16

22 марта 1942 года - 274 день войны

 Созданы ударные авиагруппы ВГК для Волховского, Северо-Западного, Западного и Южного фронтов. [1; 129]

 Опубликовано сообщение о том, что в Новокузнецк прибыла бригада Академии наук СССР для работы на Кузнецком металлургическом комбинате над расширением выпуска рельсов, для участия в проведении ряда опытных плавок на доменных печах. Совместно с научно- исследовательскими институтами бригада занималась выяснением вопроса о возможности получения малозольных и малофосфористых углей и кокса. [3; 167]

 В Москве состоялся антифашистский митинг представителей эстонского народа. Участники митинга призвали эстонский народ всеми силами и средствами бороться против немецко-фашистских захватчиков. [3; 167]


Хроника блокадного Ленинграда

Чтобы не дать возможности засечь свои огневые позиции, вражеские артиллеристы стали прибегать к коротким огневым налетам. Первый обстрел города, начавшийся сегодня в 14 часов 10 минут, длился всего 2 минуты. Два других продолжались еще меньше — всего лишь по 1 минуте.

Ремонтная бригада Ленинградского Металлического завода, руководимая слесарем Потаповым, и экипаж танка № 50-23 под командованием лейтенанта Аксенова (61-я танковая бригада) заключили договор на социалистическое соревнование. Ремонтники обязались ввести машину в строй в самые сжатые сроки. Танкисты так сформулировали свои обязательства:

«Экипаж боевой машины обязуется участвовать с бригадой в ремонте, использовать время ремонта для изучения и детального ознакомления с машиной и... во всех условиях боя, презирая угрозу смерти, обрушивать на врага всю силу и мощь боевой машины и ее вооружения; пока бьется сердце, не покидать машины, принимать все меры к ее спасению и быстрейшему возвращению в строй». [5; 158]


Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"

По-прежнему наши корреспонденты в своих репортажах пишут об усиливающемся сопротивлении врага, о контратаках, о переброске противником свежих сил. Это объясняет читателю, почему мы не двигаемся вперед. Но были и другие причины писать так. Силы и средства наших войск истощились. Недоставало боеприпасов. С удивлением я узнал в свою последнюю поездку в Перхушково, что здесь вынуждены были установить норму расхода боеприпасов: один-два выстрела на орудие в сутки. Ряды войск поредели. Сказалось и переутомление.

Конечно, об этом мы не писали. Нам было известно, как тщательно немецкая разведка изучала нашу газету, пытаясь даже между строк найти нужные для себя сведения. «Красная звезда» попадала к противнику разными путями. Содержание каждого номера газеты передавалось в эфир по нашему радиовещанию, о некоторых материалах сообщала печать нейтральных стран. Геббельсовские пропагандисты старались использовать наши выступления. Недавно «Красная звезда» напечатала материал о подготовке для фронта командных кадров, и вот, ссылаясь на нашу газету, немецкое информбюро объявило, что в «Красной Армии нехватка офицеров и унтер-офицеров» и что это будто бы ставит перед советским командованием «неразрешимую проблему». Ответил им на страницах нашей газеты Давид Заславский фельетоном «Немецкие нервы и фашистское вранье».

Продолжается публикация материалов о боях в районе Старой Руссы. Около месяца назад, как помнит читатель, было опубликовано сообщение об окружении 16-й немецкой армии. Как обстоит там дело ныне? Ответ на вопрос дал наш корреспондент по Северо-Западному фронту Дерман. Он в какой-то мере восполнил отсутствие сообщений Информбюро.

В последние дни, сообщает спецкор, борьба против частей 16-й немецкой армии приняла еще более ожесточенный характер... Упорные бои не прекращаются ни днем, ни ночью. Несмотря на потери, немцы отчаянно сопротивляются. Немецкое командование подбрасывает по воздуху свежие силы и боеприпасы. Офицеры заставляют солдат драться до последнего патрона. Ясно, что кольцо окруженных сжимается медленно. Завершение операции явно затянулось...


