3 июля 1943 года - 742 день войны
Партизанская бригада имени Рокоссовского (командир Романов) завершила 10-дневный 200-километровый переход из Витебской области в Поставский район, Вилейской области, где развернула боевые действия против оккупантов. [3; 398]
Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о награждении орденами и медалями работников Конструкторского бюро № 35 Народного Комиссариата минометного вооружения СССР за успешное выполнение специального задания правительства по разработке и изготовлению новых образцов боеприпасов. [3; 398]
Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о награждении орденами и медалями работников аэродромного строительства за успешное выполнение заданий правительства по аэродромному строительству. [3; 398]
Хроника блокадного Ленинграда
После 400 снарядов, разорвавшихся в городе вчера, сегодняшние 3 остались незамеченными. Тем более что они не причинили никакого ущерба.
Газета «Смена» оповестила читателей о том, что Артиллерийский исторический музей [ныне Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи] в Ленинграде пополнился новыми экспонатами. Ему переданы красный флаг, водруженный в Шлиссельбурге в день его освобождения 18 января 1943 года, и 120-миллиметровый миномет сибиряков братьев Шумовых. Стреляя по врагу во время прорыва блокады Ленинграда, этот расчет уничтожил 50 огневых точек и около 400 солдат и офицеров противника. Музейным экспонатом стала трофейная винтовка, взятая на вооружение советским снайпером Черепенниковым: ведя огонь из нее, он уничтожил более 200 фашистов. Музею передан также миноискатель, с помощью которого саперы Бухтеев и Фролов обнаружили и обезвредили 3600 вражеских мин.
В осажденном Ленинграде действует цирк. Правда, теперь он называется фронтовым и дает свои представления не в известном всем здании на набережной Фонтанки, а в частях фронта, на сценах театров, Домов культуры, в садах и парках. Сегодня, например, большое цирковое представление в двух отделениях с прологом дано в саду «Буфф». [5; 370]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
Вполне будничные газетные полосы. Но, как принято говорить, это затишье перед бурей.
Передовая статья называется «Выращивать кадры советских асов». По поводу слова «ас», как указывалось, у нас возникали разногласия с командованием Военно-воздушных сил. Мы твердо стояли на своем. Причем уверенность наших редакционных авиаторов в своей правоте была так сильна, что наиболее ударные положения в статье демонстративно выделены черным шрифтом:
«...Долг командира — всячески поощрять тягу аса к выполнению специальных заданий. Ас первым должен идти в свободный полет над территорией противника для поиска и истребления немецких самолетов. Асы вызывают вражеских истребителей на открытый бой с целью поражения над их же аэродромами. Асы уничтожают лучшие кадры вражеской авиации — экипажи ведущих групп бомбардировщиков, разведчиков, истребителей и т. д.»
Индивидуальные качества асов, по мысли автора статьи, при правильном руководстве командира могут с большим блеском проявиться не только в свободных полетах, но и в групповых боях. Слетанные пары, четверки и даже большие группы асов в крупном воздушном бою — ударная сила, на которую в нужный момент может опереться командир. Занимая свое, присущее их квалификации место в общем боевом порядке, асы способны быстро выбить из рук врага инициативу и точными атаками помочь победить, В групповом воздушном бою асы задают тон. Они ведут бой в высоком темпе, нанося удары по машинам, пилотируемым умелыми немецкими летчиками, выводя в первую очередь из строя ядро неприятельской группы. Попутно асы сбивают немецкие машины, отколовшиеся от строя, обрушиваются на цели, которые рядовому истребителю сразить трудно.
Далее подчеркнута фраза о том, что командир обязан создать асам наиболее благоприятные условия боя. Лишь недальновидный командир, не учитывающий особенности тактики асов, механически определяет их боевой порядок, назначает асов на позиции, где их инициатива будет скована. «Лишить аса свободы маневра — подрезать ему крылья» — такой афористичной фразой и заканчивается передовая.
Когда я читал статью в присутствии ее автора, Николая Денисова, то сказал ему:
— Разговоров будет завтра в ВВС!..
— Будут,— ответил он.— Только хорошие.— И после небольшой паузы добавил: — Я ее дал прочитать Новикову. Он согласен. Ему понравилось.
Ну что ж, это хорошо, что Главный маршал авиации, командующий Военно-воздушными силами Красной Армии поддержал нас, положив конец спорам об асах.
