27 октября 1942 года - 493 день войны
Продолжались ожесточенные бои 37-й армии севернее и северо-восточнее Нальчика с противником, наступавшим на Нальчик с севера и востока. [1; 172]
Опубликовано сообщение о том, что Комиссия Академии наук СССР по мобилизации ресурсов Урала, Западной Сибири и Казахстана на нужды обороны и Уральский лесотехнический институт производили работу по переработке древесной смолы для получения из нее горючего и смазочных материалов и достигли значительных результатов. В Свердловской области началось строительство нескольких производственных установок. [3; 273]
Опубликовано сообщение о том, что на Южном Урале коллектив строителей (начальник т. Хворостанский) в суровую уральскую зиму за три месяца построил крупный завод черной металлургии со сложным подземным и энергетическим хозяйством и вспомогательными цехами. Другой коллектив строителей в рекордно короткий срок закончил сооружение большого завода металлоконструкций и крупного завода автомобильной промышленности. Этот же коллектив реконструировал один действующий завод, расширив его производственную площадь на 80 тыс. кв. м. [3; 273]
Опубликовано сообщение о том, что на Горьковской железной дороге началась фронтовая декада выгрузки. В первый день декады разгружено на 40 проц. больше обычного. На всех станциях дороги явились на пункты выгрузки все свободные от работы железнодорожники и значительное число домашних хозяек. На станции Горький-Сортировочная пришло более 200 человек, на станции Горький-Товарная — 300 человек. [3; 273]
Хроника блокадного Ленинграда
Обстрел города, начавшийся в 15 часов 20 минут, продолжался полчаса. Под обстрелом находились Кировский район, Васильевский остров. Досталось и центру города. Грохотали разрывы на Литейном проспекте, на улицах Чайковского и Салтыкова-Щедрина. Всего враг выпустил по городу 299 снарядов. Пролилась кровь 19 ленинградцев.
Да, Ленинград продолжает оставаться городом-фронтом. Гитлеровцы все еще не отказались от мысли овладеть им. Никто не скрывает от горожан, что опасность вторжения врага не снята. Сегодня ленинградское радио передавало третью, заключительную часть беседы, уже одно название которой говорит о многом: «Оборона крупного населенного пункта и ведение уличного боя». [5; 261]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
Появился репортаж нашего корреспондента по Северо-Кавказскому фронту под заголовком «В районе Нальчика». «Ожесточенная схватка завязалась вчера на водном рубеже,— пишет корреспондент.— Наши части отразили подряд четыре атаки немцев, но потом под давлением численно превосходящего противника отошли на новые позиции»... Это означало, что немцы форсировали реку Баксан, овладели Нальчиком и прорываются к Орджоникидзе и Грозному. Другой репортаж, под названием «Северо-восточнее Туапсе»: «Несколько недель назад немцы начали наступательную операцию, ставя своей задачей преодолеть предгорья и прорваться к Черному морю в районе Туапсе».
Еще одно тревожное сообщение: «К югу от Сталинграда». Это — уже степи Калмыкии. Еще в августе враг захватил Элисту и ныне пробивается к низовьям Волги. Информации об этом до сих пор не было, даже об оставлении Элисты ничего не сообщалось. Только сегодня появилась первая корреспонденция Коротеева с этого участка фронта. Как рассказывает спецкор, в этом районе нет сплошной линии фронта с окопами, ходами сообщений, проволочными заграждениями, противотанковыми рвами. Прорыв к Астрахани не исключен.
Естественно, наибольшее наше внимание — Сталинграду. После захвата Тракторного завода и выхода немцев к Волге бои приняли еще более яростный характер. Пленные показывают, что Гитлер отдал приказ в несколько дней овладеть Сталинградом. Эренбург, который многое знал, что делается за кордоном — и у наших союзников, и у немцев,— по всевозможным радиоперехватам, говорил, что в немецких газетах каждую ночь оставляли две колонки для сообщения о взятии города.
А наши войска все упорнее сражаются за каждую пядь волжской земли. К Сталинграду подтягиваются новые силы, но об этом пока мы не сообщаем. Вот только в репортаже промелькнула фраза об отваге и доблести вновь прибывших в Сталинград воинов.