Интересна статья члена Военного совета Сибирского военного округа бригадного комиссара П. Кузьмина «Резервные дивизии Сибири». В тылу страны готовится большое пополнение пехотинцев, танкистов, артиллеристов, летчиков, снайперов. Автор рассказывает, как воины каждого рода войск проходят боевую подготовку. Общее для всех — учиться па опыте войны. Он приводит такой пример. Одна из кавалерийских частей вместе с лыжниками под командованием майора Ракитина, решая тактическую задачу, совершила марш в 500 километров!

Такие сообщения встречали в армии и народе с великой надеждой: есть и будут у нас силы, чтобы довести войну до победного конца.

В сегодняшнем номере газеты опубликована поэма Николая Тихонова «Слово о 28 гвардейцах». Вот ее начало:

Безграничное снежное поле, 
Ходит ветер, поземкой пыля, 
Это русское наше раздолье, 
Это вольная наша земля. 
И зовется ль оно Куликовым, 
Бородинским зовется ль оно, 
Или славой овеяно новой, 
Словно знамя опять взметено,— 
Все равно оно кровное наше. 
Через сердце горит полосой. 
Пусть война на нем косит и пашет 
Темным танком и пулей косой. 
Но героев не сбить на колени, 
Во весь рост они встали окрест, 
Чтоб остался в сердцах поколений 
Дубосекова темный разъезд...


История этой поэмы такова.

Несколько дней тому назад приехал в Москву Николай Тихонов. Мы его встретили в редакции с распростертыми объятиями. Это была, можно сказать, встреча родных людей — так мы любили и ценили Николая Семеновича. Проговорил с ним почти целый день, отрываясь лишь на самые неотложные дела. Тихонов рассказал, какое впечатление на ленинградцев произвела наша публикация о 28 героях Дубосекова. И тут меня осенила идея. Я спросил его, не напишет ли он стихи об этом. Спросил со смущением: как-то неловко было наваливать такую нагрузку на Николая Семеновича, приехавшего в столицу на несколько дней после неслыханно тяжелой блокадной зимы. Но поэт не отказался. На третий день вечером пришел в редакцию и принес свое «Слово». Мы попросили его прочитать поэму. Он читал ее взволнованный, покоренный доблестью и самопожертвованием двадцати восьми. А я и собравшиеся у меня товарищи затаив дыхание слушали его. Газетные полосы к тому времени были уже сверстаны, но я освободил на третьей полосе три колонки, и здесь мы поставили «Слово о 28 гвардейцах», набрав крупным шрифтом. На второй день все читали это, ставшее вскоре хрестоматийным, произведение. Спустя три месяца Николай Тихонов мне писал: «Я еще раз горячо пережил все воспоминания о тех днях, когда писал о 28-ми героях. По правде говоря, Вы, и никто иной, были крестным отцом этой поэмы, и как Вы были правы, что ее надо писать в Москве и немедленно».


В строю советской авиации воевали американские «аэрокобры». Пусть их было немного и решающей роли в воздушных боях с немцами они, конечно, не играли, но долг чести и благодарности требовал сказать о них доброе слово. Это и сделал Савва Дангулов. Сегодня напечатана его статья «На американских истребителях «аэрокобра».

Он, прежде всего, объяснил происхождение названия этой машины. Оказывается, обычно каждая серия американских самолетов, кроме официального, имеет название, взятое из разговорного языка и зачастую иносказательное. По шутливому замечанию американских летчиков, их соотечественники вложили в это название определенный смысл: кобра, большая очковая змея, обычно безопасна, но лишь до тех пор, пока ее не трогают. В ярости своей, в единоборстве с врагом кобра страшна: ее укус смертелен, ядовит.

Дангулов сообщил технические и летные данные «аэрокобры», а дальше рассказал, что партия самолетов прибыла из Англии задолго до приезда инструкторов. Советские инженеры решили не терять дорогого времени, сами приступили к сборке машин. Работали военными темпами — круглые сутки, на открытом воздухе, часто при 40-градусном морозе. А когда прибыла группа английских инструкторов, «аэрокобры» были уже собраны и ушли в бой. Дангулов отметил мужество и смекалку наших специалистов. Но через несколько дней мне позвонил Сталин и спросил:

— Кто вам разрешил печатать статью об «аэрокобрах»?

— Разрешения я ни у кого не спрашивал. Информация об «аэрокобрах» была в газете и до этого,— ответил я.

Сталин строго сказал:

— Без нашего разрешения больше не печатайте.

