19 октября 1941 года - 120 день войны
Государственный Комитет Обороны принял Постановление о введении с 20 октября 1941 г. в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения. Оборона столицы на рубежах, отстоявших от нее на 100-120 км к западу, возлагалась на войска Западного фронта. Непосредственная оборона Москвы на ее ближних подступах возлагалась на начальника гарнизона г. Москвы. [3; 83]
Советские войска после упорной обороны оставили о. Даго. [3; 83]
Путивльский партизанский отряд под командованием С.А. Ковпака провел первый бой с немецкими фашистами в Спадщанском лесу, Путивльского района, Сумской области. На минах, установленных партизанами, подорвались два танка врага. [3; 83]
Немецкие войска оккупировали г. Валки Харьковской области; г. Грайворон Белгородской области; г. Красноармейск, Красногоровка Донецкой области. [1; 81]
Хроника блокадного Ленинграда
Тревожная весть из столицы: в связи с угрожающим положением, создавшимся на подступах к ней, и с целью мобилизации усилий войск и населения на отпор врагу Государственный Комитет Обороны 19 октября принял решение о введении с 20 октября в Москве и прилегающих к ней районах осадного положения...
В 11 часов 15 минут радио города на Неве начало передачу на Москву. Все выступления ленинградцев, обращенные к защитникам столицы, были взволнованными. Но больше всего, конечно, запало в душу москвичей стихотворение Ольги Берггольц, которое заканчивалось такими строками:
Всем, что есть у тебя живого,
Чем страшна и прекрасна жизнь, —
Кровью, пламенем, сталью, словом
Опрокинь врага, задержи!
Научная и писательская общественность Ленинграда отметила сегодня 800-летний юбилей великого азербайджанского поэта Низами. Торжественное собрание в Эрмитаже открыл вступительным словом академик И.А. Орбели. Один, из докладов сделал капитан М.М. Дьяконов, специально приехавший для этого с фронта. До войны он, известный востоковед, работал старшим научным сотрудником в Эрмитаже.
Отметить юбилей Низами собрались представители Академии наук, Эрмитажа, университета, Союза писателей, Союза художников, Русского музея.
В это время на одном из участков фронта гитлеровцы предприняли «психическую» атаку. Помогая нашим пехотинцам, по врагу открыл огонь линкор «Октябрьская революция». Атака была сорвана.
Вот уже месяц, как бойцы 115-й стрелковой дивизии и 4-й бригады морской пехоты сражаются на Невском «пятачке». Это был месяц тяжелых, можно сказать нечеловеческих испытаний. Сегодня в 20 часов 10 минут со стороны Невской Дубровки начали переправу на плацдарм два полка 86-й стрелковой дивизии — 169-й и 330-й. 86-я стрелковая — это бывшая 4-я дивизия народного ополчения, формировавшаяся в Дзержинском районе Ленинграда. До этого дивизия держала оборону на участке Усть-Тосно — Покровское. Теперь, сменив на левом берегу Невы порядком измотанные части, она будет оборонять плацдарм, которому отводится немалая роль в боях за прорыв блокады. [5; 77]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
Второй день подряд печатаем мы статьи Алексея Толстого. Та, что опубликована в прошлом номере, называлась «Враг угрожает Москве». Не знаю даже, с чем сравнить это взрывной силы выступление писателя.
Помнится, еще в августе на Малой Дмитровке сидели мы вчетвером — Алексей Толстой, Михаил Шолохов, Илья Эренбург и я,— обсуждали последние вести с фронтов, делились собственными фронтовыми наблюдениями. Зашла речь о благодушном отношении наших бойцов к гитлеровцам. Толстой сказал:
— В четырнадцатом году русские солдаты были милосердны к врагу. И тогда это считалось в порядке вещей. Но сейчас другой враг и другая война. Не на жизнь, а на смерть!
В статье повторяется та же мысль. Писатель сравнивает гитлеровское нашествие с войнами «на заре истории, когда германские орды под предводительством царя гуннов Аттилы двигались на запад, в Европу, для захвата земель и истребления всего живого на них».
«В этой войне,— говорит он,— мирного завершения не будет. Россия и гитлеровская Германия бьются насмерть, и весь мир внимает гигантской битве, не прекращающейся уже более ста дней».
