29 декабря 1941 года - 191 день войны
Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «О военном налоге». Налог взимался со всех граждан СССР, достигших 18 лет, и вводился с января 1942 г. [3; 122]
СНК СССР принял Постановление «О восстановлении угольных шахт в Подмосковном бассейне». СНК СССР постановил для обеспечения промышленности и транспорта Москвы и области подмосковным углем приступить к восстановлению угольных шахт Подмосковного бассейна, и в первую очередь 27 шахт, с пуском в эксплуатацию 15 шахт — к первому февраля и 12 шахт — к 15 февраля 1942 г. [3; 122-123]
Советские войска освободили г. Феодосия (Крым). [1; 103]
Опубликовано коммюнике о беседах между Председателем СНК СССР и Народным Комиссаром иностранных дел, с одной стороны, и министром иностранных дел Великобритании — с другой, по вопросам ведения войны и послевоенной организации мира в Европе. [3; 123]
За образцовое выполнение заданий правительства по выпуску оборонной продукции Президиум Верховного Совета СССР наградил Горьковский автозавод орденом Ленина и орденами и медалями — его работников. [3; 123]
Опубликовано сообщение о том, что колхозы Алтайского края увеличили площадь озимых посевов в 1941 г. до 518 тыс. га (в 1940 г засевалось 228 тыс. га), а совхозы — до 61,3 тыс. га (в 1940 г. засева лось 35,2 тыс. га). В Красноярском крае площадь озимых посевов колхозов увеличилась на 138,3 тыс. га, совхозов — на 16,9 тыс. га и в Омской области соответственно — на 271 тыс. га и на 15,7 тыс. га. [3; 123]
Хроника блокадного Ленинграда
В 15 часов 56 минут снаряд попал в дом №41 по улице Герцена, где помещается госпиталь. Спустя две минуты последовал разрыв у входа в Эрмитаж. Поврежден портик подъезда. В 16 часов 17 минут два снаряда попали в больницу имени Пастера (проспект Огородникова, 9). И еще в сорока четырех местах разорвались в этот день вражеские снаряды.
Обстрел продолжался относильно недолго — менее часа, но от него пострадали 34 человека.
29 декабря председатель радиокомитета писал в Ленинградский трест Главресторан [рестораны в Ленинграде давно уже не действовали, но управление продолжало существовать, участвуя в организации питания голодающих ленинградцев - прим. автора]: «В столовой при Ленинградском радиокомитете, обслуживающей 400 работников, с 17 декабря нет вторых блюд. В результате, питаясь одним супом, работники радиовещания, ведущего с первого дня войны напряженную круглосуточную работу, не имеющие выходного дня, начинают выбывать из строя».
И сегодня же, выступая перед микрофоном, одна из сотрудников Ленинградского радиокомитета, Ольга Берггольц, говоря о грядущей победе, сказала:
— Да, нам сейчас трудно... Но мы верим в победу... Нет, не верим, знаем — она будет... И может быть, товарищи, мы увидим наш сегодняшний хлебный паек, этот бедный черный кусочек хлеба, в витрине какого-нибудь музея...
А доставка продуктов в Ленинград уже третий день идет на убыль. 28 декабря удалось завезти 622 тонны, а 29 — только 602 тонны продуктов. Мешает пурга с ее снежными наметами. Да и авиация противника мешает. За эти два дня во время вражеских воздушных налетов на трассу разбито 13 автомашин. Семь человек погибло, трое ранено. [5; 110]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
Почти каждый день публикуются сообщения Совинформбюро о новых и новых населенных пунктах, отбитых у противника. Одни из них, скажем, Одоев, Наро-Фоминск, Белев, Тим, обозначены на картах кружочками, другие — помельче — еле заметными точками. Но каждый из них нам дорог. Это — освобожденная родная земли, вызволенные из фашистской неволи советские люди, еще один шаг к Победе.
Высокий класс оперативности показали в эти дни наши корреспонденты. Но некоторые из них настолько «замотались», что стали допускать досадные промахи.
