6 августа 1941 года - 46 день войны
Части войск Западного фронта в упорных боях с противником прорвали фронт окружения, отошли из района Смоленска и организовали оборону на новых рубежах. [3; 43]
За доблесть и мужество, проявленные в партизанской борьбе в тылу против германского фашизма, Президиум Верховного Совета СССР наградил орденами и медалями 43 белорусских партизана. Это были первые партизаны Великой Отечественной войны, награжденные орденами и медалями Советского Союза. [3; 43]
Принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении знания Героя Советского Союза Ф.И. Павловскому и Т.П. Бумажкову - первым среди белорусских партизан. [1; 62]
Немецкие войска оккупировали г. Александрия, Бобринец Кировоградской области. [1; 62]
Хроника событий в Ленинграде
В Ленинграде создан еще один чрезвычайный орган — специальная тройка, которой предоставлено право привлекать к работам, связанным с противовоздушной обороной города, население, работников предприятий и организаций независимо от их ведомственного подчинения. В тройку вошли начальник местной противовоздушной обороны города Е.С. Лагуткин, секретарь горкома партии А.П. Смирнов и начальник управления милиции Е.С. Грушко.
Созданная 2 августа тройка по руководству партизанским движением к 6 августа смогла установить, что в шестнадцати из двадцати двух оккупированных районов Ленинградской области действует более 20 партизанских отрядов и до 60 групп, объединяющих в общей сложности около 2000 человек. Разумеется, сведения эти были далеко не полными.
Давно ли дивизия народного ополчения Фрунзенского района Ленинграда формировалась и училась владеть оружием! Теперь она ведет тяжелые бои с противником. Один полк сражается под Лугой, три (два стрелковых и артиллерийский) — в Карелии. Сегодня фрунзенцы контратаковали противника, чтобы отбить у него деревню Сяндеба. Рота лейтенанта Измайлова была уже близка к победе. В решающий момент командир поднялся, чтобы повести бойцов вперед, и тут же упал. К нему бросилась фельдшер Павлова. Ротный был мертв. Тогда Павлова подняла бойцов в атаку. Деревня была занята. Но порадоваться победе отважная женщина не смогла. Она тоже погибла в этом бою. [5; 35]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
Напечатаны стихи Константина Симонова «Секрет победы». Это было уже второе его стихотворение на страницах «Красной звезды». Первое — «Презрение к смерти» — было опубликовано 24 июля. А вообще-то он появился в нашей газете, как я считал, с опозданием на месяц.
Симонов работал с нами на Халхин-Голе. О нашей первой встрече и совместной работе в «Героической красноармейской» уже писалось — и самим Симоновым, и мною. Тем не менее кое-что нужно, по-видимому, напомнить. Для прояснения последующего.
Каждый день боев с японскими захватчиками рождал новых героев. Наша фронтовая газета рассказывала о них, используя все формы журналистики: информативные заметки и корреспонденции, очерки и статьи. Но многие подвиги халхингольцев прямо-таки просились в стихи, в поэмы. А писать их некому; в составе редакции не было ни одного поэта. Я и послал телеграмму в ПУР с просьбой прислать одного поэта.
Спустя несколько дней, в жаркое монгольское утро приподнялся полог юрты, в которой я работал и жил вдвоем с Владимиром Ставским. Вошел высокий, стройный парень в танкистском обмундировании, с чемоданчиком в руках. Поздоровался на гражданский манер и молча предъявил командировочное предписание ПУРа — обычное по форме, но несколько таинственное по содержанию: «Интенданту 2-го ранга Константину Михайловичу Симонову предлагается отбыть в распоряжение редактора «Героической красноармейской» для выполнения возложенного на него особого задания».
Тут же, однако, выяснилось, что Симонов никакой не танкист и не интендант, а поэт. Утром его вызвали в ПУР, а днем он уже сидел в вагоне транссибирского экспресса и мчался в Монголию. Не успел даже экипироваться в Москве. Сменил свой гражданский костюм на военную форму уже там, где размещались фронтовые тылы. Не нашлось по его росту общевойскового обмундирования, и его облачили в танкистское. А интендантское звание он получил по той же причине, что и некоторые другие писатели, о чем я уже рассказывал.
Прочитал я предписание и уставился на поэта оценивающим взглядом. Этот мой, вероятно, чересчур пристальный взгляд Симонов истолковал не в мою пользу. Потом в своих воспоминаниях о Халхин-Голе он написал: «Человек, с которым мне потом пришлось не один год вместе работать и дружить... в первую минуту мне очень не понравился: показался сухим и желчным». Не скажу, чтобы и я сразу пришел в восторг от нашего нового сотрудника. Мы все считали, что командировка на Халхин-Гол — большая честь, выражение большого доверия; не каждому дано удостоиться этого. Думалось, что к нам пришлют именитого поэта, а о Симонове я в ту пору ничего не слыхал: ни хорошего, ни плохого.