Почему? Этого я никак не мог понять. Однако вскоре все прояснилось. Был я у начальника тыла Красной Армии генерала А.В. Хрулева. Застал там А.И. Микояна. Разговорились мы, и я рассказал ему о звонке Сталина но поводу нашей статьи об «аэрокобрах». Анастас Иванович знал эту историю. Оказывается, статья вызвала протест официальных кругов Англии: вы сами, мол, задержали визы на въезд английских инструкторов в Советский Союз, а теперь, говорили они, ссылаясь на «Красную звезду» и именно на статью Дангулова, выходит, что виноваты мы, англичане, опоздавшие к сборке самолетов.

Это и было поводом для звонка Сталина.

— Что же им ответили? — спросил я Микояна.

— А им сказали,— рассмеялся Анастас Иванович,— что «Красная звезда» не то имела в виду, что вы имеете в виду...

Если бы не этот случайный разговор с Микояном, для меня навсегда осталось бы тайной, чем же был вызван краткий и категоричный звонок Сталина, в чем наша ошибка?

А такое не раз бывало. Вспоминаю 20-е октября сорок первого года. В Москве было объявлено осадное положение, мне позвонил Сталин и сказал:

— Напечатайте в завтрашней газете фото Жукова...

Такое указание было для меня полной неожиданностью.

До сих пор в «Красной звезде» публиковались фотографии командиров частей, дивизий, иногда — корпусов. Всегда в связи с какой-либо боевой удачей. А вот командующие фронтами... Не было еще у нас побед такого масштаба, чтобы подымать на щит командующих фронтами. Конечно, я не стал спрашивать Сталина: почему? зачем? Напечатали большой портрет Жукова, на две колонки. Но все же задумались: чем же это вызвано. Возможно, портрет Жукова должен был засвидетельствовать, что во главе войск, защищающих Москву, поставлен полководец, на которого народ и армия вполне могут положиться. С другой стороны, возникало и иное предположение, напрямую связанное с уходом Георгия Константиновича с поста начальника Генштаба. Конечно, тот июльский инцидент в Ставке не мог не оставить горького осадка в душе Жукова. Это, несомненно, понимал и Сталин. И не исключено, что в лихой час битвы за Москву он решил дать понять Георгию Константиновичу: на той, мол, истории, тяжелой для них обоих, поставлен крест. Впрочем, правильный ответ до сих пор остается загадкой.

Не могу сказать, что Сталин плохо относился к «Красной звезде». Знаю, что он просматривал газету, кое-что читал. Не раз бывало, мне передавали его поощрительные реплики по поводу того или иного материала, опубликованного в газете, порой и критиковал нас. Не раз звонил и подсказывал, на какую тему надо выступить, в частности в передовицах. В спорах, которые бывали с руководством Главпура, Сталин порой поддерживал редакцию (об этом разговор впереди). И связь с Верховным была у меня напрямую: по первому же звонку подымал трубку не помощник Поскребышев, а сам Сталин. На мои письма отвечал в тот же или на другой день... Словом, обижаться мне как будто не было оснований...

Но вот эти краткие, категоричные, без объяснения звонки! Ныне, когда прочитано немало мемуарных книг полководцев и военачальников, встречавшихся со Сталиным и работавших в Ставке, ответ напрашивается сам по себе: таков, видимо, был характер Сталина, стиль его: не всегда объясняя, мол, сказано — сделай...

К слову сказать, обида тогда не терзала мое сердце. Действительно: раз сказано - надо делать. Были лишь недоумение, попытка — иногда удачная, иногда напрасная — узнать, что кроется за тем или иным звонком Сталина...


Наш спецкор Николай Денисов прибыл в одну из дивизий дальних бомбардировщиков, и там ему показали письмо летчику Жугану, написанное неровным почерком на листочке, вырванном из школьной тетрадки: «Здравствуй, Коля!.. Здоровье пока неважное. Врачи заключают, что не совсем в порядке с желудком и костями таза. В общем, с такой высоты сковырнуться — это еще отлично...»