Об освобождении Белева нам стало известно поздно вечером. И хоть мы знали, что где-то там находятся Симонов и Кнорринг, получить от них какие-то материалы о Белеве именно в тот вечер никто не рассчитывал. Вдруг появляется неведомый нам летчик и вручает пакет с собственноручной надписью Кнорринга: «Город Белев, освобожденный частями Красной Армии. Снимок сделан с самолета, пилотируемого летчиком Туловым». Восторгам нашим и похвалам Кноррингу не было, как говорится, ни конца ни края. А чуть позже выяснилось, что Кнорринг, увидев этот свой снимок в «Красной звезде», в отчаянии схватился за голову: снят был с воздуха не Белев, а Одоев, куда он летал вместе с Симоновым за три дня до того. Хотели мы было дать поправку, но сравнили белевскую пленку с одоевской и отказались от этого: и в Одоеве и в Белеве разрушения были очень схожими.
Ох уж этот Одоев! Запомнился он мне.
В романе Симонова «Так называемая личная жизнь» есть очень впечатляющая сценка размолвки с редактором главного героя этого произведения Лопатина по возвращении из только что освобожденного Одоева. Позволю себе воспроизвести ее здесь с некоторыми несущественными в данном случае сокращениями:
«Не заходя к редактору, чтобы тот не сбил его, Лопатин заперся и к вечеру написал очерк «В освобожденном городе»...
— Я уже знаю, что ты вернулся,— сказал редактор, когда Лопатин с очерком в руках вошел в его кабинет,— но приказал тебя не отрывать. Есть одна важная новость для тебя, но давай сначала прочтем.
Фразу насчет новости Лопатин пропустил мимо ушей,— наверное, еще какая-нибудь поездка, которую редактор считает особенно интересной,— и, став у него за плечом, стал следить, как тот читает очерк.
Редактор поставил сначала одну птичку, потом вторую, потом третью, жирную,— против слова «испуг». Поставил, повернулся к Лопатину, словно желая спросить его: что же это такое? Но раздумал и уже быстро, не ставя никаких птичек, дочитал очерк до конца.
— Хорошенькая теория,— сказал он, бросив на стол очерк, и быстро зашагал по комнате.— Большой подарок немцам сделал бы, напечатав твое творение...
— Почему подарок?..
— А потому,— сказал редактор,— что немцы возьмут очерк и перепечатают во всех своих вонючих оккупационных листках, мол, не бойтесь, дорогие оккупированные граждане, милости просим, служите у нас, даже если потом опять попадете в руки Советской власти, все равно вам за это ничего не будет... Ты только подумай, к чему ты, по сути, призываешь в своей статье...
— К тому, чтобы всех не стригли под одну гребенку, только и всего.
— А гребенка тут и должна быть только одна — служил у немцев или не служил! Время военное, все эти «с одной стороны, с другой стороны» надо оставить, по крайней мере до победы.
— Допустим,— упрямо сказал Лопатин,— а все-таки как надо было поступать этому инженеру-коммунальнику, о котором я пишу?
— Не знаю,— отрывисто сказал редактор.— Не надо было оставаться или не надо было на работу являться... Самому думать, как поступать. А раз остался, пусть теперь расхлебывает кашу...
— Что значит «пусть расхлебывает»? Что же, эти люди виноваты, что ли, что мы отступили почти до Москвы? Мы отступили, а они пусть расхлебывают?
— Надо было отступать вместе с армией,— отрезал редактор, злясь от сознания собственной неправоты.
— Матвей...
— Что Матвей?
— А то, что у тебя пять корреспондентов в окружении остались, не сумели выйти, а ты хочешь, чтобы эта женщина с грудным ребенком и матерью-инвалидкой вместе с войсками ушла?! Ты хочешь, чтобы от границы до Москвы все успели на восток уйти, когда немцы летом танками по сорок километров в сутки перли... Кому ты говоришь? И ты, и я это своими глазами видели! А теперь пусть «расхлебывают»...