И как бы в развитие этой темы в сегодняшнем номере газеты опубликована статья одного из двух прославленных братьев Дмитрия Глинки, в будущем дважды Героя Советского Союза, «Асы в групповом бою». Сегодня же напечатан уже третий очерк летчика-истребителя Владимира Лавриненкова «Мои воздушные бои». Написаны очерки живо, автор рассказывает не только о воздушных боях, но и о человеке на войне, его жизни и думах. В запасе еще три подвала для трех номеров газеты. Владимир Лавриненков был награжден орденом Ленина, шестью орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, он стал дважды Героем Советского Союза. Это за всю войну. Но уже за один год, который он воюет, он получил много наград, и ему было что рассказать.
Кстати, мы вручили автору по два экземпляра газеты, где опубликованы его очерки, чтобы сохранил на память. Но, увы, сохранить их Лавриненков не смог, и не по своей вине. В одном из боев в августе сорок третьего года Лавриненков потерпел аварию. Расстреляв в воздушном бою боеприпасы, протаранил вражеский самолет, а сам выбросился с парашютом. В бессознательном состоянии был схвачен немцами. Бежал из плена и три месяца воевал в партизанском отряде имени Чапаева на Украине, затем возвратился в свой полк.
Много места в газете занимают материалы о партийной работе на фронте. Еще 24 мая ЦК партии принял постановление о реорганизации структуры партийных организаций в Красной Армии. Согласно этому постановлению, парторганизации стали создаваться не в полках, а в батальонах. Полковые же бюро были приравнены к парткомам.
Значение этой реорганизации очень важно. В отличие от существовавшей прежде первичной парторганизации в полку батальонные стали ближе к солдатской массе, более мобильны, что весьма существенно во фронтовых условиях. Попробуй, например, на передовой в кратких перерывах между боями собрать громоздкую организацию полка, да еще и пригласить, как тогда говорили, «беспартийных большевиков», или просто рядовых солдат и офицеров! Другое дело батальон, здесь все коммунисты, как правило, в одном «кулаке». Газета и сообщает о первом опыте работы по-новому в репортажах и статьях наших корреспондентов с разных фронтов.
В связи с этим не могу умолчать об одном обстоятельстве, связанном с постановлением ЦК. В газете не только не найти текста этого постановления, но даже и намека на него. Почему? Что тут секретного? От кого секреты?
Был у меня по этому поводу разговор с главпуровцами: не опубликовать ли постановление в газете? Не дать ли о нем передовую?
— Как можно,— заявили они.— Это документ сугубо внутрипартийный. Его должны знать только коммунисты...
Увы, из-за мании секретности постановление дошло далеко не до всех.
В книге «Год 1942» я рассказывал о трагической судьбе генерала Лизюкова Дмитрия Ильича. В 1939 году он был репрессирован, накануне войны освобожден из тюрьмы, с первых дней войны — на фронте, командовал знаменитой 1-й Московской мотострелковой дивизией, а на посту командующего танковой армией погиб в районе Воронежа. Сталин и во время войны относился к нему с упрямой подозрительностью, и достаточно было его неуважительной реплики, чтобы имя Лизюкова предали забвению. Нам даже не разрешили напечатать некролог Лизюкову.
И вот в сегодняшней газете — Указ о присвоении имени Героя Советского Союза генерал-майора Д. И. Лизюкова Саратовскому Краснознаменному танковому училищу. Тут же поздравление Сталина танковому училищу имени Лизюкова в связи с 25-летним юбилеем. Указ о награждении училища орденом Красной Звезды и еще Указ о награждении орденами и медалями командного состава училища. Имя Лизюкова, до этого преданное забвению, четырежды упоминалось в этих указах.
Нашей радости не было конца. Мы не раз писали о Лизюкове, о его мужестве и командирском таланте. Он стал нашим автором и другом. Мы гордились его успехами. В сегодняшнем номере газеты вместе с указами напечатана статья о Лизюкове. В ней такие строки:
«Имя старейшего советского танкиста генерал-майора тов. Лизюкова неразрывными узами связано с боевым путем Красной Армии с начала ее зарождения. С первого дня Отечественной войны тов. Лизюков на фронте. Он командует рядом крупных соединений. В ряде операций блестяще проявились его стратегические и организаторские таланты, его мужество и бесстрашие...» И, наконец, в этой статье мы могли рассеять все вздорные и гнусные слухи, которые исходили не от кого иного, как от Сталина, о Лизюкове. В очерке черным по белому было написано: «Проводя очередную операцию по разгрому немецких сил, генерал-майор Лизюков 25 июля 1942 года погибает на своем боевом посту».
