22 июля 1941 года - 31 день войны
Издан приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР №241 по противовоздушной обороне г. Москвы, в котором говорилось об успешном отражении налета вражеской авиации на Москву. [3; 34]
Первым в истории Великой Отечественной войны стал дважды Героем Советского Союза командир авиаполка С.П. Супрун за участие в воздушных боях в небе Белоруссии (посмертно; погиб 4.7.1941 г.). [1; 57]
Опубликовано сообщение о том, что после начала войны 2600 женщин Киргизии взялись изучить трактор, 512 — овладеть комбайном. В Фрунзенской области 200 колхозниц уже сели за руль трактора, Свыше 400 женщин готовятся заменить мужчин на железнодорожном транспорте, 3000 девушек учатся в санитарных кружках. [3; 34]
Немецкие войска оккупировали г. Вапнярка Винницкой области. [1; 57]
Хроника событий в Ленинграде
Утро прошло спокойно. Вечером пять групп вражеских бомбардировщиков устремились на Ленинград. Еще на дальних подступах к городу их встретили 75 наших истребителей. Потеряв 13 самолетов, фашисты и на этот раз не прорвались к Ленинграду.
Чтобы ослабить активность противника в воздухе, был предпринят налет на одну из его авиационных баз. «Мессершмитты» пытались помешать этому. Выручая командира, младший лейтенант Владимир Шавров резко развернулся и таранил врага. Среди летчиков противника произошло замешательство. Воспользовавшись этим, наши истребители сбили еще два самолета. Тем временем летчики, штурмовавшие аэродром, сожгли восемь вражеских машин.
Помогли летчики и защитникам Лужского рубежа. У деревни Язвище курсанты Ленинградского пехотного училища при поддержке курсантского дивизиона Ленинградского артиллерийского училища имени Красного Октября вели тяжелый бой против вражеских танков и мотопехоты. Летчики-штурмовики КБФ, несмотря на сильный зенитный огонь, атаковали колонну противника и зажгли несколько его танков.
Метко били по противнику артиллеристы курсантского дивизиона. Уже в самом начале вражеской атаки противотанковые батареи старших лейтенантов Л. Зонова и П. Астафьева поразили девять танков. Три танка, пытаясь уйти от огня, повернули на левый фланг и попали под снаряды батареи лейтенанта В. Грицаева. Атака захлебнулась. Но четыре танка скрытно, по опушке леса все же продвинулись вперед и оказались метрах в трехстах от орудия, которым командовал курсант В. Петров. Мгновенно открыв огонь, расчет поджег головную машину. Остальные, стреляя на ходу, приближались к орудию. Вражеский снаряд вывел его из строя. Наступавшие за танками три десятка автоматчиков окружили курсантов. Отстреливаясь и отбиваясь гранатами, восемь советских воинов сумели вырваться из кольца...
22 июля Ленинградский горком партии дал указание секретарям райкомов в трехдневный срок подобрать для каждого домохозяйства политорганизатора. В его обязанность входит вести среди населения массово-политическую работу, бороться за повышение бдительности и укрепление противовоздушной защиты дома. Одним словом, бороться за превращение каждого дома в крепость. [5; 28-29]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
Под утро поступило сообщение ТАСС: «В 22 часа 10 минут 21 июля немецкие самолеты в количестве более 200 сделали попытку массового налета на Москву. Налет надо считать провалившимся. Заградительные отряды нашей авиации не допустили основные силы немецких самолетов к Москве. Через заградительные отряды к Москве прорвались лишь отдельные самолеты противника. В городе возникло лишь несколько пожаров жилых зданий. Имеется небольшое количество убитых и раненых, ни один из военных объектов не пострадал.
Нашей ночной авиацией и огнем зенитных батарей по неполным данным сбито 17 немецких самолетов. Воздушная тревога продолжалась 5 с половиной часов».
Эта ночь запомнилась. Воздушных тревог и до того было немало. Преимущественно — учебных, но случались и боевые — отдельные немецкие самолеты неоднократно пытались прорваться к Москве.
Противовоздушная оборона столицы усиленно готовилась к массированным налетам фашистской авиации. Готовилась к ним и редакция: заранее были разработаны маршруты следования наших корреспондентов на аэродромы истребительной авиации и огневые позиции зенитных батарей; расписаны дежурства на постах ПВО в пределах самой редакции и типографии. В качестве главной задачи дежурным ставилось обезвреживание зажигательных бомб. Сотрудникам, свободным от дежурства, предписывалось: по сигналу воздушной тревоги непременно спускаться в полуподвальный этаж, бывшее складское помещение, которое считалось теперь бомбоубежищем, и продолжать там работу над очередным номером газеты.