— Разговор твой не ко времени. Увидел пять взятых городов и расчувствовался, а мы, между прочим, не Берлин берем, а под Москвой еще сидим, если глядеть правде в глаза. Рано разнюниваться! Сейчас без железной руки не только то, что отдали, не вернем, но и то, что вернули, между пальцами упустим... В общем, хватит! — сказал редактор.— Совесть надо иметь! Когда вам от меня достается — это вы знаете! А что мне за вас бывает — это одна моя шея знает! — Он сердито хлопнул себя по шее.— Забирай к чертовой матери свой очерк и считай, что у нас не было этого разговора.— Редактор снова схватил очерк со стола и на этот раз, почти скомкав его, сунул Лопатину.— Забирай, иди и высыпайся, завтра под Калугу поедешь!..»
Эта сцена воспроизведена Симоновым в романе, можно сказать, с натуры. Только заменены имена редактора и корреспондента. Такой или почти такой разговор произошел между мною и Симоновым.
В Одоеве судьба свела Симонова с двумя, по всем признакам, честными советскими людьми: инженером-коммунальником и бывшей машинисткой райисполкома. Первый, по требованию оккупационных властей, восстановил что-то в городском коммунальном хозяйстве, отчего выиграли не столько оккупанты, сколько все население города. А вторая, чтобы спасти от голодной смерти троих своих детей, вынуждена была поступить на должность машинистки в городской магистрат. Их поставили потом в один ряд с изменниками Родины. Симонов усмотрел в этом несправедливость и восстал против нее в своем очерке, который так и назывался «В освобожденном городе».
Должен признать теперь, что Симонов в общем-то был прав, он смотрел вперед. Много, очень много городов и сел нам предстояло освобождать, и нельзя было ни тогда, ни позже уйти от проблемы, которую поднял писатель. Не могу сказать, что я безучастно отнесся к ней. Но такое выступление военной газеты едва ли было бы понято и поддержано тогда. Гораздо вероятнее то, что оно было бы осуждено. И дело не в том, что я опасался неприятностей. Всякий редактор, если он хочет быть редактором в высоком партийном понимании этого слова, не должен бояться, как у нас говорили, «ходить на острие ножа», ставить жгучие вопросы. Я остерегался другого — болезненного восприятия такой постановки вопроса в войсках, борющихся с врагом не на живот, а на смерть, охваченных священной ненавистью к нему и непримиримостью к тем, кто вольно или невольно служит фашистам...
В этом же номере опубликован большой очерк Бориса Галина «Казаки». Когда мы получили очерк и я его прочитал, невольно вспомнил, как Галин начинал свою работу в «Красной звезде».
В нашем коллективе за Борисом Галиным закрепилось имевшее в войну хождение добродушно-веселое звание «рядовой, необученный». В армии он никогда не служил и к военному делу приобщен не был. В молодости Галин работал в одной из московских типографий печатником, получил серьезную травму руки, и с воинского учета его списали начисто. Когда началась Отечественная война, Галин встревожился: не окажется ли он, всегда находившийся на переднем крае пятилеток, вдруг где-то в тылу, позади главных событий войны.
Помочь Галину вызвался его товарищ еще по Донбассу Борис Горбатов. Батальонный комиссар Горбатов уезжал во фронтовую газету, и Галин упросил его взять с собой. Однако Галин понимал, что ему уже не «шестнадцать мальчишеских лет», когда можно было попросту «сбежать» на фронт, и на всякий случай послал телеграмму начальнику Главного политического управления, который хорошо знал и ценил писателя еще по «Правде». Галин просил послать его в действующую армию. На второй день ему позвонили из ГлавПУРа и предложили явиться на Малую Дмитровку, к нам в редакцию.