Летчики объяснили: это письмо штурмана Ивана Чисова. Прыгнул парень с высоты семь тысяч метров с нераскрытым парашютом! Узнал Денисов все обстоятельства этого происшествия и прислал в редакцию корреспонденцию. Прочитал я ее и не поверил. Вызвал Денисова в редакцию. Он заверил, что все было точно так, как он написал. Группа бомбардировщиков после выполнения боевого задания возвращалась на свой аэродром. Недалеко за линией фронта на них напали «мессершмитты». Завязался воздушный бой. Одному из «мессершмиттов» удалось перебить тяги рулей управления на самолете Жугана. Машина перешла в беспорядочное падение. Жуган отдал приказ: «Прыгать с парашютами!»

Штурман Иван Чисов на высоте 7000 метров выпрыгнул из своей рубки. Немцы, заметив, что экипаж оставляет машину, пытались расстрелять летчиков в воздухе. Штурман решил перехитрить фашистов: пошел затяжным прыжком. Несколько раз перекувырнувшись в воздухе, он вошел в штопор. Все усилия Чисова выйти из этой опасной для парашютиста фигуры не увенчались успехом. Вращение усиливалось с каждой секундой, и летчик потерял сознание.

Жуган покинул машину на высоте 6000 метров. Следуя примеру штурмана, он некоторое время не раскрывал парашют, а затем благополучно приземлился на опушке леса. Его встретили гвардейцы-конники. Они привели Жугана в деревню, где уже находился Чисов.

— Ну, как? — спросил Жуган.

Штурман молча показал на угол. Там лежал его нераскрытый парашют.

Упасть с 7000 метров и остаться живым! Могло ли такое быть? Оказывается, штурман при ударе о землю попал в огромный рыхлый, нависший над оврагом снежный сугроб. Пройдя сквозь него и уменьшив этим скорость падения, Чисов продолжал по касательной скользить по снежному покрову стенки оврага. Торможение было столь сильным, что штурман не разбился. Его сразу же отвезли в медсанбат, оттуда — в госпиталь, затем эвакуировали в Москву.

Корреспонденция под заголовком «Небывалый случай в истории авиации» после разговора с Денисовым была поставлена в сегодняшний номер газеты.

Кстати отмечу, что Денисов как истый газетчик проследил судьбу героя своей корреспонденции. После выздоровления Чисов преподавал в авиационном училище, затем закончил Военно-политическую академию имени В.И. Ленина, а позже ушел в запас, стал пропагандистом. Разыскал Денисов и хирургов, лечивших летчика. Через 25 лет в редакции «Правды», где Денисов уже работал редактором военного отдела, произошла трогательная встреча Чисова с врачами.


На войне не все время и не все стреляют. Дни и часы затишья заполнены всевозможными делами и событиями, некоторые из них приносят фронтовикам немалые радости. Об одном из таких событий рассказывает на страницах газеты режиссер Центрального театра Красной Армии Алексей Попов, уже тогда заслуженный деятель искусств. Приведу отрывки из его записей, напечатанных под заголовком «Концерт в блиндаже»:

«...1 марта. Заиграл баян. Выступают певцы. Шумные аплодисменты заглушают близкие разрывы вражеских мин.

После особенно лихого перебора баяниста в наступившей тишине кто-то протянул с восхищением:

— Да-а... С такими пальцами хорошо на автомате играть...

Необычайный подъем овладевает нами. Ну, как не удивляться силе искусства! Вот связист — он раздваивается: лицо его обращено к «сцене» и полно неподдельного восторга, но время от времени, не отрывая глаз от артиста, он кричит что-то серьезное в трубку. Другие связисты держат свои телефонные трубки, «транслируя» концерт по сети — для товарищей, находящихся на посту на огневых позициях.

Когда мы прощались, один из бойцов сказал:

— Спасибо, товарищи. Теперь мы на своей трехрядке дадим немцам концерт.

3 марта. Днем дали три концерта. Вечером состоялся четвертый, особый. Мы узнали, что командир одной из рот, герой, любимец бойцов, повредил себе ногу и лежит в избе. В 10 часов вечера явились к нему всей бригадой и для него одного провели всю концертную программу. Надо было видеть его смущение, растроганность».