В эти грозные и трудные дни не угасала вера, что мы выстоим, что немцам не прорваться через Кавказские горы, не овладеть Сталинградом. И хотя обстановка сейчас на фронтах опасна, мы в передовой статье пишем:
«Красная Армия не выдаст свой народ, свою Родину на поругание врагам. Как бы ни была тяжела борьба, как бы ни далеко продвинулись немцы в глубь советской страны, сомнение не закрадется в наши души. Мы твердо верим в свою конечную победу и должны, забыв обо всем, кроме борьбы с врагом, стиснув зубы, добиваться приближения ее часа».
Пламенные строки Некрасова переадресованы в передовой советским воинам:
Не может сын глядеть спокойно
На горе матери родной,
Не будет гражданин достойный
К отчизне холоден душой.
Ему нет горше укоризны...
Иди в огонь за честь отчизны,
За убежденье, за любовь...
Иди и гибни безупречно,
Умрешь не даром... Дело прочно,
Когда под ним струится кровь.
Со страниц газеты не сходят имена героев Сталинграда. С каждым днем их все больше и больше. Почти в каждом номере упоминается имя генерала А. И. Родимцева, командира 13-й гвардейской дивизии.
В Сталинград Гроссману ушла телеграмма: «Срочно шлите очерк о дивизии Родимцева». В данном случае слово «срочно» означало, что задание это для спецкора первоочередное. Мы не ждали от Василия Семеновича очерка через два или три дня. Мы знали, что ему необходимо время, чтобы все посмотреть, понять, почувствовать. Да и писал он не быстро, хотя приучил себя работать в любой обстановке.
На второй или третий день Гроссман прислал мне письмо:
«Тов. Оргенберг, завтра предполагаю выехать в город... Так как переправа теперь вещь довольно громоздкая, то путешествие сие займет у меня минимум неделю. Поэтому прошу не сердиться, если присылка работы задержится. В городе предполагаю побеседовать с Чуйковым, командирами дивизий и побывать в передовых подразделениях...
Если моя поездка в город сопряжется с какими-либо печальными последствиями — прошу помочь моей семье».
Это письмо, особенно последние строки, скажу прямо, произвело на меня тревожное впечатление. Если уж Гроссман, человек истинной храбрости, немало хлебнувший всего на фронте, заговорил о «печальных последствиях», можно представить себе, что происходит на переправе и в самом городе.
Опасность, понятно, не могла остановить писателя. Он считал своим долгом быть там, где идет бой, чтобы видеть его своими глазами, рядом с теми, кто с оружием в руках сражается с врагом. Мне рассказывали, как возмутился Гроссман, когда корреспондент одной из газет во фронтовом корпункте сказал, что не обязательно, мол, самому, лезть в город и рисковать жизнью, достаточно материалов оперативного отдела штаба, бесед с людьми, приезжающими из Сталинграда. Писатель Леонид Кудреватых — корреспондент «Известий» — был свидетелем этой яростной перепалки и записал слова Василия Семеновича:
— Никто из нас не имеет права писать о Сталинградской битве, если не побывает в городе сам. Нет морального права рассказывать о боях, которых ты не видел.
Околачиваться во фронтовых и армейских тылах, добывать в тылу материал из вторых или третьих рук считалось у нас в редакции большим грехом. Особенно непримиримым был в этом отношении Алексей Сурков. В одном из своих писем, отчитываясь за фронтовые дела, он с привычным юмором писал:
«Ну, что я могу сообщить о своих солдатских «подвигах»? Из окружения с боем солдат не выводил. Доты своим телом не прикрывал. Чего не было, того не было. Просто я всю войну проездил на попутных полуторках и в теплушках, набираясь там, главным образом, мудрости о войне. Старался не задерживаться в расположении фронтовых и армейских штабов, черпая вдохновение в оперативных отделах. Стремился по возможности скорее добраться до полка и батальона, где, собственно, и делалась история войны в первой инстанции... Вообще же, находясь на полковых и батальонных НП или заползая в окопы переднего края, чтобы побеседовать с солдатами и офицерами, приходилось делать то, что делали они...»
