11 апреля 1943 года - 659 день войны
Советская авиация совершила налет на военные объекты Кенигсберга. Авиация Черноморского флота действовала против судов противника в районе Анапы. [3; 365]
В Москве состоялся всесоюзный митинг женщин — матерей и жен фронтовиков. [3; 365]
Опубликовано сообщение о том, что из Закавказья, Узбекистана, Казахстана и других республик на фронт выехало 110 артистических бригад, которые дадут в майские дни праздничные концерты [3; 365]
Хроника блокадного Ленинграда
Один из тех дней, о которых в сводках пишут: «На фронте изменений не произошло». И все-таки передний край не знает покоя. Ночью над вражескими позициями летали маленькие У-2. Тихий ход и низкая высота полета дают им возможность бомбить с предельной точностью. При этом, правда, возрастает риск попасть в зону вражеского огня. Но что поделаешь — бить врага надо.
Сегодня легкие ночные бомбардировщики атаковали несколько артиллерийских батарей противника. Умело действовал экипаж младшего лейтенанта Николая Бренкевича. Он обнаружил, что на некотором удалении от переднего края проскальзывает свет автомобильных фар. Причем гаснет он в одном и том же месте. Бренкевич убрал газ и почти бесшумно спланировал. Бомбовый удар подтвердил, что летчик не ошибся. Вслед за огромным взрывом начался пожар, отсвет которого был виден даже за линией фронта. Видимо, бомбы угодили в склад боеприпасов.
В расположении врага побывало несколько наших разведывательных групп. С наступлением дня удары по гитлеровцам начали наносить артиллеристы и минометчики.
Ленинград жил сегодня не только обычными для фронтового города заботами. Опять проводились воскресные спортивные соревнования. Правда, и они носили на себе отпечаток военного времени. Это были соревнования по гранатометанию и строевой подготовке. В них участвовало 515 школьников, победивших на районных соревнованиях. Первенство по группе средних школ завоевала 239-я школа Октябрьского района. По группе неполных средних школ — 90-я школа Петроградского района.
В лесу, где вчера закончилось сосредоточение волховских партизан, вышел первый номер бригадной многотиражки «Патриот Родины». [5; 336]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
В сводках Совинформбюро ничего нового. Но маршалы и рядовые, в Ставке и ротах не могли не думать о том, как дальше развернутся фронтовые баталии. Мы считали нашей важнейшей обязанностью готовиться к ним, осмысливать накопленный войсками боевой опыт.
Возможность публиковать такие материалы теперь была. Дело в том, что газета освободилась от большой части обременявших ее официальных материалов. Исчезли с ее страниц письма о пожертвовании средств на строительство самолетов, танков, пушек и другого оружия для Красной Армии и стандартные благодарности Сталина, занимавшие половину, если не больше, газетной площади. Поток этот был прекращен обращением Совнаркома: «Ввиду того что через два месяца предстоит выпуск Государственного займа обороны, Совет Народных Комиссаров, чтобы не обременять население чрезмерными расходами, просит граждан и гражданок прекратить с 7 апреля с. г. индивидуальные и коллективные взносы денежных средств в фонд Красной Армии». Сомнений, что займ принесет еще больше средств для обороны страны, не было.
Итак, возник простор для собственных материалов. Печатаются многочисленные статьи тактического и оперативного характера. Вот темы некоторых из них, обозначенные в названиях (перечисление их, конечно, не может заменить рассказ об их содержании, но книга, как и газетная полоса, имеет свои рамки):
«Борьба с немецкими контратаками (Из опыта боев на Западном фронте)»,
«Решающий момент сражения»,
«Как обеспечить маневр войск»,
«Массированный танковый удар»,
«Оборона открытых флангов»,
«Тактическая внезапность».
Появились статьи о вооружении немецкой армии, ее новинках, об изменении в тактике противника и многие другие.
Итогами боевых операций заняты и центральные управления Наркомата обороны. Там готовят директивы, инструкции, тоже основанные на боевом опыте. Не хочу принижать значение этих документов. Но как бывает и бывало в жизни? Пока изучат, пока сочинят инструкцию, пока документ пройдет по всем бюрократическим лестницам, пока размножат и доставят адресатам, сколько времени пройдет? Газете в этом смысле проще: напечатали статью, и завтра ее уже читают и обсуждают в войсках. И пусть они не принимались «к руководству и исполнению», но что-то западало в память, что-то использовалось. Ведомственные же инструкции, нередко написанные канцелярским, скучным языком,— разве их все прочли? Может быть, «подшивали к делу», и конец.
Невольно вспоминается такая история. Как известно, понятие «артиллерийское наступление» появилось в январе сорок второго года, а его принципы были разработаны в дальнейшем ходе войны. Дело это было новое и, естественно, не всюду сразу было понято и освоено. Об ошибках в нем писала наша газета. Подобные сведения поступали и в штаб к Н. Н. Воронову, командующему артиллерией Красной Армии. Они стали предметом обсуждения на специальном совещании у главкома. В нем принял участие и наш спецкор-артиллерист Виктор Смирнов. Сошлись на том, что надо послать дополнительную директиву в войска, в которой еще раз разъяснить суть артиллерийского наступления. Но Воронов решил сделать по-другому.
