16

20 декабря 1942 года - 547 день войны

 Войска Юго-Западного фронта вступили в северо-восточные районы Луганской области, тем самым положили начало освобождению Украины. [3; 298]

 Завершилась Туапсинская оборонительная операция Черноморской группы войск Закавказского фронта, начавшаяся 25 сентября. Немецко-фашистское командование трижды производило пополнение и перегруппировки своих войск и меняло направление ударов, пытаясь ценой любых усилий прорваться к побережью Черного моря в районе Туапсе. В ходе оборонительных боев советские войска нанесли два контрудара, в результате которых ударная группировка противника была обескровлена и отброшена за р. Пшиш; враг вынужден был перейти к обороне. [3; 298]

 Опубликовано сообщение о том, что Кизелшахтстрой закончил в декабре строительство трех новых шахт, переданных в эксплуатацию. В течение 1942 г. коллектив треста сдал 14 новых шахт. До конца года в число действующих войдут еще две шахты. [3; 298]


Хроника блокадного Ленинграда

Движение по ледовой трассе на Ладожском озере началось еще вчера. Но то были пешеходы. Первые подводы с грузом прошли только сегодня. В то же время по фарватеру, пробитому во льдах, продолжали двигаться корабли, перевозящие войска и грузы.

Пополнение, прибывающее под Ленинград, укрепляет уверенность войск в успехе предстоящего наступления. Укрепляют ее и победы нашей армии в районах Сталинграда, Среднего Дона и на Центральном фронте. Самое непосредственное отношение к обеспечению успеха готовящейся операции «Искра» имеют ожесточенные бои с окруженной группировкой врага в районе Великих Лук. Противник вынужден бросать в этот район войска, которые он мог бы противопоставить Ленинградскому и Волховскому фронтам. [5; 284]


Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"

Сегодня появилось сообщение «В последний час» — о наступлении наших войск в районе среднего течения Дона. Успехи большие. За пять дней продвинулись вперед на 75—120 километров. А это значит, что контрнаступление противника с целью деблокировать окруженную группировку провалилось. На этот раз были точно указаны границы фронта.

На первой полосе — портреты командующих фронтами генералов Н. Ф. Ватутина и Ф. И. Голикова. Все как будто бы в порядке. Но вот какая история произошла с фото командующих армиями. Об этом мне рассказал Боков, недавний комиссар Генштаба, а ныне заместитель начальника Генштаба. Когда он зашел к Сталину по текущим делам, Верховный, указывая на первую полосу газеты, сердито спросил:

— Почему нет портретов командующих армиями? Что, забыли или не читали сводку?

Сводку Боков читал и даже принимал участие в ее составлении. В ней были добрые слова и о наших командармах: «В боях отличились войска генерал-лейтенанта Кузнецова В. П., генерал-лейтенанта Лелюшенко Д. Д., генерал-майора Харитонова Ф. М.». Словом, «прокол» и Генштаба и самой редакции...

Разыскали мы их портреты и заверстали в завтрашний номер газеты. Но все равно получилось нескладно. Под фото — только фамилии и звания командующих армиями, без объяснения, почему они напечатаны. Конечно, кто запомнил вчерашнюю сводку, понял, почему они даны. А если кто пропустил ее или запамятовал?..

Сообщение Совинформбюро пришло поздно ночью, но нам нетрудно было заверстать три корреспонденции с этих фронтов: они давно были набраны, сверстаны и лежали, выражаясь газетным языком, в загоне. Наши спецкоры хорошо поработали. Не будет преувеличением, если я скажу, что читатель получил ясную и обстоятельную картину сражения. Почти полосу заняли материалы спецкоров. Но и этого нам казалось мало.

На фронт вылетел Марк Вистинецкий, и для следующего номера уже получен его очерк «На поле боя». Имя Вистинецкого не часто появлялось на страницах газеты, хотя писал он много. По должности он числился у нас литературным секретарем, писал в основном передовые статьи, и его из-за этого величали «передовиком». Отличались его передовые публицистическим накалом, а главное, писал он их очень быстро и обогнать его мало кто мог. А что это означало для газеты в ту пору, не трудно понять. Часто важнейшие события нагрянут поздно ночью, а откликаться на них надо сразу же. Бывало, писать передовую надо было за час-полтора до выхода номера. В этих случаях за перо брался Вистинецкий.

Не раз он просил меня и даже требовал, чтобы его послали хотя бы на денек-два на фронт. Не может, объяснял он, писать передовые, не понюхав пороху. Вот и третьего дня зашел он ко мне и с обидой, настойчиво сказал:

— До каких пор вы будете меня держать в... тени?

В общем, выехал он на Юго-Западный фронт и передал очерк о том, что видел на полях сражений в среднем течении Дона. А через пару дней пришла его новая корреспонденция «Как были разгромлены четыре вражеских дивизии». Это — разбор операции, в которой с большой эрудицией раскрывалось оперативное искусство наших военачальников в руководстве большим сражением.

