Сегодня же она имела возможность по горячим следам зафиксировать факт очередного варварского преступления гитлеровцев. Артиллерия противника выпустила по городу около 400 снарядов. Многие из них разорвались на территории Кировского района. Сильному обстрелу подверглась также Невская застава. По ней фашисты сделали 188 выстрелов. 100 из них было, по-видимому, предназначено для 5-й ГЭС. Однако многие снаряды упали в Неву или разорвались на пустырях возле электростанции. Дважды подвергался обстрелу мясокомбинат. Здесь разорвалось более 40 снарядов.
При обстрелах и бомбежках многие радиотрансляционные точки в квартирах, учреждениях и на улицах были повреждены. Горком комсомола принял сегодня постановление, согласно которому комсомольские и пионерские организации должны установить, какие именно точки нуждаются в ремонте. [5; 346]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
В «глухих» сводках Совинформбюро пробился «луч света»: на Кубани, северо-восточнее Новороссийска, наши войска прорвали оборону противника по фронту в 25 километров и овладели железнодорожным узлом и станицей Крымская, превращенными немцами в мощный узел сопротивления. Продвинувшись в глубину на 13 километров, советские войска заняли и другие населенные пункты.
В этом же номере напечатан репортаж Павла Трояновского о ходе боев за районный центр Крымская. Наши войска сейчас штурмуют новые укрепления. Цель этой операции — ликвидировать Таманский плацдарм врага. Эта задача, конечно, держится в секрете, нигде, в том числе и в репортаже Трояновского, об этом ни слова. Однако в какой-то мере этот секрет раскрыл Илья Сельвинский, передавший нам из 57-й армии стихи «Тамань»:
Тамань моя! Тамань моя! Весенней кутерьмой
Не рвется гусь с такой тоской издалека домой,
С какою тянутся к тебе через огонь и сны
Твои станичные полки, кубанские сыны.
Тамань, Тамань! От их лица тебе я говорю:
Не быть владыкою твоим фашистскому зверью!
Мы отстоим тебя, Тамань, за то, что ты века
Стояла грудью боевой у русского древка:
За то, что где бы ни дрались, развеяв чубовье,
Всегда мечтает о тебе казачество твое;
За этот дом, за этот сад, за море во дворе,
За этот парус вдалеке, за чаек в ноябре,
За смех казачек молодых, за эти песни их,
За то, что Лермонтов бродил на берегах твоих.
Очередной номер газеты заполнен материалами о разведке — передовицы, статьи, корреспонденции, очерки. Горькие уроки провала нашей стратегической разведки, крупных недостатков разведки оперативного и тактического характера нельзя забывать. Напомню о ныне хорошо известном провале в работе Главного разведывательного управления Наркомата обороны до войны, где его начальник генерал Ф. И. Голиков, подыгрывая Сталину, игнорировал все сигналы о готовящемся нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Известно, что ликвидация окруженной в Сталинграде группировки Паулюса в известной мере затянулась, потому что плохо сработала наша разведка — не была точно определена численность немецких войск в этом кольце, мы не знали точно системы мощных укреплений, созданных противником. Харьков же мы вынуждены были снова сдать врагу, потому что прозевали концентрацию немецких дивизий в этом направлении.
А впереди новые сражения. Поэтому одну за другой печатаем передовые: «Настойчиво повышать разведывательную грамотность», «Изучать противника, улучшать разведку», «За боевую выучку разведчиков»... По названиям передовых можно судить, как остро ставится вопрос. Конечно, было в них и много прописного. Хорошо известного. Но надо помнить, что приходит новое пополнение и рядового, и командного состава. Даже среди испытанных в боях командиров есть такие, которым не грех напомнить древнюю пословицу: «Повторение— мать учения».
Главное в этих выступлениях — накопленный опыт. Примером может служить статья генерал-майора Б. Аршинцева «Глубокая войсковая разведка». Недавно в газете был опубликован очерк Бориса Галина «Чувство нового» об Аршинцеве, которого писатель обрисовал как талантливого, опытного, думающего военачальника. К голосу такого человека не прислушаться нельзя.