Была у артистов одна знаменательная и, я бы сказал, удивительная встреча. Выступали они у танкистов. А там оказались чудесные певцы. «Так, как пели они «Махорочку» и «Письмо в Москву» — песни, знакомые нам и раньше, не поет никто,— рассказывает Попов.— Невыразимые интонации вкладывают эти суровые люди в слова:

И с колечком дыма 
Улетает грусть моя.

Много махорки надо было выкурить на военных привалах, чтобы так спеть!»

Бригада здесь же выучила с голоса, записала на ноты эти песни и включила их в свой репертуар в «танкистской» трактовке.

А как пляшут! Лейтенант-танкист, вернувшись после боя, включился в самодеятельность и проплясал час подряд. Фамилия его Гудзь. Этот красивый 23-летний юноша — известный не только нашему народу, но и всему миру герой. О нем в прошлом месяце рассказал председатель ВЦСПС, руководитель советской профсоюзной делегации Н. М. Шверник на массовом митинге в Лондоне. Стоит привести его рассказ так, как он был опубликован в наших и английских газетах.

«На одном из участков Западного фронта тяжелый танк лейтенанта Гудзя спешил на поддержку атаки пехоты. На пути могучий советский танк встретился с 18 танками фашистов. Призыв лейтенанта «Принять бой!» нашел дружный отклик у всего экипажа. Завязался горячий бой одного советского танка с 18 фашистскими танками. Один против 18. Советский танк методически выводил из строя один танк за другим. Вскоре на поле боя уже насчитывалось 10 сожженных и подбитых немецких машин (аплодисменты). Остальные восемь спаслись бегством. Покончив с танками, героический экипаж направился к переднему краю вражеской обороны, где раздавил четыре батареи противотанковых орудий. Тем временем наши славные пехотинцы наседали на врага, который не выдержал натиска и побежал. Танк преследовал отступающего врага, давил его гусеницами и расстреливал из пулеметов. На поле боя осталось до 400 гитлеровских бандитов, которые никогда не увидят не только Москвы, но и Берлина (смех, аплодисменты). Несмотря на полученные в бою танком 29 вмятин, героический экипаж машины оставался до конца боя, блестяще поддерживая пехоту».

И вот встреча артистов с прославленным танкистом на одном из выступлений бригады. Узнали они, что Гудзь, оказывается, мечтал когда-то быть режиссером, учился немного и даже был ассистентом по постановке «Егора Булычова» Горького. О своем былом увлечении танкист сказал им без грусти, умно:

— Я жизни не знал. Любить еще никого не любил, ненависти не испытал — плохой бы из меня режиссер вышел, без жизненного опыта.

Нас трогали до слез, писал Попов, и смущали та любовь и радость, с которой нас встречали бойцы. А общение с героями — «золотая россыпь для художника. Здесь, на фронте, мы увидели истинную любовь к родной земле и великую ненависть к врагу». [8; 123-130]


Из корреспонденции газеты «Красная Армия» о героизме отважного истребителя танков Любови Земской

22 марта 1942 г.

Время придет — расцветет Украина,
Добыв и свободу и счастье в бою.
Она не забудет твой подвиг, дивчина,
И верность твою и отвагу твою!

Это ее недоконченное письмо. Его нашли в сумочке среди разноцветных конвертов. Кому оно адресовано? Родине... Украине...

«Украина моя, Украина! Мать моя любимая. Единственная в мире. Ты лелеяла нас, ты баловала нас, ты дарила нам лучшие свои блага, ты ничего не жалела для нас. Но нет блага, равного твоей любви, которой ты окружала нас с детства. И я, дочь твоя, дочь украинского народа, клянусь тебе священной памятью нашего великого Кобзаря, памятью всех погибших сестер и братьев, что буду мстить жестоко, беспощадно, каждой каплей своей крови. Если вражеский снаряд оторвет мне руку, я буду биться одной рукой. Если я лишусь ног, я подберусь ползком к звериному стаду и буду разить его гранатой. Если мне выбьют очи, я увижу врага глазами сердца и не промахнусь».

Подруга ее — санитарка Клава Лехкошерсть хранит это письмо в левом кармане гимнастерки, у сердца, вместе с комсомольским билетом.

На одном из ружей подразделения, там, где при стрельбе ложится левая рука, прикреплен связанный четырехлепестковым бантиком ее голубой платочек. Им в предсмертный час она перевязала свою рану. Кровь запеклась на нем, и он, трепыхаясь на ветру, напоминает всем о ней — прекрасной дочери Украины.