Хлипкое редакционное здание — в прошлом чаеразвесочная фабрика — с годами хаотически обросло многочисленными пристройками «на живую нитку» и, казалось, только и ждало ветра похлеще, чтобы превратиться в развалины. Пребывание в нашем «бомбоубежище» Илья Эренбург назвал «презрением к смерти». С тех пор наш полуподвал так и называли.
Как вел себя наш в общем-то дисциплинированный коллектив в ночь на 22 июля, можно судить хотя бы отчасти по моему приказу от 22 июля. Там говорится:
«Во время налета немецких самолетов на Москву в редакции и типографии «Красной звезды» наблюдалась исключительная неорганизованность. Работники редакции и типографии, в том числе начсостав, который должен был показать пример выполнения правил ПВО, нарушали эти правила, выходили на улицу, лазили на крышу. Очевидно, эти товарищи не понимают, что идет не игра в бирюльки, а кровавая война с жестоким и коварным врагом...»
И если быть уж совсем откровенным, то должен признаться, что к тому начсоставу, который не показывал примера в выполнении правил ПВО, относился и сам я.
Мало что изменилось и после моего приказа при последующих массовых налетах немецкой авиации на столицу. Илья Эренбург, с недовольством уступая настоянию редакционного коменданта, спускался в бомбоубежище не чаще как «через два раза на третий». Кое-как примостившись там с пишущей машинкой на коленях, он сосредоточенно достукивал очередную статью. Пушечная пальба над головой и грохот воздушных боев не отвлекали его от дела.
Туго приходилось коменданту и с Толстым, если тот тоже оказывался в редакции во время воздушной тревоги.
— Опять тащите меня в свое «презрение»,— с улыбкой говорил он. И не шел в наше убежище.
Как-то в один из ночных налетов на Москву немецкой авиации Толстой вышел во двор редакции и, не обращая внимания на падающие сверху осколки зенитных снарядов, пристально наблюдал, как шарят по небу мощные прожекторы, как время от времени ловят они в перекрестье своих лучей вражеский бомбардировщик.
В одну из таких минут позади редакционного корпуса, в парке «Эрмитаж», раздался взрыв бомбы, зазвенели стекла. Толстой обернулся неторопливо, довольно спокойно спросил: «Что там?» После чего опять погрузился в созерцание бесноватой пляски тысяч огней в растревоженном московском небе. Позже он напишет о том, как «огненная строчка» трассирующих пуль «прошила» немецкий бомбардировщик.
Так же мужественно вели себя в ту ночь — да и не только в ту, а и во все последующие тревожные ночи — наши типографские рабочие: линотиписты, печатники, стереотиперы, цинкографы. Большинство из них оставалось в цехах, готовило газету к выходу — несмотря ни на что «Красная звезда» должна была выйти.
К утру вернулся с огневых позиций зенитной батареи Ильенков. Зашел ко мне, вдохновенно принялся рассказывать, как удачно эта батарея вела свой первый бой, какие там замечательные люди. Понравились ему командир батареи лейтенант Туркало, младший политрук Аксенов, командир приборного отделения Шапиро. Я прервал Ильенкова:
— Василий Павлович, не теряйте времени. Садитесь писать обо всем этом...
Прибыли с аэродрома Милецкий и Хирен. У них тоже много интересного: капитан Титенков сбил на подступах к Москве два немецких бомбардировщика; в обломках обоих самолетов среди трупов обнаружены офицеры с полковничьими погонами. В полевых сумках немецких летчиков оказалось много разных документов. Корреспонденты выпросили и привезли в редакцию карту с проложенным на ней маршрутом фашистского бомбардировщика. Долго пришлось петлять налетчикам при выходе на цель.
Не менее любопытно привезенное корреспондентами письмо некой Лотти — тоже из числа трофейных бумаг со сбитого бомбардировщика. Эта Лотти делится своей радостью: «...достала две пачки сигарет и хлебные талоны — каждый талон на 100 граммов».
В тот же день приказом наркома обороны была объявлена благодарность участникам боев с вражеской авиацией, рвавшейся к Москве. А затем появился Указ о награждении орденами и медалями наиболее отличившихся защитников столицы. В их числе оказались и те, кем так восторгался Ильенков, о ком писали наши корреспонденты Хирен и Милецкий.
