24 августа 1943 года - 794 день войны
Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «О предоставлении права награждения орденами и медалями Командующему Военно-воздушными силами Красной Армии». Награждение орденами и медалями СССР рядового, сержантского и офицерского состава до командира авиационной дивизии и ему соответствующих включительно производилось от имени Президиума Верховного Совета СССР с последующим утверждением награждения Президиумом Верховного Совета СССР. [3; 423-424]
Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза прославленному летчику истребителю А.П. Маресьеву. [1; 243]
Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о награждении второй медалью «Золотая Звезда» прославленных летчиков Героев Советского Союза майора М. 3. Бондаренко, капитана Д. Б. Глинку, гвардии капитана В. М. Голубева, гвардии капитана В. С. Ефремова, гвардии подполковника В. А. Зайцева, гвардии майора И. А. Покрышева и гвардии майора А. И. Покрышкина (звание Героя Советского Союза М. 3. Бондаренко присвоено 6 июня 1942 г., Д. Б. Глинке — 21 апреля 1943 г., В. М. Голубеву — 12 августа 1942 г., В. С. Ефремову — 1 мая 1943 г., В. А. Зайцеву — 5 мая 1942 г., П. А. Покрышеву—10 февраля 1943 г., А. И. Покрышкину — 24 мая 1943 г.). [3; 424]
Хроника блокадного Ленинграда
Ленинградскому заводу имени Карла Маркса предложено возродить производство крутильно-кордовых ватермашин для текстильной промышленности. Производственный коллектив с энтузиазмом встретил эту новость.
На ряде участков переднего края наши стрелковые подразделения при поддержке артиллерии и минометов изматывают врага периодическими атаками. Действующие из засад снайперы уничтожили сегодня 139 гитлеровцев.
Известный ленинградский летчик-истребитель майор Петр Покрышев награжден второй медалью «Золотая Звезда». Это радостное событие совпало с днем его рождения. Покрышеву исполнилось 29 лет. Но никому из друзей не довелось сегодня поздравить его. Во время учебного полета двухместная машина, в которой, кроме Покрышева, находился молодой летчик, загорелась. Малая высота не позволяла им выброситься с парашютом. Не было возможности даже нормально зайти на посадку. Покрышев посадил машину поперек аэродрома. Все обошлось бы благополучно, но на пути выкатившегося за пределы аэродрома самолета оказалась канава. Как бы там ни было, молодого летчика Покрышев спас, а сам, получив тяжелое ранение, сутки находился в бессознательном состоянии. Так что о присвоении ему звания дважды Героя Советского Союза он узнал с опозданием.
Через два месяца Покрышев снова участвовал в воздушных боях. [5; 392]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
Вновь появилось сообщение, что наши войска продолжают наступать на харьковском направлении, продвинулись на десятки километров, заняли города и населенные пункты. По их названиям видно, что до Харькова совсем близко.
И вот приказ Верховного Главнокомандующего: «Войска Степного фронта при активном содействии с флангов войск Воронежского и Юго-Западного фронтов, в результате ожесточенных боев сломили сопротивление противника и штурмом взяли город Харьков». Названы также имена командующих армиями и командиров корпусов и десяти стрелковых дивизий, отличившихся в боях за город. Этим дивизиям присвоено наименование Харьковских. Единственное, чего нет в приказе,— сообщения о присвоении названия «Харьковских» танкистам и летчикам. А жаль! Они сыграли важнейшую роль в этом сражении.
О значимости этой победы свидетельствует то, что салют произведен значительно большим количеством орудий и большим числом залпов, чем прежний. Естественно, эта победа освещается в газете очень широко. Целая полоса посвящена откликам на освобождение Харькова воинов наших фронтов, жителей республик и городов и, понятно, особенно горячо видных украинских деятелей. Взволнованно написал Павло Тычина о радости победы: «...Сегодня я узнал, что Харьков снова наш. Какая радость, какая гордость, какая молодость кругом! Неизъяснимым трепетом наполняется сердце... Харьков виден сейчас всему миру, словно высокое зеленое дерево победы, словно на ветру развевающееся красное знамя, непобедимое знамя Страны Советов».
Украинский поэт Максим Рыльский напечатал стихи:
Теплой кровью обагренный,
Злобой черной опьяненный,
Ослепленный слышит враг
Гром возмездия святого,
Боевое наше слово,
Правой мести грозный шаг.
Весть идет благая ныне:
Вражьи падают твердыни.
Никнет в прах злодейский бич,
И над милой Украиной
Вешней песнью журавлиной
Прозвенел победы клич.
Как до боли ты знакома,
О земля моя! Госпрома
Величавые черты.
Гордый памятник поэта,—
Воля, что в гранит одета,—
Наша воля, Харьков, ты!..
Откликнулся на взятие Курска и Харькова Алексей Толстой. Любопытно, как Алексей Николаевич оценил весь ход Курской битвы. Это не оперативный разбор сражения, а писательские раздумья, и написаны они, я бы сказал, вольным стилем. Приведу несколько строк:
«Военные и штатские, фронт и тыл с затаенным волнением ждали немецкого летнего наступления... С волнением, думается мне, и немцы ожидали своего наступления. Начальство, конечно, говорило: «Еще одно усилие, и Красная Армия будет побеждена» и прочее, что в таких случаях у них полагается. Но каждый немец понимал, что это — последний крупный ход в игре.