Так неожиданно для себя Галин стал корреспондентом «Красной звезды». Числился он поначалу в звании рядового. Немного позже появились на его петлицах шпалы старшего политрука. В то время как у всех коллег Галина периодически, в соответствии со стажем и заслугами, менялись знаки различия на петлицах, а потом — количество звездочек на погонах, наш «рядовой, необученный» проходил в одном и том же звании всю войну.
Галин не был военнообязанным, и звание старшего политрука редакция «присвоила» ему самовольно, даже не приказом, а обозначив это только в удостоверении личности. Шпала, хотя и одна, имела все же большую пробивную силу, столь необходимую корреспонденту, чем петлицы рядового.
Прослужил Галин верой и правдой все четыре годы войны в «Красной звезде», но, надо сказать, строевого внешнего блеска так и не приобрел.
Но если со строевой выправкой у Галина ничего не выходило, то фронтовая закалка пришла к нему довольно быстро. Всю войну он почти безвыездно провел в действующих армиях и чести краснозвездовцев не посрамил.
Надо заметить, что при всей внешней субтильности Галин был неимоверно вынослив. Многие завидовали его работоспособности на фронте. После трудного дня и бессонной ночи мог с ходу засесть за очерк или корреспонденцию и передать материал в номер. Для «вдохновения» ему требовался лишь стакан теплого чая и кусочек сахара.
«Стихией» Галина были полк, рота, окопы, солдатские землянки и блиндажи. А всегдашнее кредо: пишу то, что вижу, или, как говорили старые артиллеристы, не вижу — не стреляю. Эту фразу не раз слыхал он от Горбатова и любил ее повторять.
Человек на войне — такую стезю избрал Галин. Он не искал сенсаций, не стремился удивить читателя. Его «сенсацией» были люди. Он «открывал» человека, и это ему, к счастью, удавалось.
В этом отношении из всего, что Галин написал за прошедшие полгода, очерк «Казаки» наиболее характерен, типичен и для устремлений, и для стиля писателя. В очерке, переданном с Южного фронта, рассказывается об одной примечательной истории. И вновь Галин оставался верен себе — написал не столько о делах оперативных, сколько о душевных, о внутреннем мире людей, их характере, чувствах, переживаниях, о том, что было ближе и понятнее всего «штатскому» корреспонденту.
Писатель повествует о двух командирах полков — братьях Батлуках из старинного казачьего рода. Батлуки были знамениты с давних времен и особенно тем, что в гражданскую войну весь их род — три брата, четыре сестры, отец и мать — ушли в партизанский отряд. В эту войну старший брат, майор Никифор, и младший, капитан Иван, сформировали из добровольцев два казачьих полка и, разъехавшись в разные стороны великого фронта Отечественной войны, доблестно сражались с гитлеровцами. В дни нашего наступления на Ростов-на-Дону они встретились, и полк Ивана стал правым соседом полка Никифора.
Галин описал их встречу:
«Ночью, когда Батлук вместе с начальником штаба Парамоновым разрабатывали план предстоящей операции, дверь избы скрипнула — и на пороге в клубах морозного воздуха показался казак. Он был закутан башлыком почти до глаз. Подняв свечу над картой, майор Батлук долго всматривался в черную фигуру кубанца. Вошедший засмеялся тихим смехом, затем, распахивая бурку и протягивая вперед руки, вдруг сказал:
— Никифор, браток!..
Опрокидывая стол, майор Батлук кинулся к брату навстречу. Они молча обнялись. Высокие, худощавые, кареглазые, они казались близнецами. Только седина чуть выделила младшего брата. Старший молча указал на орден Ленина, сиявший на груди Ивана. Младший сказал тихо: «За Днестр...» Потом, когда улеглась радость первой встречи, братья склонились над картой...»