Свою позицию в этом Алексей Александрович даже изложил в сатирических стихах. Зашел как-то он ко мне и вручил стихотворное послание с длинным, в первой своей части заимствованным у Жуковского названием — «Певец во стане русских воинов, или Краткий отчет об очередной командировке вашего собственного корреспондента». Есть в нем строки о том, как редактор, узнав, что «спецкора на месте нет», среди ночи разыскивает его и срочно отправляет на фронт:
...Пускай тогда до Берлина
Выл путь далек и тернист,
К Валуйкам был мощно двинут
Разбуженный журналист.
Был лих измышлять заданья
Редактор тот, супостат...
Вот в сумке шуршит предписанье,
И литер, и аттестат.
Мчит «газик», и снег летучий
Вбивается в жесткий тент.
На «утке» ныряет в тучи
Ваш собственный корреспондент.
Пробив черту горизонта,
«Пробрив» овраги и лес,
В районе Н-ского фронта
Он сваливается с небес.
Если не считать шпильки редактору-«супостату», как будто ничего особенного в стихах нет. Но вот читаю вторую главу:
Болтая и споря яро,
Укутана в дым и шум,
Пасется в штабе отара
Властителей наших дум.
Ведут дебаты и споры
И в завтраки и в обед
Скучающие собкоры
Всех агентств и всех газет.
В АХО добывают водку
И ссорятся из-за пайка,
А вечером щиплют сводку,
Как жирного индюка...
По ветру настроив лютни,
В сироп макают перо
Собкоры из ТАСС и трутни
Из улья Информбюро.
Зовутся фронтовиками
Вдали от солдатских дел.
У них всегда под руками
Оперативный отдел...
В Москве же приладят каски
К свинцовым своим башкам
И будут рассказывать сказки
Доверчивым чудакам...
От этой дешевой фальши,
Как от зачета студент,
Пугливо бежит подальше
Ваш собственный корреспондент.
Он птахой порхнул с порога,
Над ним небосвод, как зонт,
От штаба ведет дорога
Туда - на войну, на фронт.
Остановился я на этой главе и с укором посмотрел на Суркова:
— Алеша! Очень злые и жестокие слова. Вот так, всех огулом? Ты что же нашего брата позоришь. Справедливо ли?..
Сурков сразу же отпарировал:
— Во-первых, не всех. Тот, кому это адресовано, сразу себя найдет. Жестокая справедливость. А Крикун из «Фронта»? Еще с большим перцем.
Действительно, выведенный Корнейчуком в пьесе «Фронт» газетчик Крикун как раз такого типа человек. Драматург вложил ему в уста именно то, о чем говорил Гроссман и о чем написал Сурков: «С радостью я был бы на передовой, но как спецкор по фронту должен быть, к сожалению, при штабах...» И опубликовано это было в «Правде», а затем и прозвучало со сцены МХАТа и других театров...
— У меня, — продолжал Алексей Александрович,— тоже сатирическое заострение и укрупнение. Но ты читай дальше. Там кое-что объяснено:
Пропел я это начало
(Быль молодцу не укор!),
И вроде как полегчало
На сердце моем с тех пор,
И вроде как оборвалась
Моей жестокости нить,
Хотя бы и полагалось
Еще кой-кого казнить.
Предчувствую я заране —
Блюстители скажут мне:
«Как смел ты о всякой дряни
Писать на святой войне?
Наместо баталий дивных,
Как смел ты, жалкая тварь,
Воздвигнуть свалку противных,
Похожих на маски харь?»
Обстрелян вопросов градом,
Отвечу я, не таясь:
«Нередко с доблестью рядом
Гнездятся плесень и грязь.
Святое мы не порочим,
Но нам ли таить грехи?
А о святом, между прочим,
Писали и мы стихи.
Что в нашей жизни отлично
И дряни какой процент —
Об этом знает прилично
Ваш собственный корреспондент.
Кто песне своей заранее
Лишь доблесть дает в удел,
Тот сам расчищает дряни
Дорогу для грязных дел».
Тогда эти стихи не были напечатаны, да и Сурков не предназначал их для публикации - они касались журналистской кухни, главным образом редакционного люда. Но есть там и общезначимые вещи. Поэтому и включил их поэт в послевоенное Собрание своих сочинений. А потом подарил мне и написал густыми чернилами: «Это твое».