Не так давно,— рассказывает генерал,— мне пришлось беседовать с командиром из штаба соединения. Я спросил его: «Знаете ли вы противника, действующего на вашем участке?» — «Знаю, конечно», — уверенно ответил он и назвал номера стоящих перед соединением немецких полков. Затем он развернул карту, на которой была изображена схема вражеской обороны, подробная, вплоть до отдельных пулеметных точек. «А что думает делать ваш противник, каковы его намерения?» — спросил Аршинцев. Полковник пожал плечами: «На этот вопрос трудно ответить, предполагать можно всякое».
В этой последней фразе и вся соль вопроса. Несмотря на неплохо поставленную разведку, здесь все же не имели ясного представления о противнике, не пытались выяснить, каковы его ближайшие намерения. Готовится ли он перейти в наступление или решил держать оборону? Никто из штабных работников, да и сам командир дивизии, не знали этого потому, что действия разведывательных подразделений носили однобокий характер.
А кончилось дело тем, что противник бросил в стык двух наших батальонов полк пехоты, о наличии которого вблизи передовых позиций до последней минуты не было сведений. Обороняющиеся подразделения попали в тяжелое положение. Дрались упорно, но немцы, пользуясь численным превосходством, все же потеснили их.
Далее генерал делится опытом организации глубокой разведки. Конечно, подчеркивает он, задача эта очень и очень трудная, но ее значение для решения и оборонительных, и наступательных задач исключительное.
Хочу обратить внимание читателя еще и на такую публикацию. Это статья майора Н. Попова «Некоторые особенности немецкой полевой обороны». Я уже писал, что утверждение в февральском приказе Сталина о шаблонности немецкой тактики ошибочно. Статья Попова возвращает меня к этой мысли:
«При штурме опорных пунктов противника на некоторых участках Западного фронта было замечено, что система немецкой обороны, по сравнению с прошлым, претерпела известные изменения. В частности, вместо дзотов немцы устраивают открытые пулеметные площадки, число которых во много раз превышает количество огневых средств на данном участке. Это позволяет противнику иметь для каждого пулемета несколько запасных позиций...»
В каждом номере газеты кроме статей, очерков, корреспонденций печатаются небольшие заметки в несколько десятков строк, как говорят газетчики — на подверстку. Каждая о каком-то эпизоде или факте фронтовой жизни. Я уже приводил их содержание. А вот новая заметка под заголовком «История одной снайперской винтовки». Тульские оружейники преподнесли генерал-лейтенанту П. А. Белову, воевавшему в их краях, подарок — снайперскую винтовку с оптическим прицелом. На слете снайперов генерал вручил эту винтовку бойцу Комарецкому. К 25-й годовщине Октября снайпер довел счет истребленных фашистов до 170 и с рапортом об этом был направлен в Тулу. После митинга к снайперу подошел старый мастер Воренков. Он пристально посмотрел на винтовку и сказал:
— Моя работа. Я трудился над винтовкой. Молодец, сынок...
Комарецкого наградили орденом Красного Знамени и отправили на учебу. Винтовку же передали сибиряку Гореликову. Он добился еще больших успехов, чем его предшественник, именно с помощью этой тульской винтовки. На днях ему было присвоено звание Героя Советского Союза...
Михаил Шолохов вручил мне первые главы романа «Они сражались за Родину». В нашей газете публиковались рассказы, повести, но роман? Это — впервые. Материал набрали, все утрясли с писателем, но, вижу, он мнется, что-то хочет сказать.
— Михаил Александрович, у вас что-то еще?
— Да, Поспелов просил меня дать и ему эти главы для «Правды».
Что я мог возразить? Конечно, мы больше любили, когда «Правда» перепечатывала наши материалы на второй день. Так было, например, с очерками Толстого, Симонова, Гроссмана, нашего спецкора Полякова, чьи очерки о тяжелой артиллерии «Правда» перепечатала в шести номерах спустя месяц после их опубликования в «Красной звезде». И это всегда было приятно.
Что это — журналистский эгоизм, самолюбие? Не думаю. Так было всегда — между газетами постоянно идет соревнование, каждая стремится первой сообщить важную новость, дать интересный материал. Подспудное соревнование у нас шло даже с Совинформбюро. Его начальник А. С. Щербаков строго следил, чтобы мы не обгоняли его сообщения, не «выскакивали вперед». Так как мы это нередко делали, нам немало попадало.
