16

25 июля 1941 года - 34 день войны

 Войска 30-й армии Западного фронта, сосредоточенные в районе юго-западнее Белый, и правофланговая группа войск 24-й армии этого же фронта начали наступление на Духовщину. [3; 35]

 Войска Юго-Западного фронта вели ожесточенные бои на коростеньском, житомирском и белоцерковском направлениях. В этих боях была скована значительная часть сил главной группировки противника, предназначенной для захвата Киева. [3; 35]

 Открылась первая выставка трофейного оружия и боевой техники в Мурманске. [1; 58]

 Советские воины-защитники Могилева прорвали вражескую блокаду и вышли из окружения. [1; 58]

 В Киеве созданы три партизанских отряда, ядро которых состояло из коммунистов и комсомольцев Донбасса, присланных в распоряжение ЦК КП(б)У Донецким обкомом партии. [3; 35]

 В Белоруссии одним из первых провел первые жестокие акции против мирного населения 322-й немецкий полицейский батальон. К 31.7.1941 г. было сожжено 34 деревни в Беловежской пуще и вывезено 6,6 тыс. ее жителей. [1; 58]

 Немецкие войска оккупировали г. Гайсин Винницкой области; в Эстонии - г. Калласте, Муствеэ, Тюри; г. Новосокольники Псковской области. [1; 58]

Хроника событий в Ленинграде

Коммунисты, присутствовавшие накануне на партийном активе в Смольном, выступали сегодня на собраниях и митингах. Участники этих собраний и митингов выражали твердую решимость до последней капли крови защищать колыбель Октября. Тем, кто еще не отрешился от благодушия мирного времени, пришлось выслушать резкую, нелицеприятную критику.

Даже по решениям, принятым обкомом и горкомом партии 25 июля 1941 года, можно составить представление о том, какой широкий круг задач приходилось решать партийным органам Ленинграда.

Обком и горком партии приняли специальное постановление о создании в кратчайший срок 300 партизанских отрядов по 35-50 человек каждый. 230 из этих отрядов формируются в Ленинграде, остальные — в неоккупированных районах области. На создание 300 отрядов отведено всего-навсего четыре дня.

В минимально короткие сроки требовалось закончить строительство укреплений вокруг Ленинграда. Ответственность за это возложена на созданную Военным советом Северо-Западного направления и Ленинградским обкомом партии комиссию. Ее председателем назначен секретарь горкома партии А.А. Кузнецов. В комиссию вошли председатели областного и городского Советов депутатов трудящихся Н.В. Соловьев и П.С. Попков, генерал-лейтенант Т.И. Шевалдин, академики Б.Г. Галеркин и Н.Н. Семенов, директор Кировского завода И.М. Зальцман. Военно-инженерное руководство созданием оборонительных рубежей возложено на заместителя командующего Северным фронтом генерал-майора П.А. Зайцева, командующего артиллерией фронта генерал-майора артиллерии В.П. Свиридова и начальника Инженерного управления фронта подполковника Б.В. Бычевского.

Ленинградский горком партии принял в этот день решение о превращении учебных винтовок и пулеметов в боевое оружие. За эту работу сразу же принялись мастерские Института киноинженеров, Инженерно-экономического института и ремесленное училище № 26. В короткий срок они переделали более 600 винтовок. Более 1000 учебных винтовок превратили в боевое оружие предприятия Выборгской стороны. [5; 29-30]


Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга, ответственного редактора газеты "Красная звезда"

Сегодня армия и страна узнали еще об одном Герое Советского Союза. Опубликован Указ о присвоении этого звания командиру танковой дивизии полковнику Мишулину Василию Александровичу. И рядом напечатано постановление Совета Народных Комиссаров СССР о присвоении ему звания генерал-лейтенанта танковых войск.

Мишулин — наш старый знакомый еще по боям на Халхин-Голе. Там он командовал 8-й мотострелковой бригадой. Корреспонденты «Героической красноармейской» Владимир Ставский и Константин Симонов не раз бывали в этой бригаде, видели ее в деле, писали о ее боевом командире и других героях.

Отечественную войну Мишулин встретил на Западном фронте в должности командира 57-й танковой дивизии. Воевал он успешно, громил врага, как сам любил говорить, по всем правилам халхин-гольского искусства.

На Указ Президиума Верховного Совета СССР и Постановление Совнаркома мы сразу же откликнулись очерком «Железная воля генерала Мишулина». Написали этот очерк наши корреспонденты Зигмунд Хирен и Яков Милецкий.

Пользуясь случаем, хочу сказать несколько слов о первом из них.