Целую неделю пробыл Галин в казачьих полках. Ходил с братьями Батлуками в поход, делил с ними трудности и опасности фронтовой жизни, ел, как говорится, из одной миски, подружился с боевыми командирами. Любовь и уважение к ним и родили его повествование. Быть может, поэтому он и назвал свой очерк «Братья Батлуки». Правда, в газете он появился под другим названием — «Казаки». И не случайно. Дело в том, что прорвавшись в казачьи районы, фашисты распространяли брехню, что казаки якобы приветствуют приход немцев. Очерк Галина красноречиво свидетельствовал, что казаки встречают гитлеровцев не хлебом-солью, а свинцом. А наш заголовок, решили мы, сразу же и привлечет к этому внимание... [7; 338-342]
Передовая статья газеты «Правда»
«Семья народов СССР — единый, нерушимый лагерь»
29 декабря 1941 г.
В жарких боях Великой Отечественной войны советские воины наносят все более серьезные удары немецко-фашистским разбойникам, которые стремятся уничтожить советское государство, раздробить его, лишить государственной самостоятельности советские народы, поработить, онемечить и истребить их. Мутный фашистский вал разбивается о высокие стены могучего советского многонационального государства, построенного на основе ленинской дружбы народов.
Бандит Гитлер рассчитывал, что после первых неудач Красной Армии в советской стране возникнут национальные конфликты, разгорится межнациональная борьба. Фашисты привыкли попирать права народов. На ненависти, презрении ко всем не немецким народам построена их политика национального гнета, средневековых погромов. Кабацкие фашистские политики ожидали, что пойдут национальные восстания в нашей стране и Советский Союз распадется на части.
В этом заключался один из грубейших просчетов Гитлера. На полях сражений немцы встретились с единой семьей советских воинов, в которой рука об руку сражаются представители всех народов Советского Союза. Народы советской страны живут единой жизнью. Они спаяны в труде для своей Родины. И так же едины они в борьбе за Советскую Родину. Русский народ — первый среди равных в семье советских народов — выносит на себе основную тяжесть борьбы. Москва и Ленинград — русские города. Но за Москву и Ленинград дерутся в общих рядах бойцы всех национальностей, населяющих нашу страну. Всем равно близки и дороги города и села советской страны. Москва — столица всего Советского Союза. Печать суровости и тревоги лежала на лицах тбилисцев и ереванцев, ташкентцев и бакинцев, когда враг подходил к Москве, и лица эти посветлели, озарились радостью, когда враг получил сокрушительный отпор и стал, истекая кровью, откатываться от Москвы.
Большевистская ленинская национальная политика отвергает и клеймит неравенство между людьми в зависимости от расы и нации. Все советские люди — родные сыны и дочери матери-Родины. Она гордится подвигами своих героев. Герой Советского Союза русский Иванов Алексей Александрович покрыл свое имя бессмертной славой, как и Герой Советского Союза украинец Ткаченко Платон Петрович, Герой Советского Союза еврей Горелик Соломон Аронович.
Присвоение звания Героя Советского Союза бесстрашному защитнику советской Родины Истрафуилу Мамедову было радостным событием для азербайджанского народа. Тов. Мамедову писали его соотечественники: «Твой героический подвиг воодушевляет нас, трудящихся Кировабада, где ты провел многие годы своей жизни, на новые трудовые подвиги. Мы обещаем тебе удвоить нашу помощь Красной Армии. Мы уверены, что ты, славный сын азербайджанского народа, с честью оправдаешь высокое звание Героя Советского Союза».
Во всем Казахстане особой популярностью и любовью пользуются воины Краснознаменной 8-й гвардейской стрелковой дивизии. Эта дивизия с исключительным бесстрашием отстаивает каждую пядь подмосковной земли. Республика казахов приветствовала своих земляков-гвардейцев и послала им новогодние подарки.
В республиках, в районах РСФСР, временно захваченных врагом, несмотря на свирепый террор немецко-фашистских мерзавцев, несмотря на дикие расправы с мирным населением, несмотря на расстрелы заложников, растет, разгорается партизанское движение. За линией фронта, в тылу у врага русские люди, украинцы, белорусы напряженно прислушиваются к вестям, идущим с Родины. Они радуются победам Красной Армии. Они помогают ей и ожидают ее прихода.