Единственное, что осталось загадкой,— что побудило Сталина изменить свое отношение к Лизюкову. Добрая воля? Но мы теперь знаем, что ее у «отца всех народов» не было. Желание загладить свою вину? Но раскаяние никогда не мучило Сталина. Он никого не жалел. Случайность? Может быть...
Около четырех месяцев сражается французская эскадрилья «Нормандия» с немцами в нашем небе. Небольшая информация Якова Милецкого об этой эскадрилье появилась еще в мае. Пришло время рассказать о французских летчиках подробнее. Мы попросили выехать к ним писателя Льва Никулина. Вместе с ним отправился на аэродром и наш фоторепортер Сергей Лоскутов. Через пару дней они вернулись, и читатель смог ознакомиться с жизнью и боевой деятельностью эскадрильи.
Прежде всего мы узнали о путях-дорогах, которые привели французских летчиков в Советский Союз. Вот, к примеру, лейтенант Марсель Лефевр, смуглый молодой человек с мягким голосом и вьющимися черными волосами. Война и позорный мир Петена с гитлеровцами застали его в Северной Африке. Лефевр и его товарищи перелетели в Англию и сражались с немцами над Ла-Маншем. Но русский фронт казался им тем местом, где можно по-настоящему скрестить свое оружие с немцами. Они и стали первыми летчиками «Нормандии».
Высокому, несколько хмурому летчику капитану Литольфу предложили высокий пост в авиации Петена, но он предпочел встречи с немцами в воздухе, а не в отелях курортного Виши. Эльзасец по происхождению, он имеет, считает писатель, особые счеты с немцами, и, может быть, поэтому он кажется таким суровым и замкнутым в себе воином.
Это портретные черты французских летчиков, подмеченные Никулиным. А теперь — об их боевых делах. Сражаются, отмечает писатель, мужественно, отважно. Они ведут вольную охоту за немецкими истребителями, сопровождают наши бомбардировщики, штурмуют немцев на бреющем полете. Командир эскадрильи Тюлан, о котором мы уже писали, заслуженный летчик, потомственный военный, глядит на наших корреспондентов прищуренными зоркими глазами воздушного волка и, улыбаясь, говорит им:
— Вообще мы успели кое-что сделать на этом фронте. «Нормандия» сбила одиннадцать самолетов...
Отношения между русскими и французскими летчиками истинно братские. Лефевр хвалил наши «Яки», но еще больше — русских летчиков:
— Они сражаются с яростью, и притом умно, не теряя головы, когда видят врага близко... Надо сказать, что, когда видишь немца почти вплотную, когда он почти у тебя в руках, трудно сохранить полное спокойствие. Мы научились видеть впереди себя, позади и по сторонам. Вертишь головой во все стороны до того, что потом болит шея, перед тобой враг, с которым у тебя есть охота посчитаться...
А далее — о наших летчиках:
— Мне нравится в русских их холодная ярость в бою. Мы с ними хорошо спелись в воздухе. Мой товарищ гнался за немцем, за этим же немцем погнался и русский летчик. Наш товарищ настроил свое радио на волну русского летчика, и они решили добить немца вдвоем. Самое забавное — наш летчик при этом старался сговориться с русским по радиотелефону. Он произносил несколько русских слов, которые помнил: «Ближе... Хорошо... Хорошо... Кончено!» И с немцем действительно было «кончено»...
Никулин и Лоскутов попали в эскадрилью в тот день, когда там еще не улеглась деловая и одновременно радостная суматоха — на базе эскадрильи в тот день формировался 1-й истребительный авиаполк «Нормандия». Через несколько дней он принял участие в Курской битве.
Примечательное совпадение: когда газета была сверстана и на третьей полосе уже разместился очерк Льва Никулина, а под ним мы поместили пять фотографий, пришел Указ о награждении летчиков эскадрильи орденами Отечественной войны. И среди награжденных — как раз те офицеры, о которых писал Никулин, в том числе и командир эскадрильи майор Тюлан Жан Луи, и на этот раз, в отличие от предыдущего репортажа, мы дали его имя не инициалами, а, с его согласия, полностью.