При жизни она сложила песню. Без конца и без начала. Но бойцам ее песня пришлась по душе.

— Затянем нашу, заветную,— говорит ст. сержант Кузьменко, и все, продолжая чистку оружия, дружно поют:

Подпуская, товарищ, танк поближе!
В метрах ста огонь по нем открой.
Метко бей, момент удачный выждав!
И победа будет за тобой.

Девушка, чье письмо хранит санитарка Клава и чей окровавленный платочек развевается на ветру, как знамя, и песню которой распевают красноармейцы, была рядовым гвардейцем в подразделении противотанковых ружей. Люба Земская — звали ее раньше. Наша героиня — зовут ее теперь.

В боевой биографии комсомолки Любы Земской это уже вторая война. Война с белофиннами была ее первым крещением. С тех пор внешне у Любы ничего не изменилось. Только упорства в характере стало больше, любовь к своей Родине стала сильнее, ненависть к поработителям — более жгучей. Люба не захотела быть санинструктором. Она считала, что может для родины сделать больше, и просила комиссара зачислить ее в подразделение противотанковых ружей.

Настойчиво училась Люба стрелять из противотанкового ружья. Это дело требует железной выдержки, настойчивости, хладнокровия и бесстрашия.

— Не выдержат нервы,— в шутку говорили Любе друзья.

— Выдержат! — сердито уверяла оиа, и с еще большим упорством продолжала тренироваться.

В учебе, в работе, во всем ей помогал ее муж — ст. сержант Тимофей Голубенко. Эта молодая, полная сил и энергии пара прошла вместе недолгую, но полную творческого взлета жизнь. Вместе они воспитывались в детском доме, вместе учились в техникуме, вместе громили белофиннов и теперь, в борьбе с немецким фашизмом, они были также неразлучны.

Командир взвода ст. сержант Голубенко ложился у ружья рядом с гвардейцем Земской и показывал, как надо целиться, как определять результаты своей стрельбы, менять огневые позиции. С помощью командира-друга у Любы нашлось все: и железная выдержка, и хладнокровие, и бесстрашие, и умение.

...Издали домики казались игрушечными, разбросанными в разные стороны по глубокой, дугообразной долине небольшой реки. Это село П. Еще вчера здесь были фашисты. Всюду видны их кровавые следы. Дымятся крестьянские хаты. Одиноко торчат обгоревшие трубы печей. Село П.— выгодный рубеж, и гитлеровцы решили любой ценой снова вернуть это село.

Атака началась на рассвете. Впереди вражеской пехоты двигались 5 танков.

Наши подразделения заняли оборону. У большой осины расположился расчет противотанкового ружья — первым номером — сержант Маслов, щелкнув затвором, стал прицеливаться. Внезапно он приподнялся и вдруг, изогнувшись, упал. Люба легла за ружья.

Танки двигались вперед. Вихрем взрывая снежную пелену, они извергали огненный шквал пулеметного и орудийного огня.

Люба различает дула пулеметов. Еще несколько секунд, и она даст первый выстрел. Он будет расплатой за все: за гибель товарища, за слезы подруг, за родной Харьков, который лежал перед ней в нескольких десятках километров.

Танки приблизились на 150 м. Тверже ложится рука Любы на спусковой крючок. Как эхо, гремят один за другим 3 выстрела. Головной танк покачнулся, подался назад и остановился. Языки пламени охватили его. Люба переносит огонь на другую машину. Триязды нажимает она на спусковой рычаг, и второй танк, как и первый, задымился, запылал, загремел разрывами оставшихся в башне снарядов.

— Значит, два, два подбила! — восторженно кричала Люба и продолжала стрелять по развернувшимся вражеским машинам.

К вечеру противник возобновил контратаки. Впереди снова шли танки. Люба действовала теперь с сержантом Андреевым. Зорко следил командир за танками. Андреев прицелился и дал выстрел. Люба подала другой патрон. Танк, внезапно вырвавшийся на бугорок, задымился, запылал.

Люба подала третий патрон. В этот миг пулеметная очередь оборвала ее движение. Она опустилась на землю и, делая попытки подняться, все крепче сжимала в руке застывший патрон.