Война застала Хирена в железноводском санатории. Как только радио сообщило о нападении фашистской Германии на СССР, Хирен без вызова примчался в Москву и заявил мне громогласно, в присутствии других сотрудников редакции, что в Москве не останется ни на один день. Все, кто был тогда у меня, удивленно переглянулись: как, мол, это бригадный комиссар разрешает политруку разговаривать с начальством таким категорическим тоном? По правде говоря, позволь подобный тон кто-либо иной, я, наверное, одернул бы его. А на Хирена у меня были свои особые виды, и я смолчал. Лишь когда мы остались вдвоем, ему было сказано, чтобы утихомирился,— нужно задержаться в редакции.

Хирен не соглашался. Волей-неволей пришлось открыть мои карты: признался, что сам собираюсь во фронтовую газету.

— Мы вместе с вами были на Халхин-Голе, на финской войне. Разве вы не хотите и в дальнейшем со мной работать? — спросил я.

— Это другое дело. В таком случае можно и задержаться,— сразу же согласился Хирен.

Послал его на Центральный аэродром. Туда, как нам стало известно, прибыли летчики из пограничных районов, надо было с ними побеседовать и на этой основе подготовить для газеты материал о первых воздушных боях. Вернувшись, Хирен доложил:

— Материала нет. Эти летчики в воздушных боях не участвовали. Немцы напали на их аэродром внезапно, когда там по случаю выходного дня летного состава не было. Фашисты безнаказанно сожгли все самолеты на земле.

Да, трагическая история! И, к сожалению, не единственная. То же самое имело место и на некоторых других наших аэродромах, располагавшихся вблизи границы.

На другой день Хирен был послан в Главный военный госпиталь. Там-то уж наверняка были участники боев, достойные рубрики «Герои Отечественной войны».

Хирен собрал материал для двух очерков — о пулеметчике старшем сержанте Федоренко и командире взвода противотанковой батареи лейтенанте Залявине. О Федоренко написал, а об артиллеристе — не успел: к тому времени окончательно решилась моя судьба, и я уступил настойчивым просьбам Хирена об отправке его на фронт. Он был назначен руководителем корреспондентской группы западного направления.

А очерк о лейтенанте Залявине мы все-таки напечатали. Написал его со слов Хирена Василий Павлович Ильенков. Сработала товарищеская взаимовыручка.

Хирен же тем временем держал уже путь в дивизию Мишулина. Вместе с ним выехал туда и Яков Милецкий.

Командира дивизии они разыскали на опушке леса, среди затаившихся танков. Встретил он корреспондентов неприветливо:

— Вы еще зачем сюда?! Видите, что делается?..

Все экипажи находились в своих танках, как в авиации при объявлении «готовности номер один». Обстановка была действительно очень напряженной. Противник открыл по опушке леса плотный артиллерийский огонь. С минуты на минуту ожидалось появление танков противника. Мишулину было не до разговоров с корреспондентами. Обстоятельно побеседовать с ним удалось лишь после боя, на КП дивизии.

Так появился в «Красной звезде» очерк о новом Герое Советского Союза. Хирен и Милецкий стремились и, по-моему, сумели раскрыть «секрет» боевых успехов генерала Мишулина и его дивизии. Мишулин был обрисован как командир, хорошо освоивший природу современного боя и верно нащупавший слабину в действиях противника.

Противник использовал против нас те же тактические приемы, что и в Западной Европе: вел «атаку на нервы», пытался сеять панику в наших войсках, все время создавая видимость окружения их. Боевые приказы немецких военачальников всех степеней буквально пестрели устрашающими словами: «внезапно окружить и уничтожить». Мишулин противопоставил этому шаблону широкую инициативу. Внезапность немецких атак предотвращалась хорошо организованной непрерывной разведкой. Вражеские попытки окружить 57-ю танковую дивизию или хотя бы часть ее сил срывались упреждающими контратаками из засад.

Так было и в тот день, когда к Мишулину прибыли наши спецкоры. Тщательно замаскировав свои танки на лесной опушке, Мишулин терпеливо поджидал противника. Опираясь на сведения, добытые разведкой, он был убежден, что немцы непременно должны появиться здесь. И не ошибся. А враг, рассчитывавший на внезапность своего маневра, жестоко обманулся. Внезапным оказался разящий огонь, обрушившийся на него самого.

Мишулин не дал возможности немецким танкам развернуться из походной колонны в боевой порядок. Огневой удар из засады был нанесен сперва по головным машинам и хвосту колонны немцев. На дороге тотчас возник затор. А свернуть с нее не позволяло болото. На это и рассчитывал Мишулин. Скованную на месте фашистскую колонну удалось уничтожить полностью.