Любопытна концовка корреспонденции:

«К рассвету все было закончено. Перестрелка стихла. На юго-восток потянулись колонны наших частей, разгромивших врага. На север поплелись многочисленные колонны пленных. Четыре неприятельских дивизии прекратили свое существование... Когда мы прибыли сюда вскоре после боя, высоко в небе кружился немецкий самолет. Он долго петлял над полем, не открывая огня и не сбрасывая бомб. Очевидно, этот самолет был прислан, чтобы разведать, что же здесь произошло, куда девались четыре гитлеровских дивизии. Наши бойцы, посмеиваясь, говорили: «Смотри, смотри, обрадуешь Гитлера»...

В номере очерк Симонова «Полярной ночью». Это, разумеется, с Севера. На этот раз в Мурманск Симонов отправился по своей инициативе. Он хотел посмотреть, какие перемены с героями его очерков произошли на этом фронте за год; видно, прикипел к этим краям. Кроме того, газете нужен разнообразный материал, убеждал он меня. Была у него еще одна цель: хотел еще раз отправиться в плавание на подводной лодке, но теперь уже не к немецким морским базам в Румынии, как это было летом прошлого года, а к Норвегии. В это он, конечно, меня не посвятил, но выдал его случайно фоторепортер Халип, с которым Симонов вместе выезжал в командировку. Халип спросил у меня, должен ли он ждать в Мурманске, пока Симонов вернется после подводного плавания, или ему возвращаться в Москву? Поход на лодке — дело опасное и длительное. Но долго там сидеть мы Симонову не дали. Вернулся он и отчитался очерком «Полярной ночью».

Это была необычная история, быть может, единственная за войну. Во время боевого полета на бомбежку вражеских позиций был убит летчик. И вот стрелок-бомбардир младший лейтенант Н. Д. Губин, мало что умевший в пилотном деле, привел самолет на свой аэродром и посадил его в странном положении — опираясь на нос и одно крыло. Сила очерка — в тонком раскрытии человеческого характера, проявившегося в критические минуты боя.

Читается очерк, как новелла, а помещенная над подвалом на две колонки фотография Губина, сделанная Халином, подтверждает истинность необычайного происшествия.

Новеллой можно назвать и присланный с Северного Кавказа очерк Петра Павленко «Имя героя». Сюжет его тоже необычен. Старый учитель осетинского селения Христофор Кучиев, провожая своих бывших учеников в партизанский отряд, закончил свое напутствие просьбой к каждому принести по камню на площадку, где проходили проводы. Молодежь весело носила камни. Всем было интересно, чем кончатся проводы. Каждый партизан надписывал на приносимом камне свое имя.

— Вы не школу ли хотите за один день построить, учитель? — спросил его один из уезжающих.

— Нет, сынок, со школой повременим. На этом месте, дети, я построю жилой дом,— сказал Кучиев.— Я постараюсь, чтобы он выглядел достойно и чтобы тот, кто будет в нем жить, не стыдился своего жилища, а дорожил им.

— Но кто это будет? — спросили ребята заинтересованно.

— Я думаю, дети, может быть, и нам повезет. У нас, дети, 50 человек на войне. Верю, что вы вернетесь домой со славой. А может быть, один из вас станет сказочным героем. И вот для него, пока вы там воюете, построю я дом. Всем миром будем строить его, все ваши отцы и деды вложат свой труд в постройку, а когда дом будет готов, на фронтоне его начертим золотом: «Здесь живет Герой Советского Союза, сын наших мест,— любовь наша — такой-то. Слава ему!» А теперь, дети, на коней и в путь. Это мой последний с вами урок. Не забывайте своего старика.

Уже после войны зашел у меня разговор с Петром Андреевичем об этом очерке. Я его спросил:

— Скажи откровенно, эта история — сказка или быль?

Павленко клялся и божился, что здесь не было выдумки.

Правда, на проводах партизан он не был. Но в этом селении провел целый день. Сам видел эти камни. Писателю, так хорошо знавшему и любившему Кавказ, не трудно было восстановить картину того дня в осетинском селении.

Любопытную заметку прислали братья Тур: «Мелкие жулики». Суть ее в том, что в грязной газетенке «Кубань», издающейся в Краснодаре прохвостами из предателей, появилось объявление: «Вниманию жителей! На городском почтамте начался прием посылок в Сочи, Гагры, Сухуми, Батуми, Поти и другие города побережья. Посылки принимаются как продовольственные, так и вещевые. Вес и размер не ограничен. Своевременная доставка обеспечивается немецкими властями».

Расчет прост: посылки незамедлительно будут переправлены в Германию.

Вот как комментируют это объявление писатели: «Странно, что среди адресов, куда немецкой администрацией принимаются посылки, не перечислены Москва, Новосибирск... Они с тем же правом могли быть названы в этом жульническом объявлении, как и Сочи, Гагры, Сухуми, Батуми и Поти,— советские города, которых немцам не видать как своих ушей. Почему не открыть прием посылок на Луну? Или на другие планеты солнечной системы? Врать так врать!..» [8; 447-450]