Среди награжденных орденом Красного Знамени был один летчик без воинского звания, вроде бы гражданский человек — Галлай Марк Лазаревич. Тогда я лишь мельком отметил это, а сорок лет спустя, перечитывая Указ, невольно задержался на знакомом имени. Марка Лазаревича я знаю по Союзу писателей. Интересная личность! Он автор многих очень хороших книг о летчиках. Сам заслуженный летчик-испытатель, доктор технических наук, Герой Советского Союза. Позвонил ему, спросил на всякий случай:
— Кто такой Галлай, награжденный орденом Красного Знамени за отражение первого воздушного налета на Москву? Не однофамилец?
— Нет. Это я сам.
— Почему в Указе не названо ваше воинское звание?
Галлай объяснил. Он работал тогда летчиком-испытателем в ЦАГИ. Там был создан специальный отряд для борьбы с фашистской авиацией. В ночь на 22 июля Галлай в составе этого отряда принял участие в отражении налета немцев на Москву и лично сбил фашистский бомбардировщик. Лишь после того ему присвоили звание старшего лейтенанта. Теперь он полковник.
Фашистская авиация, прорывавшаяся 22 июля к Москве, получила мощный отпор. Мы не сомневались, что геббельсовская пропагандистская машина переврет все по-своему. Но как? Проследить за этим было поручено Ерусалимскому — начальнику иностранного отдела «Красной звезды».
Ерусалимского призвали в армию в первые же дни войны. Присвоили звание полкового комиссара. Но, как он ни старался, вполне армейским человеком стать не смог, штатское выпирало изо всех его пор: согбенная фигура, походка вразвалку, гимнастерка почему-то пузырится на спине, и кажется — вот-вот подол ее выбьется из-за поясного ремня. С подчиненными — запанибрата, со старшими по званию — подчеркнуто независим. Однако какое это имело значение, если человек знает, любит и хорошо исполняет порученное дело? Ерусалимский был видным международником, профессором.
Вообще я полагаю, что в газете — даже военной! — придерживаться строго табели о рангах трудно. Конечно, дисциплина есть дисциплина, без нее не обойтись нигде, а в военном учреждении — тем более. Но главное, самое главное в редакционном коллективе — творческое начало, творческая обстановка. Если редактор думает по-другому, он заранее обрекает свою газету на прозябание. Напомнить об этом я счел нужным потому, что наткнулся недавно в архиве одной военной газеты на удивительный документ: приказ, подписанный уже в конце войны, о наложении взыскания на одного из корреспондентов... за пререкание. Заинтересовался я этим случаем. Поспрошал бывших сотрудников той газеты. И выяснилось следующее. Корреспондент написал статью. Редактору она не понравилась и была забракована. Автор попытался доказывать свою правоту. Это и было расценено как пререкание, за что тут же последовал выговор.
Вспоминаю наши ежедневные редакционные планерки, или, как их называли еще, летучки. На них перед планированием очередного номера всегда обсуждали только что вышедший. При этом критика была бескомпромиссной. Слабые материалы и даже частные погрешности в хороших материалах подвергались нелицеприятному обсуждению. Каково было при этом редактору? Скажем, директор завода в иных случаях вину за брак в том или ином цехе вправе отнести за счет начальника цеха, председатель колхоза за огрехи на вспаханном поле может винить бригадира. А у нас же в тогдашней «Красной звезде» сложилась совершенно иная ситуация. Дежурных редакторов не было. Не было и редколлегии. Ответственный редактор являлся единоначальником в самом полном смысле этого слова. Не мог я переложить вину за изъяны в газете ни на начальника отдела, ни на литературного сотрудника, ни на автора. Ведь каждый материал от заголовка до подписи я сам вычитывал. А поскольку проглядел какие-то ошибки, изволь и краснеть за них. На то ты и ответственный редактор.
Не скажу, что та критика доставляла мне большое удовольствие. Однако мне и в голову не приходило рассматривать это как пререкания. Во всяком случае, выговоров в таких случаях у нас не объявлялось никому.
Независимость мнений и суждений в нашем дружном коллективе, в творческой редакционной обстановке считалась естественным делом.
Каждый вечер, вернее — ночью, Ерусалимский приносил мне переводы из иностранных газет и радиопередач наших союзников и нейтральных стран, а также обзоры гитлеровской прессы и радио. После первого массированного налета вражеской авиации на Москву он явился с внушительной пачкой радиоперехватов из Берлина. В первом же из них сообщалось:
«Пожары в Москве бушевали всю ночь, а наутро москвичи увидели руины Кремля, по которым бродили в поисках чего-то какие-то люди!»