«Мы, русские, часто были благодушны и беспечны. Много у нас в запасе сил, и таланта, и земли, и нетронутых богатств. Но не во всю силу понимали размер грозной опасности, надвигающейся на нас. Казалось, так и положено, чтобы русское солнце ясно светило над русской землей...»
Но, порицая благодушие, Алексей Николаевич с неизмеримо большим гневом ополчается против малодушия:
«Пусть трус и малодушный, для кого своя жизнь дороже Родины, дороже сердца Родины нашей — Москвы, гибнет без славы, ему нет и не будет места на нашей земле».
«Красный воин должен одержать победу. Страшнее смерти позор и неволя. Зубами перегрызть хрящ вражеского горла — только так! Ни шагу назад!..»
Как заклинание звучат заключительные строки статьи:
«Родина моя, тебе выпало трудное испытание, но ты выйдешь из него с победой, потому что ты сильна, ты молода, ты добра, добро и красоту ты несешь в своем сердце. Ты вся в надеждах на светлое будущее, его строишь своими большими руками, за него умирают твои лучшие сыны.
Бессмертная слава погибшим за родину. Бессмертную славу завоюют себе живущие».
Алексей Николаевич по-прежнему предоставлял нам полную свободу в отношении заголовков. Вот и для этой статьи он предложил три названия — на выбор: «Ни шагу назад», «Зубами перегрызть вражеское горло» и «Москве угрожает враг». Мы выбрали последний вариант.
А теперь — о статье Толстого, опубликованной в газете 19 октября. Тема сложная, но чрезвычайно важная, вытекавшая из выступления Сталина 3 июля: «При вынужденном отходе частей Красной Армии... все ценное имущество... которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться». Газеты как-то глухо сообщали о тех жертвах, на которые мы сознательно шли, взрывая и уничтожая все, что не удавалось эвакуировать. Нелегко было советским людям идти на это, потому, вероятно, и газеты молчали.
В те дни прибыл с Южного фронта Николай Денисов. Он был там, где шли бои на подступах к Запорожью, видел, как мы сами, своими руками взорвали первенца наших пятилеток. О драме на Днепре следовало сказать во весь голос. И не для слез. «У нас их нет,— потом напишет Толстой,— их иссушила ненависть». А ради клятвы: «За гибель — гибель!»
Опять направился наш гонец в Горький с моим письмом к Алексею Николаевичу: «Мы хотим выступить со статьей о Днепрогэсе. Статья о Днепрогэсе вызовет еще большую ненависть к гитлеровцам... Посылаем к Вам Медведовского, он все расскажет».
Тема пришлась Толстому по душе. Три дня подряд, отложив все дела, Алексей Николаевич работал над статьей. Всех гнал от себя, чтобы не отвлекали.
— Только однажды, за обедом кажется,— вспоминает Медведовский,— после напряженной многочасовой работы Толстой завел было обычно очень долгий разговор на любимую тему — о своей уникальной коллекции курительных трубок. Показал их.
Но корреспонденту было не до трубок. Он помнил, с каким нетерпением ждет редакция статью Толстого, и вроде бы шутя сказал:
— Алексей Николаевич, если я задержусь, меня уволят...
— Ничего,— улыбнулся в ответ писатель,— я вас как-нибудь устрою.
Однако разговор, грозивший затянуться, на этом оборвался — Толстой снова вернулся к письменному столу и принялся размашистым почерком дописывать свою статью.
К тому времени, когда статья была закончена и поступила наконец в редакцию, обстановка на фронтах еще больше ухудшилась, немцы вышли на ближние подступы к Москве, и все наши помыслы, все заботы сосредоточились на битве за столицу. Нужно было и в статье Толстого как-то связать Днепрогэс с Москвой. Пришлось Медведовскому еще раз ехать в Горький.
Толстой быстро внес в готовый текст необходимые дополнения, и 19 октября его статья под названием «Кровь народа» появилась в «Красной звезде», заняв половину третьей полосы. Позже Алексей Николаевич отметил в своей автобиографии, что это было одно из двух его публицистических выступлений, получивших «наибольший резонанс».
В статье прозвучали новые мотивы. Говоря о великих жертвах, на которые идет наш народ во имя победы над врагом, писатель сделал акцент на том, что являлось главным в разгар битвы за Москву.