Читаешь последние строки этого стихотворения и ловишь себя на мысли, что для нашего брата — газетчика они, эти строки, и особенно последние, актуальны и сейчас.
Вернусь, однако, к сталинградским делам.
Гроссман вместе с Гехманом переправились на правый берег через кипевшую от разрывов снарядов и бомб Волгу. Прибыли они в «трубу» — так называлось подземелье, где расположился в нескольких десятках метров от передовой линии штаб дивизии, показали Родимцеву редакционную телеграмму. Потом спецкоры мне рассказывали, что Родимцев, прочитав ее, вроде смутился. Выл и рад и не рад. С одной стороны — приятно, что о тебе скажут добрые слова, а с другой... Он шутя заметил:
— Знаете, я человек суеверный. Помню, у вас была статья о Доваторе. В тот же день его убило. Выла фотография Панфилова. Его тоже в тот же день убило...
Между прочим, суеверным был и сам Гроссман. Написав свой очередной очерк, он обращался к Гехману, с которым часто путешествовал по фронту:
— У вас, Ефим, рука легкая. Возьмите мой материал и своими руками заклейте пакет и отправьте в Москву. Потом поезжайте на полевую почту. Если пришла газета, не давайте ее мне сразу, раньше сами посмотрите, есть ли я там?
Думаю, все же не в суеверии было дело. Я знаю, что, когда приходила газета с его очерком, писатель буквально менялся на глазах. Радовался. Перечитывал свой очерк, проверяя на слух, как звучит та или иная фраза. Он, опытный писатель, преклонялся перед печатным словом. Для него появление наборного оттиска было вторым рождением очерка...
Пробыли они в дивизии Родимцева три дня. Гроссман и раньше не раз бывал здесь. Сейчас он добирал материал, кое-что проверял, уточнял. Побывал в полках, ротах, на огневых позициях в разрушенных зданиях и подвалах, где обосновались и сражались бойцы. Присмотрелся к работе штаба, самого Родимцева. И только тогда спецкоры возвратились на левый волжский берег. Потом в редакционном кругу писатель рассказал о таком эпизоде:
— Помню непоколебимое спокойствие Гехмана, которого, видимо, бог забыл наградить чувством страха. Октябрьской ночью мы должны были из знаменитой родимцевской «трубы» в Сталинграде на лодке переправиться через Волгу. Родимцев, прислушиваясь к грохоту, сотрясавшему подземелье, озабоченно покачивал головой и говорил: «Выпейте, товарищи, на дорогу, уж слишком там жарко на воде». Гехман, пожав плечами, ответил: «Спасибо, не хочу, я на дорогу лучше съем еще кусочек колбасы». Это было сказано с таким спокойствием и колбаса съедена с таким аппетитом, что Родимцев и все кругом рассмеялись.
Наконец мы получили великолепный очерк Гроссмана «Сталинградская битва», занявший в газете почти целую полосу. В тот же день он был поставлен в номер, а на второй день его перепечатала «Правда».
А в Сталинград ушла телеграмма Василию Семеновичу, в которой было немало добрых слов, хотя я и знал, что Гроссман тяготился, когда его хвалили, все время говорил, что главное еще не сделано.
Этот очерк хорошо помнят многие фронтовики и особенно сталинградцы. Я позволю себе привести только строки, посвященные Мамаеву кургану, священная слава которого тогда только восходила:
«Пока Елин победоносно занимал здание за зданием, другие два полка штурмовали курган, место, с которым многое связано в истории Сталинграда,— оно известно со времен гражданской войны. Здесь играли дети, гуляли влюбленные, катались зимой на санях и на лыжах. Место это на русских и немецких картах обведено жирным кружком. Когда его заняли немцы, то генерал Готт, вероятно, сообщил об этой радости радиограммой германской ставке! Там оно значится как «господствующая высота, с которой просматривается Волга, оба берега и весь город». А то, что просматривается, то и простреливается. Страшное это слово — господствующая высота. Ее штурмовали гвардейские полки.