В другой радиопередаче утверждалось, что полностью разрушена Центральная электростанция Москвы, прекратилось движение городского транспорта, население в панике бежит из разрушенного, пылающего города.
Об этом же кричали специальные листовки, сброшенные гитлеровскими летчиками над боевыми порядками наших войск. В редакцию полетели запросы из действующей армии: как там Москва?
Надо было ответить. Хорошо, если бы за это взялся Алексей Толстой. Два дня назад «Красная звезда» напечатала его большой очерк «Смельчаки» — о мужестве и прямо-таки необычайных подвигах двадцати пяти советских военнослужащих, прорвавшихся из немецкого окружения. Это был, пожалуй, его первый за войну истинно художественный очерк. Хотелось, чтобы и ответ берлинским брехунам отличался бы такою же яркостью и убедительностью.
Позвонил Алексею Николаевичу. Он, как обычно, немедленно прибыл в редакцию. Ничего я ему не сказал о причине приглашения, а отвел в свою комнатку, дал тексты радиоперехватов, попросил прочитать и вышел. Из приемной позвонил нашему хозяйственнику — сказал, чтобы дали Толстому перекусить что-нибудь получше. «Получше» означало: немного колбасы, тарелку винегрета да чай с печеньем.
Когда некоторое время спустя я вернулся в свою комнату и увидел, с каким аппетитом Алексей Николаевич уминает наше угощение, я понял, как скудно жилось в те дни большому писателю. Тут же узнал от него самого, что паек он получает более чем скромный. Я сразу же позвонил наркому торговли, попросил заменить этот паек, назвал другую — более высокую категорию снабжения.
— Та норма установлена для заместителей наркомов! — последовал ответ.
— Да, но заместителей-то наркомов сколько! А Толстой ведь один! — возразил я.
— Это верно,— согласился нарком и отдал соответствующее распоряжение...
Алексей Николаевич успел тем временем прочитать врученные ему материалы и сам догадался, чего ждет от него «Красная звезда».
— Я им отвечу,— пообещал он.
И ответил, предварительно объездив на редакционной машине всю Москву и ближайшие московские пригороды. Об увиденном написал:
«Вот два обгорелых дома, на их крыши свалился фашистский бомбардировщик, сбитый высоко в небе прямым попаданием зенитного снаряда... Далеко от центра города разрушены здания детской больницы и клиники... Разрушено большое здание школы... От прямого попадания бомбы обрушилось крыло драматического театра. Разрушений, в общем, так немного, что начинаешь не верить глазам, объезжая улицы огромной Москвы... По своим маршрутам ходят трамваи и троллейбусы. Позвольте, позвольте, Геббельс сообщил, что вдребезги разбита Центральная электростанция. Подъезжаю, но она стоит там же, где и стояла, даже стекла не разбиты в окнах...»
Писатель побывал также в Кремле и увидел, что «Кремль с тремя соборами хорошего древнего стиля, с высокими зубчатыми стенами и островерхими башнями, столько веков сторожившими русскую землю, и чудом архитектурного искусства псковских мастеров — Василием Блаженным — как стоял, так и стоит».
Репортаж Алексея Толстого мы напечатали под заголовком «Несколько поправок к реляции Геббельса». [7; 44-50]
От Советского Информбюро
Утреннее сообщение 22 июля
В течение ночи на 22 июля шли упорные бои на Псковском, Полоцко-Невельском, Смоленском и Новоград-Волынском направлениях.
На остальных направлениях и участках фронта крупных боевых действий не велось.
Наша авиация действовала по уничтожению мотомехчастей противника.
По предварительным данным за 21 июля нашей авиацией в воздушных боях сбито 32 самолёта противника. Наши потери 8 самолётов.
* * *
Во время боёв под местечком N наши части обнаружили на территории, очищенной от противника, немецких солдат, прикованных цепями к противотанковым пушкам и другим видам оружия. Так, под Варняем был найден немецкий солдат, прикованный за шею к противотанковой пушке. В районе N наши части подбили 10 фашистских танков. В одной из вражеских машин водитель метался в огне, но не мог вылезти из танка, так как был прикован к сиденью.
* * *
Орудийный расчёт т.т. Нурманова и Атайманова в течение нескольких часов отбивал атаку вражеских танков близ пункта Л. В бою с противником артиллеристы разбили пять фашистских машин. Успешно действовали также другие орудийные расчёты. Младший сержант Ковалевский расстрелял шесть тяжёлых немецких танков, командир орудия Корухов — четыре танка.