В тот же день у меня в кабинете встретились два фронтовых побратима Алексей Сурков и Константин Симонов. Такие встречи всегда радовали и запоминались надолго. Сурков принес «Песню о солдатской матери»:
За пустой околицей.
За Донец-рекой,
Вздрогнет и расколется
Полевой покой.
Неоглядно поле то
За седой межой,
Жаркой кровью полито,
Нашей и чужой.
Далеко от поля-то
До Буран-села.
А над кровью пролитой
Черный дым и мгла.
В дали затуманенной
Как узнать о том,
Что лежу я, раненный,
В поле под кустом?
Что меня жестокая
Тянет боль во тьму!..
Милая! Далекая!
Жутко одному.
Под бинтом-тряпицею
Голова в огне.
Обернись ты птицею,
Прилети ко мне.
Наклонись, прилежная,
Веки мне смежи,
Спой мне песню прежнюю,
Сказку расскажи.
Про цветочек аленький,
Про разрыв-траву,
Будто вновь я, маленький,
На земле живу...
То ли шелест колоса,
Трепет ветерка,
То ли гладит волосы
Теплая рука.
И не чую жара я.
И не ранен я.
Седенькая, старая,
Светлая моя!
Константин Симонов принес балладу «Трое»:
Последний кончился огарок,
И по невидимой черте
Три красных точки трех цигарок
Безмолвно бродят в темноте.
О чем наш разговор солдатский?
О том, что нынче Новый год,
А света нет, и холод адский,
И снег, как каторжный, метет.
Один сказал: — Моя сегодня
Полы помоет, как при мне.
Потом детей, чтоб быть свободнее,
Уложит. Сядет в тишине.
Ей сорок лет — мы с ней погодки,
Всплакнет ли, просто ли вздохнет.
Но уж, наверно, рюмкой водки
Меня по-русски помянет...
Второй сказал: — Уж год с лихвою
С моей война нас развела.
Я, с молодой простясь женою,
Взял клятву, чтоб верна была.
А третий лишь вздохнул устало:
Он думал о своей — о той,
Что с лета прошлого молчала
За черной фронтовой чертой...
И двое с ним заговорили,
Чтоб не грустил он, про войну,
Куда их жены отпустили,
Чтобы спасти его жену.
Читаю стихи, а друзья-поэты смотрят на меня, стараясь угадать: как, мол? Я, прочитав, дал Алеше симоновское стихотворение, а Косте — сурковское:
— Читайте и вообразите себя редакторами... Оба прочитали.
— Ну, как? — спрашиваю.
— Ничего, годится,— хором отвечают.
— Не классика...— Это уже я говорю.— Но напечатаем. А кого раньше? — поставил я их в нелегкое положение.
Не ответили, не хотят перебегать дорогу друг другу. Напечатали раньше Суркова, поскольку Симонов все равно опоздал со своим «Новым годом» на шесть месяцев.
Любопытно, как поэты сами отнеслись к этим стихам уже после войны. Свое отношение к ним они подтвердили тем, что включили их в свои собрания сочинений. Сурков оставил все, как было опубликовано в газете, а Симонов заменил заголовок на другой — «Жены», что, несомненно, ближе к сюжету этих стихов...
Илья Эренбург после довольно долгого для него перерыва выступил со статьей «Великий и негасимый». Смысл этого не очень ясного заголовка раскрывается лишь в конце статьи. Писатель рассказывает о планомерном ограблении захватчиками украинских земель, приводит неопровержимые документы. Грабеж сопровождается злодеяниями, от которых кровь стынет в жилах: на Украине имеются «научные лаборатории», где гитлеровские «ученые» проводят опыты над живыми людьми. До недавнего времени они проводили опыты над евреями. Теперь немцы их истребили, опыты ведутся над украинцами. К чему они сводятся? К отравлению различными газами, выкачиванию крови у детей для переливания ее немецким солдатам... Устроена также лаборатория, где идут опыты по производству мыла из человеческого жира...
Писатель напоминает, как тяжело украинцам — бойцам Красной Армии думать о своей родине, большая часть которой находится под пятой оккупантов: «Нет нам радости в тишине, в летней прелести леса и поля мы слышим плач Украины. Мы не можем ждать. Если у тебя чуть приник огонь ненависти, вспомни, кто перед тобой... Ты вспомнил, ты взглянул на дымку летнего дня, и вот снова вспыхнул в тебе, объял мир великий, негасимый огонь ненависти». «Великий и негасимый!» [9; 302-308]