В одном из боев Мишулин был ранен. Его почти силком эвакуировали с поля боя, увезли в госпиталь. Но и на госпитальной койке он продолжал поддерживать связь со своей дивизией. Требовал, чтобы ему все время докладывали, что там происходит. И когда получил сообщение об угрожающем положении на флангах 57-й, тотчас поднялся с койки, незаметно вышел на улицу, словил там какую-то попутную машину и примчался на КП, взял управление боем в свои руки. Бой был жестоким, а все-таки выиграла его 57-я танковая дивизия.

Всех нас в редакции приятно удивило: как это Мишулин из полковника сразу стал генерал-лейтенантом, минуя промежуточное звание «генерал-майор»? В армейской практике так обычно не бывает.

Запросил я нашего корреспондента. И выяснилась забавная история. К новому званию Мишулина представлял генерал-лейтенант А.И. Еременко. Текст телеграммы в Ставку первоначально выглядел так: «Прошу присвоить командиру 57-й танковой дивизии звание генерала. Генерал-лейтенант Еременко». А телеграфистка при передаче этого документа опустила слово «генерала» и не там, где надо, поставила точку. В Ставку телеграмма поступила в таком виде: «Прошу присвоить командиру 57-й танковой дивизии звание генерал-лейтенант. Еременко».

Позже мне рассказали, что о допущенной ошибке по-честному доложили Сталину. Верховный ничего не сказал в ответ, только улыбнулся. Значит, так тому и быть. Задний ход в подобных случаях давать не положено.

 

Именинником выглядит в том же номере газеты и еще один командир дивизии — Герой Советского Союза В. Шевченко. Боевой работе его соединения в первый месяц войны посвящена целая полоса. Она так и озаглавлена: «Тридцать дней авиасоединения Героя Советского Союза Шевченко».

Материалам, опубликованным на этой полосе, предпослана выдержка из сообщения Совинформбюро:

«Авиасоединение Героя Советского Союза Шевченко за месяц войны с фашистскими захватчиками разгромило несколько колонн вражеских танков, автомашин, пехоты и крупный войсковой штаб, вывело из строя много зенитных батарей. Летчики авиасоединения сбили в воздушных боях 71 самолет противника и 35 сожгли при нападении на фашистские аэродромы».

На этот раз редакция опять сработала синхронно с Совинформбюро, и этим мы больше всего обязаны нашему спецкору Николаю Денисову. Полоса подготовлена им.

Здесь все по-своему интересно. Примечательна статья командира дивизии.

Генерал-майор В. Шевченко тоже знаком нам еще с довоенных времен. Первая встреча с ним была у Саввы Дангулова летом тридцать восьмого года. Тогда вернулась из Испании довольно многочисленная группа наших летчиков. Появилась идея рассказать на страницах «Красной звезды» об их героизме в борьбе с фашистами, о новейшем опыте широкого применения воздушных сил в современной войне.

Я пригласил к себе Дангулова, поделился с ним своими замыслами и поручил взять у боевых летчиков два-три интервью. А перед тем у меня уже состоялся предварительный телефонный разговор с Анатолием Константиновичем Серовым, сбившим лично в испанском небе восемь самолетов противника. Он вроде бы охотно согласился побеседовать с нашим корреспондентом и заодно сообщил, что рядом с ним находятся еще два наших летчика, воевавших в Испании, — Шевченко и Душкин, у которых тоже есть чем поделиться с читателями «Красной звезды».

Почему я командировал к ним именно Дангулова? Наверное, потому, что был наслышан о его давних товарищеских отношениях с Серовым. В данном случае это могло пойти — и действительно пошло — на пользу делу.

Как выяснилось потом, боевые друзья собрались в новой серовской квартире в проезде, носящем теперь имя Серова, отнюдь не для деловых бесед. Они просто пировали — то ли справляли новоселье, то ли еще по какому-то поводу — и были уже чуточку навеселе. Мой телефонный звонок застал Серова, что называется, врасплох. Сгоряча он дал согласие незамедлительно принять нашего корреспондента, но тут же и пожалел об этом: присутствие постороннего человека, да еще с деловыми намерениями, никак не могло скрасить дружеского застолья.

Во всяком случае, открыв дверь корреспонденту «Красной звезды» и неожиданно увидав перед собой Дангулова, Серов явно обрадовался. Это же не посторонний!

Сразу все опять вошло в свою уже накатанную колею. Пирушка продолжалась. И даже, по-видимому, характер застольной беседы не изменился существенно. Боевые друзья, так же как и до появления корреспондента, просто вспомнили недавно минувшие дни, пережитые радости и огорчения, роковые минуты между жизнью и смертью.