Много хороших людей погибло в этих боях. Многих не увидят матери и отцы, невесты, жены. О многих будут вспоминать товарищи и родные. Много тяжелых слез прольют по всей России о погибших в боях за курган. Недешево далась гвардейцам эта битва. Красным курганом назовут его. Железным курганом назовут его — весь покрылся он колючей чешуей минных и снарядных осколков, хвостами-стабилизаторами германских авиационных бомб, темными от пороховой копоти гильзами, рубчатыми, рваными кусками гранат, тяжелыми стальными тушами развороченных германских танков. Но пришел славный миг, когда боец Кентя сорвал немецкий флаг, бросил его оземь и наступил на него сапогом». [8; 388-394]
От Советского Информбюро
Утреннее сообщение 27 октября
В течение ночи на 27 октября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда и северо-восточнее Туапсе. На других фронтах никаких изменений не произошло.
* * *
В районе Сталинграда продолжались упорные бои. В северной части города наши войска отбили атаки противника. В этих боях уничтожено 6 немецких танков и до батальона пехоты противника. Пленные немецкие солдаты сообщили, что в ротах 305 немецкой пехотной дивизии осталось всего лишь по 20—30 солдат, остальные убиты или ранены в последних боях. На южной окраине города наши части контратаковали гитлеровцев и уничтожили 10 пулемётных точек, разрушили 26 ДЗОТов и блиндажей и истребили свыше четырёх рот немецкой пехоты.
* * *
Северо-западнее Сталинграда наши войска вели бои с противником. Противник несёт на этом участке большие потери. Только одна советская пехотная часть истребила до 300 гитлеровцев, сожгла 6 немецких танков, уничтожила 4 орудия и 7 пулемётов. На другом участке немцы неоднократно атаковали наши части, занявшие накануне населённый пункт. Все атаки гитлеровцев отбиты.
* * *
Наши лётчики уничтожили до 80 автомашин противника, сбили в воздушных боях 5 и подбили 2 немецких самолёта.
* * *
Северо-восточнее Туапсе наши части отбивали атаки противника. На одном участке наши подразделения ведут бои за овладение высотой, имеющей тактическое значение. Автоматчики под командованием лейтенанта Маграхвелидзе уничтожили до 60 гитлеровцев.
* * *
Восточнее Новороссийска бойцы Н-ской части, атаковав противника, продвинулись вперёд и улучшили свои позиции. В ходе этой операции захвачено 9 немецких пулемётов, 50 автоматов, свыше 100 винтовок и значительное количество боеприпасов. Орудийный расчёт сержанта Завалышева огневым налётом уничтожил две миномётные батареи, рассеял и частью истребил эскадрон кавалерии противника. Красноармеец тов. Дуценко огнём из винтовки сбил немецкий истребитель.
* * *
На Северо-Западном фронте происходила редкая артиллерийская перестрелка. Артиллеристы под командованием лейтенанта Романцева разбили немецкий ДЗОТ, 2 станковых пулемёта и уничтожили свыше 30 вражеских солдат и офицеров. Бронебойщик тов. Вязов из противотанкового ружья поджёг автоцистерну противника. Снайпер тов. Руденко за последние дни убил 34 гитлеровца. Красноармейцы тт. Рубич и Космаков истребили по 5 немцев.
* * *
Группа ленинградских партизан организовала крушение эшелона немецко-фашистских оккупантов. Разбиты шесть платформ с танками и цистерна с горючим. Другая группа партизан подорвала железнодорожный путь и пустила под откос дрезину. Через несколько дней эта же группа партизан подорвала воинский эшелон с боеприпасами. Крушение эшелона сопровождалось взрывом большой силы.
* * *
Партизан Владимир Н., вернувшийся из тыла противника, рассказал: «Недавно мне довелось побывать в деревнях Орловской области — Журиничи, Бугры и др. В этих деревнях были крепкие цветущие колхозы. Немцы дотла сожгли эти деревни. В колхозе им. Воздушного флота не осталось ни одного жилого дома и ни одной постройки. Колхозницы сами построили три сарая, в них разместилось всё население — 76 женщин и детей. Как только гитлеровские мерзавцы проведали об этом, они согнали женщин и детей в один сарай и из автоматов всех перестреляли. На следующий день мы проходили через эту деревню. Кругом стояла зловещая тишина. В сарае перед нашими глазами открылось жуткое зрелище. В лужах крови валялись 75 изуродованных и обезображенных трупов. В живых осталась только одна 3-летняя девочка, чудом спасшаяся от расстрела. Мы её взяли с собой и передали на воспитание советским патриотам».