«Но жертвы самой большой, но Москвы в жертву мы не принесем. Пусть Гитлер не раздувает ноздри, предвкушая этот жертвенный дым. Звезды над Кремлем кинжальными лучами указывают русским людям: «Вперед! Вперед на сокрушение врага! Вперед — за нашу свободу, за нашу великую Родину, за нашу святыню — Москву!»
Огромное впечатление, произведенное этой статьей на умы и сердца советских воинов, засвидетельствовал критик Александр Дымшиц, работавший тогда в армейской газете:
«Помнится, в дни, когда враг угрожал столице, поздней осенью 1941 года, в полку на Карельском перешейке агитатор читал бойцам перед строем статью Толстого «Кровь народа». Люди стояли молча, охваченные глубоким душевным волнением. Волновался и агитатор, голос его то срывался, то возвышался до крика. Чувствовалось, что от слов Толстого, ясных и веских, каждому бойцу становилось легче на душе, ибо каждый из нас верил писателю, утверждавшему, что поход Гитлера на Москву закончится нашей великой всенародной победой.
А когда агитатор дочитал статью, я услышал, как пожилой солдат с характерным псковским выговором сказал другому, молоденькому и голубоглазому, что Москву, видно, и впрямь отстоят и что «Толстой пишет крепко и доказательно».
Ведя речь о связях редакции с Алексеем Толстым в период его пребывания в Горьком, я многократно называл нашего корреспондента Дмитрия Медведовского. О нем самом тоже надо сказать немного.
Не случайно мы посылали именно его к Толстому. Писателю нравился этот боевой, неутомимый журналист, с которым он познакомился еще в 1939 году во Львове во время освобождения Западной Украины, ездил с ним к летчикам. Личные симпатии в нашем журналистском деле тоже не мало значат.
Медведовского очень ценили в редакции. И пожалуй, больше всего за то, что он мог, как у нас говаривали, хоть из-под земли добыть нужный для газеты материал. О нем можно сказать, что это был репортер от бога. Если где случалась заминка, завал, туда сразу же мчался в порядке «скорой помощи» Медведовский и с пустыми руками не возвращался.
Запомнился еще с первого полугодия войны такой случай. Дошел до нас слух, что один из парашютистов прыгнул с высоты 700 метров. Что-то случилось с парашютом — не раскрылся, но человек, упавший на землю, не получил даже повреждений. Вызвал я к себе Медведовского и говорю:
— Надо бы дать заметку об этом.
— А где такое случилось? — осведомился Медведовский.
— Вот этого я совсем не знаю. Ищите...
Он обзвонил всю Москву, все подмосковные аэродромы. Никто ничего не знает. Впервые от него, мол, услышали о таком чрезвычайном эпизоде. И все же к вечеру принес заметку. Нашел-таки воинскую часть, где служил парашютист, и там все узнал. Оказывается, ему повезло: приземляясь, он скользнул по заснеженному склону глубокого оврага и не только не разбился, но даже повреждений не получил. И не только из-за исключительности этого эпизода, но и из-за уважительности к Медведовскому заметку напечатали на первой полосе, под передовой.
Так он работал в самой редакции, и это нас вполне устраивало. Но не устраивало самого Медведовского. Он рвался на фронт, и, к нашему удивлению, не корреспондентом, а непосредственно на боевую работу. Долго я тянул, но в конце концов он добился своего. В середине сорок второго года я вынужден был уступить ему, так же как в свое время уступил настойчивым просьбам капитана Назаренко. Медведовский получил назначение на должность заместителя командира полка по политчасти в 23-ю стрелковую дивизию. Со своим полком он прошагал до Чехословакии, не раз отличался в боях, был дважды контужен и ранен. Много можно было бы рассказать о его мужестве и доблести в бою. Но ограничусь лишь несколькими строками из книги воспоминаний бывшего начальника штаба этой дивизии, впоследствии командарма, ныне генерал-лейтенанта, Героя Советского Союза С.А. Андрющенко:
«На правом фланге бой разгорелся с еще большим ожесточением. Гитлеровцы бросили здесь до батальона пехоты при поддержке десяти танков и САУ. Пропустив машины через свои окопы, бойцы встретили пехоту дружным залповым огнем. Организовал его находившийся там заместитель командира полка по политчасти Д.Д. Медведовский, человек исключительной смелости, любимец бойцов. Само его появление среди воинов всегда вызывало воодушевление...»
Как было не радоваться нам за своего краснозвездовского однополчанина!