Расстались они уже в предрассветный час. Серов вызвался доставить корреспондента в редакцию. Сам сел за руль большого черного лимузина, подаренного ему премьером революционного правительства Испании. Всей компанией отправились на Малую Дмитровку. Постояли вчетвером на редакционном дворе. Серов взглянул на просветлевшее небо в том направлении, где находится Испания, и сказал с очевидной искренностью, что вовек не забудет эту многострадальную страну и ее свободолюбивый народ.

По свежим впечатлениям Дангулов продиктовал в то утро редакционной машинистке два подвала, и они сразу же, один за другим, появились в «Красной звезде». Правда, подлинные имена героев названы не были. По понятным соображениям автор интервью заменил их псевдонимами, звучавшими по-испански. Но наш догадливый читатель понял что к чему.

А вот теперь один из тогдашних собеседников Саввы Дангулова — генерал-майор В. Шевченко — сам выступает на страницах газеты. Свою статью он назвал предельно просто: «Чему учит первый месяц боев».

Начало у него тоже без каких бы то ни было ухищрений. Сразу — быка за рога: «Авиасоединение уничтожило в воздушных боях почти вчетверо больше самолетов, чем потеряло». И дальше — в том же духе, с такою же, может быть, несколько суховатой, но впечатляющей конкретностью:

«Наши последние системы самолетов не уступают в скорости, маневренности и огневой мощи самолетам противника».

«Советский летчик ищет боя... Лобовой атаки немцы вообще не принимают... Лично мне не известен ни один случай, когда бы фашистский летчик пошел на таран...»

«Справедливость требует отметить, что в первые дни войны еще давали себя чувствовать привычки мирного времени. Некоторые летчики, например, скучали по «Т», а какое может быть «Т» на войне?.. Теперь о «Т» никто не вспоминает. Взлетают против ветра и по ветру, садятся одновременно большими группами, иногда по тридцать самолетов, причем за все время не было ни одного случая столкновений».

«Быстрота доведена до предела. Что касается плохой погоды, то летчики считают ее не помехой, а помощником...»

Статью командира дивизии удачно дополняли выдержки из дневника летчика П. Прилепского. Наш спецкор Николай Денисов привез этот дневник и показал мне, как говорится, в натуральном виде. Обычная ученическая тетрадка с чернильными подтеками на многих страницах.

Нелегко боевому летчику вести дневник. Приходилось ведь вылетать с боевым заданием по пять-шесть раз в день.

«Было так некогда, что не успевал ничего записывать... Гоняли бомбардировщиков, летали в разведку, штурмовали фашистские моточасти. Погода — хуже не придумаешь. Все время под дождем. Вот и сейчас дождь моросит, точно осенью, так что химический карандаш расплывается на бумаге, сам не разбираешь, что пишешь».

Это — запись за 19 июля.

Кроме статьи Шевченко и дневника Прилепского опубликовали на той же полосе несколько кратких заметок об исключительных по своей неожиданности ситуациях. Дали крупноформатный снимок наших фотокорреспондентов Дмитрия Бальтерманца и Федора Левшина: «У самолета — Шевченко с летчиками, только что вернувшимися из боевого полета. Идет разбор воздушной операции».

И конечно, потребовались стихи. Без них полоса — не полоса. Их написал Михаил Светлов. Поначалу у стихотворения не было названия. А по тогдашним понятиям печатать в газете стихи без названия не полагалось.

— Давайте, давайте название, — подгонял я автора.

— Есть подходящее название! — воскликнул наконец Светлов.— «Летчикам авиасоединения Шевченко». Правда, — добавил он, — слово «авиасоединение» не совсем поэтично, его даже не зарифмуешь, но зато оно созвучно всем другим материалам полосы.

С этим «непоэтичным» заголовком стихи и пошли в газету, отчего, по-моему, не утратили своего обаяния.

...Вы неслись за врагом, 
Вас победные ветры качали, 
Тридцать дней боевых, 
Словно тридцать легенд, прозвучали!
И кого мне из вас 
По фамилии раньше назвать, 
Если все, как один, 
Выполняют приказ: — Побеждать! 
Разрешите же вас, 
Вылетающих снова в бои, 
Называть, как страна вас зовет: 
— Дорогие мои!..

Поздно вечером, когда уже заканчивалась верстка газеты, ко мне зашел Эренбург, таинственно улыбаясь. По этой улыбке я понял, что у него припасен какой-то любопытный материал.

— Я принес вам обезьяньи деньги, — сообщил Илья Григорьевич и положил мне на стол пачку так называемых «реквизиционных квитанций», присланных в редакцию на его имя с Северо-Западного фронта. Они были найдены в штабе одной из разгромленных фашистских частей.