— Уже была директива Ставки,— сказал он.— Что же, снова писать? Директиву на директиву? Пока напишем, пока дойдет она до войск, пока начнут ее «прорабатывать» в различных инстанциях, сколько времени уйдет? Попросим лучше «Красную звезду» опубликовать нужный материал.
Так и решили. Статью поручили подготовить начальнику штаба артиллерии РККА генералу Ф. А. Самсонову и Виктору Смирнову. Она сразу же была опубликована.
Между прочим, позже, вернувшись из поездок по фронтам, Самсонов признался нашему корреспонденту:
— Откровенно говоря, не ожидал... Сомневался и все жалел, что отказались от новой директивы. Думал, «за подписью и печатью» получится лучше, будет посильней. А сильнее-то оказалось слово газеты.
Больше стало в газете и писательских материалов. Напечатана корреспонденция Василия Ильенкова «Комсомольский вожак». Последнее время он писал главным образом очерки и рассказы, и мы это поощряли, так как авторов для корреспонденций и репортажей у нас было достаточно — журналистский корпус действовал безотказно.
Василий Павлович объяснил, как родилась корреспонденция. Был он в одном из батальонов отдельной стрелковой бригады. Попал на заседание комсомольского бюро. Большое впечатление на него произвел комсорг лейтенант Вертянкин. Обсуждали поведение автоматчика Тер-Абрамова. Что-то он не так вел себя. На бюро он каялся, заверял, что больше никогда товарищи не услышат о нем ничего плохого.
— Этого мало, товарищ Тер-Абрамов. Мы ждем, что о вас будут говорить только хорошее,— вот такой афористичной фразой поправил его комсорг.
А когда кто-то предложил объявить выговор другому нерадивому комсомольцу, Вертянкин не поддержал:
— Выговор — самое легкое дело, а нужно в человеке разбудить совесть...
Не зря задержался писатель в этом батальоне на двое суток. Присмотрелся поближе к комсомольскому вожаку и написал о нем.
Как-то во время одной из встреч с Борисом Полевым уже после войны заговорили мы о Василии Ильенкове.
— А первым-то написал о Маресьеве не я, а Василий Павлович. Приоритет за ним,— сказал Полевой.
Но если быть совсем точным, надо сказать, что, хотя Ильенков первым опубликовал в «Красной звезде» рассказ о подвиге Маресьева, открыл его все же Полевой. Борис Николаевич находился в истребительном полку в тот день, когда Маресьев сбил два вражеских самолета, ночевал у него в землянке, записал его рассказ о пережитом. Полевой послал в «Правду» целую полосу, посвященную герою. Но когда писатель вернулся в Москву, редактор «Правды» П. Н. Поспелов показал ему сверстанную полосу о Маресьеве. На ней рукой Сталина (Поспелов зачем-то послал ему этот очерк) было написано, что сейчас, когда Геббельс кричит, будто бы в России истощены резервы и в бой бросают стариков и инвалидов, этот материал может оказаться на руку вражеской пропаганде. Пусть полежит...
Так полоса не увидела свет, а о подвиге Маресьева — «Повесть о настоящем человеке» — Полевой, как известно, написал уже после войны.
Ильенков узнал о подвиге Маресьева позже Полевого. Василий Павлович встретился с летчиком в госпитале в Сокольниках — эта встреча и послужила ему материалом для рассказа «Воля», который опубликовала «Красная звезда». Многое из того, что рассказано Ильенковым, взято из жизни. И мечта парнишки из волжского Камышина о небе. И упорство в достижении своей цели. И воздушные бои с немцами. И трагедия в лесу. И протезы вместо ног. И единоборство с врачебной комиссией. И новые воздушные бои с немцами, и сбитые вражеские самолеты. И встреча на аэродроме с авиационным начальником (у Ильенкова он назывался просто «маршал», а Маресьев мне рассказал, что это был командующий ВВС Главный маршал авиации А. А. Новиков). Назвал мне Маресьев фамилии и других персонажей, упомянутых в повествовании Ильенкова.
Конечно, в рассказе есть и некоторый авторский домысел. Фамилия Маресьева заменена на Петрусьева. Чтобы обойти запрет Сталина, Ильенков ввел в рассказ диалог, кстати, имевший место в действительности, который упреждал возможность выпада геббельсовской пропаганды:
«Через некоторое время Алексей Петрусьев пришел «комиссоваться», как говорят раненые, в специальную врачебно-летную комиссию. Врачи долго молчали, не зная, о чем же можно говорить с летчиком, у которого ампутированы обе ноги, включая третью часть голени.
— Я хочу летать,— сказал Алексей.
— Садитесь, пожалуйста... Ведь вам же трудно стоять,— заботливо проговорил один из врачей...
— Если я собираюсь летать, то стоять-то я уже могу без всяких скидок на мой недостаток, о котором вы мне напомнили,— сухо проговорил Алексей, продолжая стоять перед столом навытяжку, как полагается офицеру...
— Случай небывалый в нашей практике,— сказал председатель, смущенно потирая руки.— Инструкция говорит ясно на этот счет... Мы не можем даже обсуждать вашу просьбу,— присоединился председатель военной авиации.
— Но дело не в том, что вы не нуждаетесь во мне, а в том, что я нуждаюсь в авиации. Жить я могу только как летчик...»
К этому я могу добавить, что и в повести Полевого фамилия Маресьева тоже изменена. Но, как мне известно, летчик на это не обижался. Прошло не так много времени, и все узнали подлинное имя героя. [9; 172-175]