Партизанское движение развивается в молодых республиках Советского Союза, в Литве, Латвии, Эстонии. Население испытало там всю тяжесть фашистского угнетения. Эстонские партизаны ведут ожесточенную борьбу против немцев. Латышский народ не примирился и никогда не примирится с завоевателями-немцами, своими исконными врагами. Латышские части занимают достойное место в рядах Красной Армии.
В защите советской земли принимают участие все национальные республики Советского Союза. Всюду жизнь переключена на военные рельсы. Партийные, советские, общественные организации живут единой мыслью о фронте. В колхозах Киргизской республики широко развертывается движение за подготовку колхозных коней для Красной Армии. Инициатором этого патриотического дела явилась артель «Кзыл-Аскер» (Фрунзенская область), которая выделила 50 лошадей. Колхозники артели «Кенеш» дают 35 лошадей с полным кавалерийским снаряжением.
Семьи бойцов Красной Армии окружены в национальных республиках теплым вниманием, сердечной заботой. Члены колхоза им. Юсупова Янги-Юльского района Ташкентской области выступили инициаторами движения, охватившего весь Узбекистан. Создаются фонды помощи семьям красноармейцев, организуется уход за их престарелыми родными, ремонтируются квартиры ушедших на войну. Советские воины знают: вместе с ними в Отечественной войне участвуют их народы. Они благословляют своих сынов на подвиги. Они не потерпели бы трусости. Народы советских республик всегда высоко ценили благородные подвиги в бою за Родину. Об этом рассказывают их песни. Об этом складывают героические былины народные певцы, акыны, поэты.
В фонд обороны советской Родины поступают обильные вклады из всех советских республик. Колхозы Хоринского аймака в Бурят-Монголии сдали в фонд обороны более 12 ц масла, 41 ц мяса, 1 850 кг шерсти, 450 овчин. В Казахстане колхозы принимают решения не распределять на трудодни шерсть и овчины. Колхозники будут делать из них полушубки и валенки для красных воинов. До начала декабря было уже сдано в фонд обороны 14 тыс. шт. теплых вещей. Трудящиеся Азербайджана послали в действующую армию свыше 300 тыс. шт. разных теплых вещей.
Дружная семья народов Советского Союза мобилизует все средства, все резервы для защиты Советской Родины, для помощи фронту. Высокий производственный подъем охватил все республики. В Грузии широко развернулось освоение новых видов оборонной продукции. В Казахской республике коллектив Чимкентского свинцового завода им. М. И. Калинина самоотверженно трудится, чтобы дать на оборону больше свинца. В Киргизии десятки мелких предприятий и артелей стали из местного сырья изготовлять высококачественную продукцию для нужд фронта. Многие предприятия Туркмении к началу декабря уже выполнили производственные планы 1941 г.
Так идет напряженная работа во всех частях необъятного Советского Союза. Доблестная Красная Армия преградила путь врагу, рвущемуся к нашей нефти, к нашему хлебу, к нашему хлопку. Доблестная Красная Армия охраняет труд и жизнь многонационального советского народа. Вся жизнь, вся работа советских людей пронизана одним: горячим стремлением все отдать для защиты Родины. Родина рождает этот общий патриотический подъем. Она в грозную историческую минуту превратила семью народов СССР «в единый, нерушимый лагерь, самоотверженно поддерживающий свою Красную Армию, свой Красный Флот. Никогда еще советский тыл не был так прочен, как теперь».
Правда, 1941, 29 декабря.
[12; 30-32]
От Советского Информбюро
Утреннее сообщение 29 декабря
В течение ночи на 29 декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах.
* * *
Наша танковая часть, действующая на одном из участков Западного фронта, за 2 дня выбила противника из 18 населённых пунктов. Захвачены трофеи: танков — 30, автомашин — 250, орудий — 15, пулемётов — 7. На другом участке фронта подразделение командира Сильченко в боях за деревню Р. отбило 5 атак противника. Перейдя затем в контратаку, наши бойцы уничтожили 2 пехотных роты немцев.