— Я напишу небольшую заметку, — сказал писатель.— Принесу через час.— И попросил оставить место в газете строк на восемьдесят.

Илье Григорьевичу отказа не было. Его материалы я тут же при нем вычитывал, и сразу же ставили в номер.

Эренбург словно с хронометром в руках работал. Ровно через час обещанная заметка была готова. Называлась она «Обезьяньи деньги». До этого Илья Григорьевич выступал в «Красной звезде» с крупномасштабными статьями. А этой суждено было положить начало циклу его так называемых «веселых» заметок. Ее невозможно пересказать. Рискну воспроизвести с некоторыми сокращениями:

«Когда во Франции заставляют человека работать задарма или берут вещь, не заплатив за нее, ему говорят: «Он заплатил обезьяньими деньгами». Гитлеровцы набили себе руку на изготовлении обезьяньей монеты.

В Париж они пришли, стараясь сохранить галантность, — они, дескать, не грабят, а покупают. В обозе ехали грузовики, набитые новенькими красивыми ассигнациями. На кредитках значилось — «пять марок», «десять марок», «пятьдесят марок». Французы думали, что это — немецкие деньги.

Было официально объявлено, что одна марка равняется двадцати франкам. Это были обезьяньи деньги — специально напечатанные для захваченных стран. В Германии они не имели хождения. Официально их называли «оккупационными марками»...

Направившись на восток, Гитлер решил соблюдать во всем экономию. Герр Розенберг к тому же сказал, что русские — «примитивные люди». Зачем на них тратиться? Зачем печатать кредитки, хотя бы и фальшивые? И гитлеровцы вторглись к нам с реквизиционными квитанциями. От этих «денег» даже обезьяны отвернутся. На обрывке бумаги напечатано: «Расписка эта недействительна без польного обозначения поливого почтового нумера. Мною (поставить имя) принято у кристьянина (имя) хлеба (цифра) — килограммов, коров (цифра) штук, сала (цифра) —килограмм. Оплачено будет после войны. Неповиновение будет строжайше наказано. Верховное командование армии».

Они даже не потрудились нанять русского корректора из белогвардейцев, чтобы он поправил орфографические ошибки...

Трогательное обещание: «Оплачено будет после войны». Можно предложить этим господам другую, более выразительную редакцию: «Я, Адольф Гитлер, уплачу на том свете гоголевскому пузатому пацюку за сто мисок с галушками».

Гитлеровская армия — это дивизии грабителей. Они не на шутку встревожены тем, что у нас их не ждали ни коровы, ни хлеб, ни сало. Коров угнали, сало увезли, хлеб убрали или сожгли. Разбойникам не пришлось поживиться чужим добром, напрасно они каждый день раскидывают листовки: «Дорогие братцы! Ничего не уничтожайте! Мы за все заплатим! А кто уничтожит, того мы убьем. С револуцьонным приветом». Уговаривают, грозят. Не видать им нашего сала.

Зря они напечатали свои обезьяньи расписки...»

Такие заметки Эренбурга, выставляющие немецких «завоевателей» в карикатурном виде, стали появляться в нашей газете все чаще и чаще. Однажды, вычитывая в присутствии Ильи Григорьевича очередную его миниатюру, называвшуюся «Мотомехмешочники» (о записной книжке бывшего лавочника, обершарфюрера СС Ганса Газет, в которой записано все, что награбил он в Париже, Брюсселе, Афинах, Софии и Каунасе), я спросил писателя:

— Быть может, поставим подзаголовок «Маленький фельетон»?

Илья Григорьевич возразил:

— В фельетоне, по законам этого жанра, допускается домысел, а все, что здесь написано, абсолютно точно, взято с натуры. Неопровержимые факты и документы. Зачем же вводить читателя в сомнение? Оставим, как есть.

Что ж, резонное замечание. Я согласился.

«Веселые» заметки Эренбурга действительно веселили бойцов. Однако помню я один телефонный звонок, за которым последовали сомнения и назидания:

— Так ли надо писать о немецких захватчиках? Не расслабляет ли наших людей такое пренебрежительное, смешное изображение врага? Не до смеха теперь, когда немцы захватили огромную часть нашей территории. Нужны другие слова — суровые, строгие...

Я рассказал об этом звонке Эренбургу. Он выслушал меня внимательно, помолчал, очевидно обдумывая услышанное, и ответил твердо:

— Уверен, что такие сомнения беспочвенны. Наши фронтовики понимают что к чему...

И правда была на его стороне. Об этом свидетельствовали отклики, стекавшиеся в редакцию со всех фронтов, со всех концов страны. В этом убеждали меня и личные беседы с бойцами, с командирами, с политработниками всех степеней во время моих поездок на фронт.