— Ни шагу назад! Вперед ребята! — твердила на глазах угасавшая Люба.

Слова ее становились все тише и тише... Что хотела она еще сказать в последний миг, при последнем вздохе? Она умолкла, но бойцы все еще слыхали ее призывный голос.

Прекрасная жизнь и смерть чудесной дочери Украины — комсомолки Любы Земской останется навеки подвигом, зовущим и немеркнущим.

И. Поляков

Красная Армия, ЮЗФ, № 81, 1942, 22 марта.—ЦАМО СССР, ф. 229, оп. 156, д. 13, л. 94.

[12; 94-96]

От Советского Информбюро

Утреннее сообщение 22 марта

В течение ночи на 22 марта на фронте каких-либо существенных изменений не произошло.

На одном из участков Западного фронта наша часть уничтожила 4 немецких орудия, 5 станковых пулемётов, 4 миномёта, 20 повозок с военными грузами и захватила 3 орудия, 7 миномётов, 8 пулемётов и 25 автоматов. На другом участке гвардейская часть в последних боях уничтожила 5 офицеров, 47 унтер-офицеров и 870 солдат противника. Захвачены трофеи: 17 орудий, 10 миномётов, 23 станковых пулемёта, 10 противотанковых ружей, 36 грузовых и 6 легковых автомашин и другое военное имущество.

* * *

Наши части, действующие на отдельных участках Ленинградского фронта, за два дня боёв с гитлеровцами разрушили 8 вражеских ДЗОТов и блиндажей, уничтожили 10 станковых пулемётов и 2 миномётные батареи. Захвачены трофеи: 14 орудий, 49 пулемётов, 23 миномёта, 26 автоматов. 297 винтовок, 2 радиостанции, 27.000 винтовочных патронов, 3.500 мин и 5 ящиков с минами, 500 снарядов, склад с боеприпасами и обмундированием, 8 километров телефонного кабеля, противотанковые ружья, пистолеты и другое вооружение. На поле боя осталось 1.600 вражеских трупов. Взяты пленные.

* * *

На некоторых участках Юго-Западного фронта противник неоднократно переходил в контратаки, которые отбиты с большими для него потерями. Только на одном из участков за два дня боёв гитлеровцы потеряли убитыми до 500 солдат и офицеров.

* * *

Четыре наших лётчика, выполняя боевое задание, встретились в воздухе с 9 самолётами противника. Несмотря на численное превосходство врага, советские истребители стремительно атаковали немцев. Бой продолжался десять минут. Наши лётчики сбили пять немецких самолётов. Остальные повернули на запад. Два немецких самолёта сбил командир группы майор Зайцев, по одному самолёту сбили капитан Песков, лейтенант Дмитриев и старший лейтенант Бундилев. Все наши самолёты благополучно вернулись на свой аэродром.

* * *

Отступая под ударами Красной Армии, гитлеровцы сжигают на своём пути деревни, а местное население угоняют с собой. Колхозники деревень К., В., Б. и Г., Калининской области, узнав о приближении отступающих немецких войск, обратились к командиру партизанского отряда тов. Ч. с просьбой спасти их от немецко-фашистских бандитов. Партизаны истребили немецкие гарнизоны в этих деревнях и вооружили трофейным оружием большую группу колхозников. Когда немецкий отряд численностью в 45 человек приблизился к деревне К., партизаны и вооружённые колхозники открыли по врагу огонь из пулемётов и винтовок. Потеряв 14 человек убитыми, в том числе лейтенанта и двух обер-ефрейторов, немцы отступили. Такая же участь постигла и второй, более крупный немецкий отряд. Основные немецкие силы, не вступая в бой с партизанами, обошли деревни. Так колхозники, действуя совместно с партизанами, отстояли свои селения и нанесли урон гитлеровцам. В боях с немецко-фашистскими оккупантами особенно отличились пулемётчица Татьяна Е. и учительница Клавдия О.

* * *

Немецкий унтер-офицер Гифенбайн писал недавно своей жене: «При продвижении к фронту мы встречаем отбившихся немецких солдат, которым посчастливилось избежать смерти. С ужасом они рассказывают о боях. Не стану тебе описывать отдельные подробности. Всё, что я здесь видел и пережил, можно выразить в одном предложении: мы попали в ад. Партизанская война в полном разгаре. Войдёшь в небольшую деревушку, а стреляют отовсюду... Мы потеряли много товарищей».