Наши бойцы в бою на одном из участков Ленинградского фронта захватили 5.450 немецких снарядов, 700 гранат, 2 миномёта, подготовленный к вылету самолёт противника и истребили 400 немецких солдат и офицеров.
* * *
Наши лётчики, действующие на Южном фронте, за один день боевых действий уничтожили 42 грузовых и 2 легковых автомашины, 8 танков, 10 полевых орудий, 7 зенитных орудий, 1 зенитный пулемёт, до 70 подвод с грузами и истребили до 1000 человек пехоты противника.
* * *
Красноармеец Аванесов в сражении у города К. уничтожил гранатами расчёт немецкого противотанкового орудия, истребил огнём автомата 18 вражеских солдат и, ворвавшись в штаб немецкого батальона, застрелил фашистского офицера. Истребив в одном бою 23 немецких захватчиков, тов. Аванесов доставил командованию ценные сведения о противнике, две офицерские сумки с оперативными документами и пять немецких автоматов.
* * *
Взятый на днях в плен ефрейтор 3 батареи зенитного дивизиона дивизии СС «Рейх» Курт Фаль рассказывает: «В начале войны наша дивизия насчитывала 14.000 человек. Она трижды пополнялась и получила ещё 7.500 человек. К моменту отступления от Москвы в ротах оказалось по 20—25 человек, а в дивизии не более 3 000 человек. Таким образом дивизия «Рейх» за время войны потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести около 18.000 солдат и офицеров. Мы не смогли сдержать контрнаступления русских потому, что были обескровлены, и ещё потому, что дух армии упал. Война надоела, все хотят вернуться домой. Дисциплина в армии заметно расшаталась ещё до отступления, а во время отступления не было вообще никакого порядка. Никто никого не слушался. Многие офицеры бежали на своих машинах. Среди солдат началась паника. Мы бросили почти все машины. Часть солдат бросала даже оружие. Обмороженные и раненые просили взять их с собой, но никто не обращал на них внимания. Наше командование уверяет, что это есть стратегическое отступление. Однако большинство солдат понимает, что при стратегическом отступлении не бросают машин, орудий и людей».
* * *
Ниже публикуется акт о злодеяниях немецко-фашистских извергов в селе Покровском, Ново-Петровского района, Московской области:
«Акт
25 ноября немцы ворвались в село Покровское, опустошили и разграбили всё хозяйство дома инвалидов № 26. Фашисты забрали всё продовольствие, все запасы картофеля, масла и хлеба, разорили ульи и обрекли всех инвалидов на голодную смерть. Две недели хозяйничали немцы в селе Покровском. За это время из 500 жильцов дома инвалидов 250 человек умерло голодной смертью. 17-летнего инвалида Николая Мороза и инвалида Григория Тарасова фашисты убили. Ненасытину Андрею они разрубили топором шею за то, что он отказался колоть для них дрова. Сергею Никишину палачи размозжили прикладом голову. Немецко-фашистские изверги выбросили на улицу всех инвалидов, которые не могли самостоятельно передвигаться. Все они окоченели и погибли от холода.
Настоящий акт подписали инвалиды: Бойко Михаил, Гурко Алексей, Кулешев Алексей, Рябов Пётр, Зуев Алексей».
Вечернее сообщение 29 декабря
В течение 29 декабря наши войска продолжали вести бои с противником на всех фронтах. На ряде участков наши войска, преодолевая попытки немецких войск закрепиться на новых рубежах, продолжали продвигаться вперёд и заняли ряд населенных пунктов. В ходе боёв противнику нанесён большой урон в технике и живой силе.
За 28 декабря уничтожено 26 немецких самолётов. Наши потери — 6 самолётов.