«Веселые» заметки Эренбурга несли в себе не только сарказм. Они вызывали не только смех, но и гнев, презрение к захватчикам, внушали читателям веру в нравственное превосходство наших воинов над фашистскими выродками.

Эренбург «помог разоблачить «непобедимого» германского фашиста, помог распознать в хвастливом немецком нахале первых месяцев войны жадного, вороватого фрица, тупого и кровожадного. Эренбург убивал страх перед немцем, он представлял гитлеровцев в их настоящем виде».

Так оценил Николай Тихонов выступления Ильи Григорьевича в «Красной звезде». [7; 52-58]

От Советского Информбюро

Утреннее сообщение 25 июля

В течение ночи на 25 июля продолжались напряжённые бои на Петрозаводском, Порховском, Полоцко-Невельском, Смоленском и Житомирском направлениях.

Наша авиация действовала по противнику во взаимодействии с наземными войсками и наносила удары по его аэродромам.

* * *

Храбрость и находчивость проявил красноармеец Оленев. Во время разведки вражеского тыла он заметил на опушке леса 3 немецкие автомашины с боеприпасами.

Около машины на траве лежали 12 фашистских шоферов и солдат. Переползая от дерева к дереву т. Оленев подкрался к врагу на 25 метров и бросил в автомашины одну за другой пять гранат. Одна из гранат попала в боеприпасы, сложенные на одной из машин. Взрывом огромной силы уничтожены все немецкие машины и солдаты.

* * *

Разведка донесла командиру танкового батальона капитану Ефремову о том, что на следующее утро рота немецкого танкового авангарда готовится атаковать наш ДОТ. Сообщив командиру ДОТа о готовящейся атаке, т. Ефремов расположил замаскированные танки в нескольких километрах по обе стороны ДОТа. Утром после артиллерийской подготовки танковая рота противника бросилась на ДОТ. Гарнизон ДОТа отважно защищался. За полтора часа противник потерял 8 танков. Но фашисты, не щадя людей и машин, гнали на ДОТ всё новые и новые танки. Отдельные машины начали прорываться к ДОТу. Тогда капитан Ефремов обрушился на врага с обеих сторон. Фашистские танкисты заметались по полю, беспорядочно расстреливая последние снаряды. Танковая рота была разгромлена.

* * *

Группа советских истребителей под командованием орденоносца Зайцева обнаружила большое скопление неприятельской пехоты и начала её обстреливать пулемётным огнём. Во время одного из заходов на цель самолёт т. Зайцева попал в зону зенитного обстрела. Увидев, что командир в опасности, лётчики Пискарёв и Звягин немедленно поспешили в нему на выручку. Зайдя в тыл зенитных установок, они на бреющем полёте атаковали орудийную прислугу. Зенитки замолчали. Пехотная часть фашистов была уничтожена.

* * *

Боец-снайпер Энского подразделения Кузьма Михайлов, заняв выгодную позицию, за один день вывел из строя четырёх белофннских офицеров и 12 солдат. В другом бою т. Михайлов меткими выстрелами перебил вражеский командный состав наступавшей роты. Это дезорганизовало ряды противника. Наши бойцы воспользовались замешательством белофиннов и бросились в контратаку. В штыковом бою враг потерял больше 30 солдат и офицеров убитыми и ранеными. В плен захвачено 49 белофиннов.

* * *

Фашистская танковая колонна прорвалась на нашу территорию и двинулась к железной дороге. Энская красноармейская часть капитана Серкова, которой было приказано задержать противника, минировала шоссе. На минах взорвалось несколько немецких танков. Советские артиллеристы и эскадрилья пикирующих бомбардировщиков открыли огонь по остальным танкам врага. Оставив на поле боя двадцать разбитых танков, противник отступил.

* * *

В глубоком тылу у немцев отважно действует партизанский отряд под командованием колхозника Д. Отряд вооружён пулемётами, автоматами, гранатами и противотанковыми средствами. Партизаны смело нападают на немецкие моторизованные отряды, разрушают связь, подрывают снабжение фашистских частей продовольствием, горючим и боеприпасами. Около деревни П. партизаны на рассвете внезапно напали на крупный отряд противника, а затем отошли, заманив фашистских солдат в болото. Бой продолжался около трёх часов. Большая часть вражеского отряда была уничтожена.