* * *
В трёх километрах от местечка Л. высадился десант немецких парашютистов. Командир танкового подразделения Бачекашвили приказал экипажам трёх танков истребить фашистов. Внезапное появление советских танков внесло смятение в ряды врага. Танкисты полностью уничтожили весь отряд диверсантов.
* * *
Батарея лейтенанта Головина дважды попадала в окружение немцев, но каждый раз советские артиллеристы отбивали врага. В боях с противником батарея уничтожила около роты немцев и миномётную батарею. Красноармеец-наводчик Локтев вывел из строя три вражеских танка.
* * *
Под ураганным огнём противника отважный пулемётчик Медведев выдвинул свой пулемёт на позицию, расположенную вблизи от вражеских частей. Меткими очередями он уложил несколько десятков белофиннов, пытавшихся перейти в наступление. Бой кончился. Тов. Медведев заметил группу финских офицеров и солдат, вышедших на разведку. Отважный пулемётчик открыл внезапный огонь. Шесть офицеров и девять солдат были уничтожены.
* * *
Красноармейская пехотная часть под командованием капитана Белогривова успешно действует в тылу противника. 20 июля она разгромила германскую мотоколонну. Капитан Бслогривов минировал несколько участков дороги, по которой двигались немецкие войска, и устроил засаду на крутом повороте. Утром 20 июля четыре вражеские машины, шедшие впереди автоколонны, попали на мины и взорвались. Красноармейцы-снайперы меткими выстрелами выводили из строя водителей машин и наносили повреждения моторам. Удар был настолько неожиданным, что немцы не сумели оказать серьёзного сопротивления. Воспользовавшись паникой, красноармейцы подошли вплотную к дороге и забросали ручными гранатами фашистские автомашины и деморализованные кучки солдат. Только небольшому количеству автомашин удалось скрыться. На поле боя осталось более 300 убитых германских солдат и офицеров, 33 вышедших из строя грузовика,6 орудий, 8 станковых и 14 лёгких пулемётов.
* * *
На угольных шахтах Донецкого, Кузнецкого и других бассейнов необычайный патриотический подъём. Горняки, все как один, стремятся дать стране тысячи тонн угля сверх плана. Настроение шахтёров прекрасно выразил бригадир навалоотбойщиков шахты № 22 треста «Донбассантрацит» тов. Чуйко: «Старые нормы теперь нам не подходят». Бригада тов. Чуйко требует заданий из расчёта 250 процентов нормы и выполняет их. Забойщик участка «Никанор-Восток» шахты «Центральная-Ирмино» имени Сталина тов. Синяговский составил план работы на военное время — план удвоения и утроения выработки угля. Тов. Синяговский ежедневно вырубает 65-72 тонны, т. е. три — четыре нормы. Все 14 забойщиков его участка дают по две нормы. В шахте № 17-бис организована первая в Донбассе бригада женщин-навалоотбойщиц. Сейчас 10 женщин бригады Бабичевой грузят по 14-15 топи антрацита каждая. Эта бригада имеет уже врубового машиниста тов. Полину Танцюру. Коллектив 3-го участка шахты «За индустриализацию» ежедневно вырабатывает сверх плана 100 с лишним тонн угля. В июле все тресты Кузнецкого бассейна выполняют и перевыполняют свои планы. Выработка угля намного выросла по сравнению с мирным временем. Стало обычным явлением, что тысячи рабочих дают по три — четыре нормы. Недавно забойщик шахты № 2 треста «Кагановичуголь» тов. Борисов выполнил тринадцатимесячную программу.
Вечернее сообщение 22 июля
В течение 22 июля наши войска вели большие бои на Петрозаводском, Порховском, Смоленском и Житомирском направлениях. Существенных изменений в положении войск на фронтах не произошло.
Наша авиация за 22 июля сбила 87 самолётов противника. Потери советской авиации — 14 самолётов.
По дополнительным данным, при попытке немецких самолётов совершить в ночь с 21 на 22 июля массовый налёт на Москву уничтожено 22 немецких бомбардировщика. В условиях ночного налёта эти потери со стороны противника надо признать весьма большими. Рассеянные и деморализованные действиями нашей ночной истребительной авиации и огнём наших зенитных орудий, немецкие самолёты большую часть бомб сбросили в леса и на поля на подступах к Москве. Ни один из военных объектов, а также ни один из объектов городского хозяйства не пострадал.