После почти трехнедельного молчания наконец объявился Константин Симонов. Прислал очерк. Но не об английских летчиках, для чего был послан в Мурманск, а о дальних разведчиках из морской пехоты.
Причины выяснились уже по возвращении Симонова в Москву. Он побывал в английской летной части, собрал интересный материал и даже написал очерк. Но в тот самый день, когда работа была закончена, пришла газета «Известия» — и там Симонов увидел репортаж на эту же тему. С досадой отметил про себя: «Опоздал, обскакали нас». И не стал обременять телеграф «бесполезным делом».
Да, мы не любили ходить по дорожкам, протоптанным нашими коллегами. Однако это был особый случай. Тут Симонов, пожалуй, ошибся. Вероятно, мы бы все-таки напечатали его очерк.
Но чего нет, того нет. Обратимся к тому, что есть,— к другому очерку Симонова, напечатанному в газете 19 октября. К слову сказать, этот очерк Константина Михайловича можно найти лишь в комплекте «Красной звезды». А он небезынтересен, хотя, вопреки обычному правилу Симонова, написан не по личным впечатлениям, а на основе продолжительной беседы с командиром разведгруппы лейтенантом Геннадием Карповым. Читая этот очерк, поражаешься, как много в нем деталей, которые, казалось бы, могут открыться лишь тому, кто сам при сем присутствовал. Вот, к примеру, картинка возвращения разведгруппы из привычного ночного поиска:
«Идти в обход было поздно, оставалось прорываться прямо вдоль берега. На их счастье был отлив. Во время отлива здесь, на побережье, обнажаются отмели и мелкие островки сливаются с берегом. Поддерживая истекавших кровью товарищей, прячась за каменистыми островками, разведчики по колено в воде пробирались по морскому дну вдоль берега, шли медленно, падая, срываясь со скользких, обросших морской травой камней.
Было уже под утро, когда они дошли до наших позиций. Трое здоровых поддерживали троих раненых. Один остался лежать там, в скалах Финляндии, скрестив на груди неподвижные руки. Далеко за линией фронта все еще не утихала артиллерийская канонада. Еще били немецкие орудия и минометы по каменистой сопке, будто бы занятой неуловимыми русскими и ставшей могилой для нескольких десятков немецких солдат».
Из того же очерка читатель узнает, что Карпову и его боевым товарищам приходилось порой и покруче:
«Они делали пятнадцатисуточные переходы, не разжигая костров, не кипятя воды, не варя горячей пищи. Они шли по ночам через болота по колено в воде и лежали в трясине целыми днями, прячась и выжидая. Когда кончались запасы пищи, они все-таки шли до конца, питались полусырым мясом случайно застреленного оленя.
За сто километров в тылу врага и почти на глазах у него, зазубрив кинжалы, они перепиливали ими, как ножовкой, телеграфные и телефонные провода, валили столбы и камнями перебивали кабель. Они не только умели проходить незамеченными где угодно и когда угодно, но ухитрялись с боем брать пленных и по секретным тропам приводить их на допрос.
Закончив операцию, взбудоражив врага, они в смертельной опасности терпеливо ждали в потайных бухтах, когда погода позволит кораблю подойти и снять их. Из них вырабатывались люди, каждый из которых стоит десяти — несгибаемые, бесстрашные, не щадящие своей жизни и беспощадные к врагу».
Люди эти настолько заинтересовали Симонова, что вскоре он сам отправился с ними в тыл врага, на Пикшуев мыс.
Вновь появилось в газете имя К.К. Рокоссовского. Он под Волоколамском. Армия его и здесь ведет тяжелые оборонительные бои. В ее составе знаменитый кавалерийский корпус Л.М. Доватора, стрелковые дивизии генерала И.В. Панфилова и полковника А.П. Белобородова. Наши корреспонденты сообщают, что накануне в полосе армии Рокоссовского немцы дважды предпринимали сильнейшие атаки, но успеха не имели. Однако общая обстановка под Москвой продолжает оставаться угрожающей. [7; 215-219]
От Советского Информбюро
Утреннее сообщение 19 октября
В течение ночи на 19 октября наши войска продолжали вести бои на всём фронте. Особенно напряжённые бои шли на Западном направлении фронта.