* * *

Энский стрелковый полк, действующий на Юго-Западном направлении, стремительной контратакой разгромил фашистские части и занял их позиции. На лесной просеке неподалёку от штабного блиндажа красноармейцы обнаружили груду обуглившихся трупов. Как сообщили пленные германские солдаты, фашистские офицеры, захватив в плен несколько красноармейцев, зверскими избиениями пытались добиться от них показаний. Не добившись ответа, фашисты связали истерзанных красноармейцев, облили бензином и заживо сожгли. Рядом с останками сгоревших героев был найден ещё один труп замученного фашистами красноармейца. Гитлеровские палачи обрезали у него уши, вырвали язык и содрали кожу на руках.

* * *

В порту Гдыня во время погрузки снарядов на транспортное судно произошёл взрыв. Силой взрыва повреждены находившиеся в порту германские эсминец и минный тральщик. Фашистские власти арестовали свыше 200 портовых рабочих, подозреваемых в диверсии.

* * *

Партизанский отряд норвежских рабочих под командованием X. Ларсена, действующий в фашистском тылу на севере Финляндии, напал па немецкую автоколонну. Сопровождавшие колонну немецкие солдаты и офицеры перебиты. 15 автомашин с боеприпасами и продовольствием уничтожены.

* * *

Быстрыми темпами поставок сельскохозяйственных продуктов колхозное крестьянство помогает Красной Армии громить немецко-фашистские полчища. В Краснояружском районе, Курской области, колхозники каждый день отправляют обозы с сеном, зерном, молоком, мясом и яйцами. Колхоз «Память Ильича» выполнил годовой план сдачи хлеба из запасов прошлогоднего зерна. Колхоз «Красный партизан», Богучарского района, Воронежской области, сдал государству первые 40 центнеров хлеба нового урожая. Бригада возчиков зерна решила делать три рейса на ссыпной пункт вместо одного, чтобы доставлять государству не менее 50 центнеров хлеба ежедневно. Колхозы имени Фрунзе н имени Ворошилова, Ленинабадского района. Таджикской ССР, заканчивают поставки всех видов сельско­хозяйственных продуктов и готовятся начать сдачу скота в счёт обязательств 1942 года. Колхозники сельскохозяйственной артели «Интымах» Иканского аулсовета, Южно-Казахстанской области, выполнили все обязательные поставки зерна и продали государству сверх плана в 10 раз больше хлеба, чем в прошлом году.

Вечернее сообщение 25 июля

В течение 25 июля наши войска вели бои с противником на Порховском, Полоцко-Невельском, Смоленском и Житомирском направлениях. Каких-либо существенных изменений в положении войск не произошло.

Наша авиация в течение 25 июля наносила удары по мотомехчастям и аэродромам противника, бомбила порты Констанцы и Сулина.

Но неполным данным, за 24 июля сбито в воздушных боях и уничтожено на аэродромах 34 немецких самолёта. Наши потерн — 13 самолётов.

25 июля утром в районах, прилегающих к Москве, появилось 6 немецких самолётов, из коих 5 было уничтожено нашими истребителями.

* * *

В числе документов, захваченных нашими войсками при разгроме 52 немецкого химического полка западнее Ситня, обнаружена папка с секретными картами и схемами европейской части Турции и проливов. Как установлено показаниями пленных, 52 полк перед началом военных действий дислоцировался в Восточной Пруссии, куда он был переброшен с Балкан. В папке находится брошюра «Военно-географические данные о европейской части Турции, включая проливы». На схемах и картах нанесены военные объекты Турции: аэродромы, арсеналы, заводы, портовые сооружения и др. Приведены подробные сведения о размещении турецких войск, о подвижном составе, даются указания о возможности высадки морского десанта, о размещении оккупационных армий и штабов, указываются места, наиболее уязвимые со стороны моторизованных армий. Все хранившиеся в папке документы изданы генеральным штабом германской армии с грифом: «Только для служебного пользования». Все эти секретные документы ещё раз разоблачают агрессивные планы германского правительства в отношении Турции.

* * *

Приближаясь к своему аэродрому после выполнения боевого задания, экипаж скоростного бомбардировщика лейтенанта Киреева заметил звено фашистских «Юнкерсов-88». Лейтенант немедленно атаковал вражеские самолёты. Полная бомбовая нагрузка немецких самолётов ограничивала их манёвренность. Это прекрасно использовал экипаж советского самолёта. Штурман лейтенант Чуприн и стрелок-радист старший сержант Саломатин сбили два «Юнкерса» и обратили в бегство третий.

* * *

Старший лейтенант Арсений Дмитриев славится в Энской авиационной части как неуязвимый лётчик-истребитель. За первый месяц Отечественной войны тов. Дмитриев сбил 11 фашистских самолётов.