Читатель, как известно, судит о газете по ее публикациям. Что-то ему нравится, к чему-то он относится безразлично, чем-то недоволен. Но внутренняя жизнь редакции для него — закрытая книга. Поэтому, думаю, ему будет интересна история, которая произошла с публикацией Шолохова.
Итак, первые главы романа и в «Правде», и у нас. На второй день звоню редактору «Правды»:
— Петр Николаевич, будем завтра печатать Шолохова. Дадим первые четыре колонки.
— Нет,— всполошился он. Я послал Маленкову. Ответа еще нет.
— Зачем? — удивился я.— Что там крамольного? И почему Маленкову? Он никогда не занимался печатью.
— Крамольного там ничего нет,—отвечает Поспелов,— но Шолохов! Как же без ЦК?
Жду еще день, два. Никакого просвета. Прошу Петра Николаевича:
— Позвони Маленкову. Чего тянуть?
— Ну, знаешь! Там у них столько дел!..
Решил сам позвонить Маленкову. Набрал по кремлевскому телефону его номер, говорю:
— Георгий Максимилианович! У вас шолоховские главы. Вам их послал Поспелов...
— Я еще не успел прочитать,— перебил меня секретарь ЦК.
— Разрешите напечатать под нашу ответственность,— прошу я.
— Хорошо, я вам позвоню.
На второй день открываю «Правду» и вижу: напечатаны первые главы из романа «Они сражались за Родину». Меня как обухом по голове. А тут вбегает Шолохов, раскрасневшийся, расстроенный, возмущенный:
— Подвели меня...
— Не только вас, Михаил Александрович, но и всю редакцию...
Оказывается, Маленков позвонил Поспелову. Рукопись он не читал, но против опубликования ее не возражает.
Конечно, нам было обидно. Неприятно и Шолохову. Он — наш корреспондент. По нашей просьбе его призвали в кадры РККА, зачислили в штат «Красной звезды», дали ему звание полковника, поставили на вещевое, продовольственное и денежное довольствие. Наш «кровный» спецкор. По нашему заданию и по нашим командировкам путешествует по фронтам. Это, так сказать, материально-организационная сторона дела. А моральная? Как может себя чувствовать человек в такой ситуации?
В следующем номере «Красной звезды» мы напечатали Шолохова, но немного больше, чем это было в «Правде», в следующем тоже больше, пока не догнали старшего «брата».
Вот такая была внутриредакционная, вернее, межредакционная катавасия!
И раз зашла речь о журналистском соревновании, хочу рассказать еще об одном прямо-таки комичном эпизоде, не страшась, что читатель покачает головой и скажет: «Ну и ну...»
Осенью сорок первого года, когда в Москве было объявлено осадное положение, редакция «Красной звезды» перебралась в «Правду», где и стали печатать нашу газету. Работали мы и жили на пятом этаже, а «Правда» — на четвертом. Вот как-то заходит ко мне Поспелов и спрашивает:
— У тебя что-нибудь Толстого идет?
— Да,— ответил я,— очерк.
— Дай нам, вместе напечатаем.
Честно говоря, не очень хотелось это делать, но и отказать нельзя.
Через неделю Поспелов звонит мне — тот же вопрос и та же просьба. И снова я не поскупился, но подумал: теряем «приоритет». Даже обидно стало. Толстой — тоже наш корреспондент. Тему мы ему заказали, подобрали материал, организовали встречу с фронтовиками. Поди доказывай читателю, что «Правда», а не мы, пришла на все готовое. Словом, всякими правдами и неправдами стал я «увиливать» от прямых ответов. Но однажды, когда я сказал Поспелову, что нет у нас Толстого, он меня уличил.
— Как нет? У тебя же в номере заверстан очерк Толстого!
Оказывается, ответственный секретарь редакции «Правды» Леонид Ильичев почти каждый вечер спускался в наборный цех, где верстались наши газеты, и проверял, что у нас идет. Там он и обнаружил очерк Толстого, поймал меня, можно сказать, за руку. Пришлось и этот очерк отдать Поспелову.