* * *

В селе Голая Долина, Сталинской области, освобождённом от немецких захватчиков, в силосной яме обнаружено 10 трупов мужчин и женщин, зверски замученных гитлеровскими мерзавцами. У всех трупов имеются ножевые и огнестрельные ранения, отрезаны уши, вывернуты руки и ноги.

Вечернее сообщение 22 марта

В течение 22 марта наши войска продолжали наступательные бои против немецко-фашистских войск. На некоторых участках фронта противник переходил в контратаки, которые нашими войсками были отбиты с тяжёлыми для противника потерями.

За 21 марта, уничтожено 53 немецких самолёта. Наши потери — 14 самолётов.

* * *

В течение 21 марта частями нашей авиации уничтожено и повреждено 12 немецких танков, около 190 автомашин с войсками и грузами, 80 подвод с боеприпасами, 51 орудие, 8 зенитно-пулемётных точек, 30 миномётов, взорвано 8 железнодорожных вагонов и один паровоз, рассеяно и частью уничтожено до 2 батальонов пехоты противника.

* * *

Наши части, действующие на одном из участков Калининского фронта, заняли несколько населённых пунктов. В боях за эти пункты противник потерял убитыми свыше 800 солдат и офицеров. Захвачены трофеи: 23 орудия, 59 пулемётов, 13 миномётов, 30 автомашин, большое количество винтовок и другого вооружения. Взяты пленные.

* * *

Стремясь задержать продвижение наших частей на одном из участков фронта в Крыму, немцы неоднократно переходили в контратаки, которые были отбиты с большими для них потерями. На поле боя остались сотни убитых и раненых вражеских солдат и офицеров. За день одна наша часть подбила 15 немецких танков. На другом участке противник, пытавшийся контратаковать наши позиции, был отброшен с такой силой, что при отступлении оставил на поле боя 17 танков, из них 8 — совершенно исправных.

* * *

В бою у одной деревни красноармейцы тт. Хомутов и Тугов первыми ворвались в немецкий блиндаж, уничтожили гранатами 26 гитлеровцев и захватили 4 станковых пулемёта и фашистское знамя.

* * *

Ниже публикуются выдержки из дневника двух партизанских отрядов Смоленской области — «Ураган» и «Дедушка», объединившихся для совместных действий против немецко-фашистских захватчиков:

«21 января. Полностью истребили немецкий карательный отряд численностью в 60 человек. Всё вооружение немцев перешло в руки наших бойцов.

31 января. Уничтожен второй немецкий карательный отряд численностью в 48 человек и захвачено всё вооружение.

12 февраля. В районе деревни Б. под караулили немецких лыжников. Огнём из автоматов и винтовок истребили 20 солдат и захватили 13 винтовок, 3 автомата и 4 пистолета.

13 февраля. Уничтожено несколько солдат из охраны немецкого обоза и захвачено 6 повозок с продовольствием.

14 февраля. Сегодня — горячий день. Разведка донесла о приближении к нашей базе двух немецких отрядов. Заранее распределив свои силы, встретили немцев пулемётным огнём. Одной группой партизан убито 42 немецких солдата и обер-лейтенант, другой — истреблено 35 гитлеровцев. Всё оружие убитых — винтовки, пулемёты, автоматы — перешло в наши руки.

16 февраля. Организовали засаду и истребили немецкий отряд. Фашисты потеряли убитыми 30 солдат. Захвачено 22 винтовки, пулемёт, 8 автоматов, 3.000 патронов, 2 пишущие машинки, 4 радиоустановки, 48 подвод, нагруженных награбленным у колхозников имуществом и продовольствием».

Недалеко от Виипури произошло крупное столкновение между финским лыжным батальоном и немецкими солдатами артиллерийского полка. Узнав об изнасиловании гитлеровцами 8 местных девушек, финны напали на бараки, в которых находились немецкие артиллеристы. Во время схватки в ход были пущены пулемёты и автоматы. Количество убитых и раненых с обеих сторон достигает 150 человек.

[22; 180-182]