* * *

Решительной контратакой Энская красноармейская часть отбросила противника от пункта Г. Толпы фашистов побежали к единственному уцелевшему мосту через речку Н. Преследуя противника, бойцы подразделения старшего сержанта Зиатханова наблюдали картину, ярко иллюстрирующую пресловутое «мужество» гитлеровских офицеров. Автомашина с пятью немецкими офицерами неслась к мосту, давя на своём пути бегущих солдат. На большой скорости машина въехала на мост. Многие солдаты были сброшены в воду. Однако прямым попаданием снаряда автомашина со всеми пассажирами была уничтожена. Попытка немецких офицеров спастись бегством не удалась.

* * *

В боях у города Н. захвачена в плен большая группа немцев. Найденные у них письма представляют большой интерес. Несмотря на суровую цензуру фашистов, германские солдаты получают печальные вести о жизни их родных и знакомых в тылу. Жена штабного врача Готельгнаса пишет мужу: «Видел бы ты жителей, которые с трёх часов утра стоят в очереди. Надо прямо попрошайничать, чтобы что-нибудь получить. В лавках пусто... Если ты приедешь в отпуск, привези жиров...». Вахмистру Отто Бритман сообщают: «Ужасно, что в город прибывает так много раненых. На местном кладбище очень много могил солдат, умерших в госпиталях. А сколько их остаётся на ноле битвы!». Жена старшего ефрейтора Билли Халек извещает мужа о том, что в городе арестовали многих людей, которые уклоняются от трудовой повинности, пишет о необычайном удорожании жизни. Подавляющее большинство писем, посланных из различных городов и сёл Германии, неизменно заканчивается вопросом: «Когда же кончится война?».

* * *

Борьба чехословацкого народа против фашистских поработителей принимает всё более широкие размеры. 20 июля был взорван эшелон оружия, отправленного с заводов Шкода. На военных заводах в Млада-Болеславе, Брно и Градец-Кралове почти ежедневно происходят массовые аресты рабочих за то, что они снижают производительность оборудования, затягивают ремонт станков, сильно увеличивают процент брака. Известный нацистский застенок в Брюнне, так называемый Шпильберг, переполнен, несмотря на то, что оттуда каждую ночь вывозят несколько грузовиков с трупами замученных чехословаков. Сейчас фашисты создали ещё два новых концентрационных лагеря, куда брошены сотни людей.

Чехословацкие патриоты, несмотря на кровавые репрессии немцев, расклеили на улицах Праги и других городов листовки с текстом Советско-Чехословацкого соглашения о взаимной помощи и поддержке в войне против гитлеровской Германии.

* * *

По-стахановски трудятся советские патриотки, сменившие у станков и машин своих отцов, мужей и братьев, ушедших на фронт. Тысячи женщин становятся командирами производства и с успехом осваивают новые профессии. Молодой инженер Ольга Сизова до Отечественной войны была экономистом Саратовской фабрики им. Халтурина. Теперь она — начальник шлифовального цеха. Под руководством тов. Сизовой рабочие и работницы цеха систематически перевыполняют нормы. Больше двух норм ежедневно даёт шлифовальщица М. Куделькина; в полтора раза перевыполняет задание К. Серебрякова. Работницы Энского металлургического завода тт. А. Бабенко, П. Протасова, П. Петрикова и Ю. Жогова овладели специальностями оператора, кранового машиниста и шофёра. Сейчас они осваивают профессию вальцовщика. На станции Голиковка молодая стрелочница Л. Шарко заменяет двух стрелочников. Она обслуживает 9 стрелок, которые всегда находятся в образцовом порядке. На Энском металлургическом заводе Воронежской области большой известностью пользуется токарь т. Жидкова. На трёх станках она даёт в день четыре нормы. Четыре зуборезных и долбёжных станка обслуживает работница Челябинского тракторного завода Анна Овчинникова. В Красную Армию ушёл лучший стахановец Энского кирпичного завода Афанасий Дмитриев, установивший всесоюзный рекорд посадки кирпича в гофмановскую печь. При норме в 18 тысяч кирпичей бригада т. Дмитриева сажала за одну смену 43 тысячи. Стахановца-кирпичника заменила работница Мария Кондратьева, ранее занятая на катании сырца. Упорно и настойчиво учится она новому делу. На днях её бригада посадила в печь 33.840 кирпичей.

* * *

В ночь с 22 на 23 июля во время налёта на Москву фашистские самолёты сбросили на территорию Музея-Усадьбы Л. Н. Толстого свыше двадцати зажигательных бомб. В эту ночь дежурили заведующий Музеем-Усадьбой тов. Теодорович и сотрудники Гусева, Зубарев, Тюрина и Юнисов. Они быстро ликвидировали очаги пожара. Небольшая группа сотрудников музея самоотверженно отстояла здание музея и его экспонаты. [21; 80-83]