Дело плохо, подумал я, не скроешься от него. Надо что-то придумать. Пришла очередная статья Толстого. Вычитал я ее, но раньше, чем написать «В набор», зачеркнул название и поставил «О самоокапывании». А над заголовком вместо Толстого появился таинственный Петров. Так она и была заверстана в полосе. А когда «Правда» ушла на ротацию — она печаталась раньше нашей газеты — поставили настоящее название очерка и фамилию Толстого...
Вскоре мы вернулись в свое помещение на улицу Чехова и таких ситуаций больше не возникало.
Уже после войны, когда мы с Петром Николаевичем ударились в воспоминания, я ему все и рассказал. Но упреков я не услыхал, он понимал, что я вправе ему напомнить историю с главами романа Шолохова...
В войска на фронт приходит пополнение. Мы не могли не заинтересоваться, как новобранцев готовят к боям. Решили посвятить этой теме целую полосу и сделать ее поручили Василию Ильенкову и Михаилу Зотову. Они выехали на Западный фронт. На КП дивизии им посоветовали не торопиться. В полк, куда они собирались пойти, дороги разминированы еще не всюду. Но корреспонденты все же отправились в полк. Там им пообещали рано утром организовать встречу в одной из рот новичков с бывалым воином. Записи с молодыми и должны были послужить материалом для задуманной полосы.
Под аккомпанемент близкой артиллерийской стрельбы спецкоры переспали часок-другой в одной из бывших немецких землянок и с рассветом появились в роте. А на третий день ввалились ко мне и сразу же отрапортовали:
— Полоса не получилась.
— Почему?
Стали объяснять. Вначале все шло, как задумали. Собрались бойцы, только что прибывшие из запасного полка и еще не нюхавшие пороха. Политрук роты, младший лейтенант, привел бывалого солдата и попросил его рассказать, как он освоился на войне, как преодолел страх. Корреспонденты наточили карандаши и приготовились писать.
Закаленный, но сохранивший непосредственность солдат начал свою речь с бесхитростной прямотой:
— Призывался я, братцы, в Алма-Ате. Получил повестку из военкомата и на душе похолодало. А когда наш эшелон пересек Волгу и мы попали под бомбежку, страшно стало. Но это еще что! Прибыли мы на передовую. Кругом стрельба. У меня душа в пятки ушла. А потом нас подняли в атаку, и моего друга Митьку сразу скосило — упал и не поднимается. Тогда-то, скажу по совести, совсем страшно стало...
— Ты вот что скажи,— перебил его политрук,— как дальше-то было... Страх свой ты преодолел или нет?
— Так точно, преодолел! — с готовностью подтвердил боец и умолк.
— Ну а дальше? — строго спросил политрук.
— А что дальше? — пожал плечами солдат.— Дальше снова пошли в атаку, не так страшно было, конечно, как раньше, но все равно страшно было. А потом привык...
Ильенков и Зотов клялись и божились, что ничего от себя к этой сценке в роте не прибавили.
Все это было, конечно, любопытно, даже смешно, но полосы-то нет.
— Есть у нас другой материал на ту же тему,— объявил Ильенков. И увлеченно, со множеством деталей стал рассказывать историю, о которой они узнали уже на обратном пути в Москву.
Среди развалин небольшого городка уцелела мельница. Никто не сомневался, что это белое высокое здание, возвышавшееся над руинами улиц, было заминировано. Но саперы, побывавшие там, мин не обнаружили. Тогда поручили еще раз обследовать мельницу одному из наиболее опытных саперных командиров, капитану Широкому. Он тщательно исследовал все ее закоулки и в одном месте вдруг уловил тихий стук часов. Стало ясно, что работает механизм взрывателя замедленного действия. Немцы, вчера изгнанные из этого городка, решили оставить о себе «память». Взрыв мог произойти каждую секунду. Капитан выбежал из здания и крикнул бойцам:
— Отойдите подальше! Мельница заминирована...
Сам же вернулся и нашел мину.
— Это та же тема,— уверяли меня Ильенков и Зотов.— Тут ведь тоже человеку пришлось преодолевать страх...
Полосу пришлось делать в другой части. [9; 210-216]