* * *
Храбро и мужественно дерутся советские лётчики с озверелым фашизмом. Даже в самых неблагоприятных метеорологических условиях наша авиация наносит серьезные удары по вражеским войскам. В дождь и непогоду лётчики выполняют сложные боевые задания командования. Части тов. Немцовича, действующие на Юго-Западном направлении фронта, за последние 20 дней уничтожили 56 фашистских самолётов, 104 танка, 700 автомашин, 54 танкетки, 15 бронемашин, несколько десятков повозок и мотоциклов, 10 переправ, свыше 40 орудий, 18 зенитно-пулемётных точек, более 8 батальонов пехоты и 6 взводов конницы. Части тов. Комарова за последние несколько дней уничтожили 117 танков, 519 автомашин, 23 зенитных орудия, более 5 батальонов немецкой пехоты, 27 фашистских самолётов, из которых 20 самолётов было уничтожено на аэродромах противника и 7 сбито в воздушных боях. Лётчики командира Егорова только за последние 3 дня своей боевой работы уничтожили 113 вражеских автомашин, свыше 2 рот пехоты, 2 переправы и сбили 2 самолёта противника.
* * *
С каждым днём всё больше обостряются отношения между белофинскими солдатами и немецкими фашистами. Пленный финский солдат Вускала на допросе заявил: «Между финскими солдатами и немецкими и раньше были напряжённые отношения. Теперь они резко ухудшились. Мы, финские солдаты, недовольны тем, что с нами немецкие офицеры обращаются, как со скотом, гонят нас в наступление туда, где неизбежна смерть от огня русских». Пленный финский солдат Эйно Линтикен рассказывает: «Финны ненавидят немцев. Недавно финские солдаты 14 бригады избили группу немцев». С нескрываемой враждой говорит о немцах пленный финский прапорщик Хейно: «Мы у них на побегушках. Везде командуют и хозяйничают немцы. Они нам не доверяют. Немцы поработили Финляндию так же, как они поработили другие европейские страны. У Финляндии в этой войне нет цели, которая бы вдохновляла народ. Наш народ против войны. Он невыносимо страдает от неё. И это из-за проклятых немцев».
Вечернее сообщение 19 октября
В течение 19 октября на всех направлениях фронта продолжались бои. Особенно упорные бои шли на Можайском и Малоярославецком направлениях. Отбито несколько ожесточённых атак немецко-фашистских войск. За 18 октября уничтожено 38 немецких самолётов. Наши потери — 17 самолётов.
* * *
Одна наша часть, действующая на Западном направлении фронта, за день боёв 18 октября уничтожила 42 немецких танка, более 60 автомашин с боеприпасами и горючим, 10 орудий разных калибров и до батальона вражеской пехоты.
* * *
Во всех районах Калининской области, захваченных немцами, активно действуют партизанские отряды. Их число растёт с каждым днём. Десятки и сотни рабочих и служащих предприятий и учреждений, сотни колхозников идут в партизанские отряды и, не щадя своей жизни, дерутся с фашистскими захватчиками. 12 октября партизанский отряд под командованием тов. Щ. напал на немецкую автоколонну, подвозившую к фронту горючее и боеприпасы, и уничтожил 10 автомашин из 25. В завязавшейся перестрелке было убито и ранено до 30 фашистских солдат, сопровождавших автоколонну.
Только за первую половину октября партизаны отряда тов. Щ. уничтожили более 20 немецких автомашин с горючим и боеприпасами. Пленные немецкие солдаты говорят, что партизаны серьёзно затрудняют связь фронта с базами снабжения. «На каждой дороге,— говорит пленный немецкий солдат Пауль Вебер, — нас ждёт засада, из-за каждого куста и бугорка жди партизанской пули. Недавно из-за столкновения с партизанским отрядом мы на 20 часов опоздали подвезти к фронту горючее, в результате чего 11 танков, оставшихся без горючего, были уничтожены русскими войсками».
* * *
Голландский народ в условиях жестокого террора продолжает борьбу против немецких фашистов. Голландские патриоты десятками истребляют гитлеровских солдат, офицеров и чиновников. Так, например, в окрестностях Леювардена за последние две недели убито и утоплено в море более 40 фашистов.
В октябре месяце с. г. немцы арестовали в Голландии 4000 человек за саботаж мероприятий германских властей, срыв производства и перевозки оружия для германской армии и за нападения на фашистских солдат и офицеров. [21; 312-313]