* * *
Отряд норвежских партизан, действующий в провинции Финмаркен (Северная Норвегия), устроил недавно завал на дороге. Когда немецкая автоколонна сделала вынужденную остановку, норвежские патриоты открыли огонь из пулемётов и уничтожили 27 оккупантов.
Вечернее сообщение 27 октября
В течение 27 октября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда и северо-восточнее Туапсе. На других фронтах существенных изменений не произошло.
* * *
За 20 октября нашей авиацией на различных участках фронта уничтожено и повреждено до 20 немецких танков, 120 автомашин с войсками и грузами, разбит железнодорожный эшелон, подавлен огонь 8 артиллерийских батарей, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.
* * *
В районе Сталинграда наши войска вели бои с пехотой и танками противника, возобновившими наступление в районе рабочего посёлка и заводов. Стремясь сломить сопротивление защитников города, немцы предпринимают одну атаку за другой. Наши части отбивали атаки гитлеровцев. В районе заводов истребленосвыше 900 немецких солдат и офицеров, уничтожено 7 танков, 5 станковых пулемётов, 6 миномётов, подавлен огонь миномётных и 2 артиллерийских батарей.
* * *
Северо-западнее Сталинграда на некоторых участках продолжались бои с противником. Активно действует наша артиллерия. Орудийные расчёты старшего лейтенанта Соловова подбили 3 немецких танка, рассеяли и частью истребили до роты пехоты противника. Бойцы батареи, где командиром тов. Безухов, подбили вражеских танка, разрушили 23 блиндажа и подавили огонь миномётной батареи противника. На другом участке гитлеровцы, пытаясь вернуть занятый нашей частью населённый пункт, в течение суток предприняли около двадцати атак, Все атаки отбиты с большими для противника потерями.
* * *
Северо-восточнее Туапсе противник пытался прорваться к немецкому гарнизону, блокированному нашими войсками в одном населённом пункте. Бойцы части, где командиром тов. Гайдуков, отбили атаки врага и прочно удерживают занятые рубежи. На другом участке Н-ское соединение, предприняв контратаку, продвинулось вперёд и улучшило свои позиции. В ходе этой операции уничтожено до трёх рот гитлеровцев, захвачено 9 немецких пулемётов, 50 автоматов, свыше 100 винтовок и большое количество боеприпасов.
* * *
На одном из участков Северо-Западного фронта наши части отбили атаку противника силою до двух батальонов пехоты с 10 танками. Через несколько часов гитлеровцы бросили в атаку полк пехоты при поддержке 15 танков и авиации. Атаки противника отбиты. Уничтожено 11 немецких танков и сбито 5 самолётов противника.
* * *
Смоленские партизаны наносят немецким захватчикам большой урон. Партизанский отряд, действующий в одном из районов области, за первую половину октября истребил до 400 гитлеровцев. Партизаны этого отряда уничтожили 2 паровоза, 25 вагонов с живой силой и 7 платформ с танками и орудиями.
Группа партизан, действующая в районе шоссейной магистрали, истребила 125 гитлеровцев, уничтожила 6 грузовых автомашин и легковую автомашину с тремя немецкими офицерами. Другая группа партизан пустила под откос железнодорожный эшелон с войсками противника.
* * *
Немецко-фашистские мерзавцы угнали всех взрослых жителей и подростков деревни Горки, Орловской области, на каторжные работы в Германию. В деревне остались лишь одни малолетние дети. Гитлеровские изверги совершили ещё более чудовищное преступление: они схватили детей и утопили их в колодцах. Несколько дней спустя группа разедчиков-партизан извлекла из колодцев 27 детских трупов.
* * *
Партизанские отряды, действующие в Хорватии (Югославия), полностью очистили от оккупантов территорию одного уезда. Партизаны убили и ранили более 250 итальянских солдат, захватили 7 пулемётов, 70 винтовок и несколько миномётов.
[23; 265-267]