Нельзя считать, что немецкая армия стала уж так слаба к своему третьему летнему наступлению. Нет, она ненамного стала слабее... У них были приготовлены новинки, разные «фердинанды», «тигры», модернизированные истребители и другая пакость... Итак, произошла проверка на деле. Бешеный натиск решающего всю судьбу войны немецкого наступления был подобен удару кулаком о каменную стену. Немезида, по-русски — судьба, сложила из трех пальцев дулю Гитлеру под самый нос: «Выкуси-ка!» Немцам пришлось перейти к обороне, затем — без передышки — к отступлению... контратакуя, контратакуя, контратакуя, потерять Харьков. Черт возьми!»
И - небольшой экскурс в историю: «Когда-то, в давние времена, русские были непобедимы в осаде. Величественные примеры тому: осада Стефаном Баторием Пскова, окончившаяся для поляков конфузией, и осада в Смутное время поляками Троице-Сергиевской лавры, также окончившаяся для врагов наших конфузией. Нынче в осаду хочет сесть немец, а мы не даем ему уцепиться за землю (мертвым — пожалуйста, цепляйся)...»
И в заключение: «В основе всего этого прежде всего лежат русский талант, русская отвага и разбуженная русская ярость. Горд и храбр русский человек. Слава ему. Слава освободителю Харькова».
Публикуются материалы разных жанров. Прежде всего — обзорная, оперативного характера, статья полковника В. Костылева «Ликвидация Белгородско-Харьковского плацдарма немцев». Удивительно емкая статья. На столе редактора она лежала уже в день освобождения Харькова — 23 августа, и опубликовали ее на второй день, то есть в том же номере газеты, где был напечатан приказ об освобождении Харькова.
В этом же номере корреспонденция Бориса Галина «Перед штурмом» и очерк Евгения Габриловича и Зигмунда Абрамова «Вчера в Харькове». Всего не перескажешь. Приведу из каждого материала хотя бы по эпизоду, быть может не главному, но читателю неизвестному и также свидетельствующему о накале борьбы. Галин рассказывает такую историю:
«93-я дивизия нависла над противником с северо-восточной стороны... Полки вплотную подошли к стенам Харькова. Они готовились к решающему штурму. Впереди других полков дрался со своими подразделениями майор Рудик. По силе напора, стойкости и смелости можно было сразу узнать: здесь дерутся гвардейцы Рудика. Его подразделения врубались в боевые порядки немцев, таранили их, расчищая дорогу всей 93-й дивизии. В один из напряженных моментов боя связь с полком была потеряна. Над ним нависла угроза окружения. До шести утра Рудик не давал о себе знать. В штабе дивизии встревожились: где Рудик, где эта беспокойная душа? К рассвету Рудик вырвался из немецкого кольца и совершил шестикилометровый бросок к предместью города. «Я здесь,— радировал он.— Все в порядке, занимаю квартиры в 363-м квартале».
Из очерка Габриловича и Абрамова:
«Проспект Сталина. На углу на перекрестке встречаем первого харьковского милиционера. За плечами у него винтовка. Милиционер Михаил Сербин — коренной харьковский житель. Он стоял на этом же перекрестке много лет и сегодня утром вместе с войсками вошел в город и занял свой пост. Сегодня ему приходится выполнять несколько необычную для милиционера работу. Правда, он с той же педантичностью регулирует уличное движение, как и в мирное время. Но на этот раз это уличное движение носит несколько необычный характер. Мимо него проходят артиллерия, тягачи, отряды минометчиков...»
На второй и третий день в газете корреспонденции, очерки, посвященные дивизиям, получившим названия Харьковских, статья Ильи Эренбурга о том, что делается по ту сторону фронта, в самой Германии. Убийственной критике он подверг гитлеровскую пропаганду. Писатель приводит, например, такое сообщение геббельсовской печати: «Не подвергаясь нажиму противника, германские войска планомерно эвакуировали Харьков. Город не представляет собой никакой ценности». И комментарии писателя:
«Битые фрицы еще охорашиваются. Они пытаются выдать свое поражение за прогулку: им, дескать, надоело жить в Харькове, они решили прокатиться на запад. Их выбили из Харькова, а они кричат: «Харьков не представляет для нас никакой ценности». Еще недавно они писали: «Харьков — ключ к Украине». Еще недавно они говорили об «исключительной ценности Харькова». Они потеряли слишком много. Поэтому они вопят: «Мы ничего не потеряли». Я не сомневаюсь, что, когда их вышибут из Украины, последний захудалый фриц, добежав с высунутым языком до Берлина, завопит: «Я ушел по доброй воле и только потому, что Украина не представляет никакой ценности».
Полгода тому назад, 16 марта, когда немцам удалось вновь захватить город, Эренбург напечатал в нашей газете статью «Харьков». Он писал, что нелегко нам было отдать город. «Мы знаем также: каковы бы ни были горести дня — мы должны победить, мы победим!» И вот пришла победа.
И закончил он статью такими несвойственными ему патетическими фразами: «Мы вышли в путь. Да будет услышан крылатый шаг Красной Армии всем миром! Да потрясет он врагов! Да вдохновит он друзей!»
Со взятием 23 августа Харькова завершилась почти полуторамесячная Курская битва. Она дала право назвать ее решающей битвой, а сорок третий год — решающим в Отечественной войне.
Далее — путь на запад. К Днепру. Однако в форсировании Днепра мне пришлось принять участие уже не как редактору. [9; 386-389]