Следует отмстить самоотверженное поведение работников пожарных команд, работников милиции, а также московского населения, которые быстро тушили зажигательные бомбы, сброшенные над городом отдельными прорвавшимися самолётами, а также начинавшиеся пожары.
* * *
Н-ский кавалерийский полк в районе З., преследуя отступающие румыно-германские части, окружил и полностью уничтожил пехотный батальон противника.
* * *
350 пленных и 472 мотоцикла захвачены танковым батальоном майора Апресяна после разгрома германской мотомеханизированной группы войск.
* * *
15 июля в боях западнее Ситня, что восточнее Пскова, при отступлении немецких частей нашими войсками захвачены секретные документы и химическое имущество 2-го батальона 52 миномётного химического полка противника. В одном из захваченных пакетов находились: секретная инструкция НД № 199 «Стрельба химическими снарядами и минами», издания 1940 г., и секретные дополнения к инструкции, разосланные войскам 11 июня текущего года. Эти документы содержат тщательно разработанные указания по технике п тактике применения отравляющих веществ в большом масштабе. В дополнении к инструкции указывается на то, что химические войска получат новые миномёты образца «40», калибра 10 сантиметров и образца «d», а также новые химические мины.
Захваченные частями Красной Армии германские секретные документы с исчерпывающей полнотой доказывают, что германский фашизм втайне готовит новое чудовищное злодеяние — широкое применение отравляющих веществ. В составе действующих германских войск имеются специальные химические части по отравляющим веществам.
* * *
В боях за переправу через реку С. особенно отличились миномётчики Круглов, Дьяков и Волченков. Метким огнём своих миномётов они за три дня вывели из строя две противотанковые батареи противника, несколько пулемётных гнёзд и два крупных орудия.
* * *
Энский батальон успешно отразил танковую атаку противника. В бою с вражескими машинами инициативу и смётку проявило подразделение сапёр под командованием старшего лейтенанта Меньшикова. На умело расставленных минах подорвано 19 фашистских танков.
* * *
Из Голландии поступают сведения о диком разгуле германской военщины в стране. В тюрьмах и концлагерях заключены тысячи государственных и общественных деятелей. Арестованы все депутаты парламента. Грабительский вывоз продуктов в Германию вызвал в Голландии острый продовольственный кризис. Население голодает. В ответ на репрессии фашистов поджигаются немецкие склады продовольствия и боеприпасов, разрушаются дороги, по которым перебрасываются германские войска. Немцы пытались организовать в Голландии кампанию по вербовке добровольцев на восточный фронт. Фашистская затея, как и следовало ожидать, потерпела крах. Добровольцев проливать кровь за фашизм не нашлось. Попытка немцев насильно включить голландских солдат в отряды «добровольцев» встречает упорное сопротивление.
* * *
Оккупационные власти во Франции встревожены многочисленными поджогами немецких гаражей, складов и казарм, частыми вооружёнными нападениями на немецких солдат и офицеров. По ночам во всех городах оккупированной части Франции немецкие солдаты и тайная полиция ищут спрятанное жителями оружие. В городе Бове за одну ночь арестовано и расстреляно 28 французов, у которых найдены пистолеты и мелкокалиберные винтовки. В городе Шони фашисты зверски расправились с семьёй служащего Жана Шеврие, заподозренного в хранении оружия.
* * *
Сотни тысяч советских студентов и школьников трудятся на заводах и на колхозных полях, заменив отцов и братьев, ушедших на фронт. В Незамаевском зерносовхозе работает 200 краснодарских школьников. Многие из них с первых дней выполняют нормы на 200-250 процентов. Некоторые школьники стали хорошими штурвальными на комбайне. Школьники Советского района, Курской области, пропололи 11 тысяч гектаров зерновых культур. Две тысячи студентов и школьников города Калинина добывают торф. Пятьсот студентов Ростовского машиностроительного института встали к станкам на заводе «Ростсельмаш». Более двух тысяч студентов Уфы и Белорецка работают на паровозоремонтном заводе и других предприятиях. Ленинградский сельскохозяйственный институт организовал для студентов краткосрочные курсы трактористов и комбайнеров. Около 200 студентов института уже закончили курсы. Т.т. Андреева, Секарев, Проценко отлично управляют и комбайном и трактором. Молодые патриоты заботятся о раненых бойцах и командирах Красной Армии, готовят госпитали, руководят курсами медицинских сестёр, работают в больницах. Студенты 1-го Московского медицинского института готовят для армии во всех районах Москвы медицинских сестёр. [21; 73-75]