* * *
За 28 декабря наша авиация уничтожила 34 немецких танка, более 1000 автомашин с войсками и грузами, 35 полевых орудий с прислугой, 13 зенитных точек, свыше 280 повозок с боеприпасами, 3 автоцистерны с горючим, сожгла 7 железнодорожных эшелонов, разрушила в ряде мест железнодорожное полотно, взорвала 2 моста и рассеяла до 3 полков пехоты противника.
Наши части, действующие на одном из участков Западного фронта, за два дня боёв выбили противника из 16 населённых пунктов и захватили 5 немецких орудий, 59 пулемётов, 15 автомашин и много боеприпасов. На другом участке фронта наши бойцы освободили 8 населённых пунктов и захватили: орудий — 7, пулемётов — 37, автомашин — 33, мотоциклов — 28, радиостанций — 2 и автоцистерн с горючим — 2.
* * *
Бойцы тов. Черепанова совершили на одном из участков Ленинградского фронта внезапный налёг на позиции противника и уничтожили вражескую миномётную батарею, взорвали склад с боеприпасами и истребили 240 солдат и офицеров противника. В бою отличился красноармеец Авдеев. Заметив брошенное немцами орудие, он повернул его в сторону противника и прямой наводкой расстрелял 20 немцев.
* * *
Сержант Сергеев в бою за деревню П. заколол штыком немецкого пулемётчика и захватил его ручной пулемёт. Огнём трофейного пулемёта отважный сержант уничтожил за один день 20 немецких солдат и офицеров. Красноармеец-снайпер тов. Карташов в бою за деревню Б. истребил 15 вражеских солдат.
* * *
Советские партизаны наносят немецким оккупантам большой урон. Это всё чаще вынуждено признавать и само немецкое командование. Ниже публикуются выдержки из приказа командующего 4 германской армией генерала фон Клюге: «Железная дорога является жизненным нервом для передвижения армии. Зимой она получает особенное значение по сравнению с гужевыми дорогами. Как и следовало ожидать, русские партизаны направили свои действия против железнодорожных путей в районе боёв и в тылу нашей армии. Так, 5/Х1 на участке Малоярославец — Башкино были взорваны рельсы во многих местах, и 6/Х1 на перегоне Киров — Вязьма взорваны стрелки. На этом перегоне было прервано движение для больших воинских частей... Всеми средствами следует препятствовать гражданским лицам двигаться по железнодорожным путям пешком или в вагонах. Особенно нужно остерегаться повсюду снующих мальчишек советской организации молодёжи «пионеров». Всякий, кто будет обнаружен на полотне железной дороги, подлежит расстрелу на месте. Во всех этих случаях действовать беспощадно».
* * *
У убитого немецкого солдата 6-й роты 185 пехотного полка И. Вольфа найдено письмо к жене, в котором говорятся: «Милая Анна. Если можно, пришли мне бритву и полотенце. Сегодня мы бежали из населённого пункта, и я, спасая себя, оставил свои вещи. Все мои знакомые ранены или убиты. Многие отморозили себе носы и уши. Я отморозил на ногах большие пальцы. Бельё грязное. Вши заедают».
* * *
В деревне Гуси, Калининской области, фашисты ворвались в дом колхозника Савельева и потребовали от него сообщить местонахождение партизанского отряда. Советский патриот отказался выполнить это требование гитлеровцев. Тогда изверги выкололи тов. Савельеву глаза, изрубили его и всех членов его семьи на куски.
В последний час
Наши войска заняли Керчь и Феодосию
29 и 30 декабря группа войск Кавказского фронта, во взаимодействии с военно-морскими силами Черноморского флота, высадила десант на Крымском полуострове и после упорных боёв заняла город и крепость КЕРЧЬ и город ФЕОДОСИЯ.
При занятии Керчи и Феодосии особенно отличились войска генерала ПЕРВУШИНА, генерала ЛЬВОВА и группа военно-морских сил во главе с капитаном первого ранга БАСИСТЫМ.
Противник на обоих участках отходит, преследуемый нашими частями. Захвачены трофеи, которые подсчитываются.
СОВИНФОРМБЮРО.
[21; 445-447]