Дальше, по свидетельству Симонова, события развертывались так:
«Редактор быстро и отрывисто со мной поздоровался.
— Приехали? Очень хорошо. Будете спать в соседней юрте, вместе с писателями. А теперь надо ехать на фронт. Володя, ты возьмешь его на фронт?
Ставский сказал, что возьмет.
— Ну вот и поедете на фронт сейчас. Пойдите поставьте свой чемодан...»
Все так и было. Прежде чем познакомиться с поэтическим талантом Симонова, я решил проверить, что он стоит в боевом деле, и сделал это безотлагательно. Спустя двое суток Ставский и его напарник вернулись в наш «городок Героической». Первым вошел ко мне в юрту Симонов — запыленный, с горящими глазами, с какой-то торжественно-светлой улыбкой. За ним показалась мощная фигура Владимира Петровича. Ставский подмигнул мне и за спиной новичка показал большой палец. Ясно: окунул он парня в огненную купель, и тот оказался мужественным, храбрым человеком, с честью выдержал первое испытание огнем. Это меня очень обрадовало.
Газета была уже сверстана, но я снял с полосы какую-то заметку и сказал Симонову:
— Надо писать стихи. В номер. Шестьдесят строк...
Как признался поэт впоследствии, такой моей категоричностью он был огорошен вторично. Не приходилось ему никогда писать стихи в номер, да еще шестьдесят или сколько там строк. И все же он это сделал. На второй день весь фронт узнал, что в редакции появился поэт.
На Халхин-Голе Симонов сочинил походную песню, несколько частушек, но преимущественно он писал рассказы в стихах, посвященные фронтовикам, с подлинными фамилиями. В этом и состояло «особое задание», с которым его командировали к нам.
Что же касается первого впечатления друг о друге, и Симонова и моего, оно быстро и незаметно для нас обоих переросло в дружбу — долговечную, непоколебимую, никогда ничем не омраченную.
Я не мог не вспомнить о Константине Симонове в первые же дни Великой Отечественной войны. Почему же не забрал его сразу в «Красную звезду»? Неужто не было такой возможности? Теперь я уже могу открыто признаться, что в первые дни войны я сознательно не взял Симонова в «Красную звезду», хотя мог бы это легко сделать. Я уже писал, что надеялся недолго задержаться в Москве, уехать во фронтовую печать и для этого случая и «приберег» Симонова, да и других своих однополчан по Халхин-Голу и финской войне. Так, собственно, мы с Симоновым и договорились тогда, 22 июня, в первые же часы войны.
А 30 июня, когда меня официально утвердили редактором «Красной звезды» и мечты о фронтовой газете пришлось оставить, я сразу же бросился разыскивать Симонова. Узнал в ГлавПУРе, что его назначили корреспондентом в газету 3-й армии. Послал туда телеграмму. Ответа не последовало. Послал вторую — ответа снова нет. Удивляться этому не приходилось — армия вела тяжелые бои, связь с ней была неустойчивой.
Тем временем корреспонденции Симонова стали появляться в «Известиях». Что бы это значило?..
Я заготовил телеграммы во все армии Западного фронта, но вдруг появляется сам Симонов. Прибыл он в Москву за машиной для фронтовой газеты, завтра утром должен снова отбыть на фронт. Телеграмм моих не получал, да и не мог их получить, потому что ему не удалось найти редакцию армейской газеты. Не раз обращался за содействием в Политуправление фронта, однако там тоже не знали, где находится эта редакция, и до выяснения временно прикомандировали Симонова к фронтовой газете. А свою связь с «Известиями», к которым, как он понял, я его приревновал, Симонов объяснил так:
— Не знал, что ты останешься в «Красной звезде». А потом корреспонденции мои были уж слишком гражданскими, и я, признаться, постеснялся послать их в центральную военную газету...
Когда я спросил, почему же он не уведомил меня о своем отъезде в действующую армию, Симонов ответил так:
— Нарочно не заходил к тебе. Не хотел, чтобы хоть кто-нибудь подумал, будто я стараюсь «пригреться» в Москве...
Ответ этот, по-моему, отражает одну из прекрасных черт симоновского характера: его щепетильность, чувство собственного достоинства. Именно поэтому, ничего не объясняя, я попросил его задержаться в Москве на одни сутки. А сам тут же написал проект приказа, в котором были всего три строки: «Писатель Симонов К.М. назначается с 20.VII.41 г. специальным корреспондентом «Красной звезды». С этим проектом я поехал к заместителю наркома обороны. Он сразу же подписал его. А уже под утро мой заместитель разыскал по телефону Симонова, известил о приказе и сказал, что редактор ждет его к полудню. Однако вновь назначенный спецкор не стал дожидаться полудня, явился немедленно.
Приказ лежал передо мной на столе. Я вполне официальным тоном зачитал его Симонову. Он стоял, вытянувшись в струнку, руки — по швам. По окончании чтения неумело приложил руку к козырьку и произнес какую-то совсем уж неуставную фразу. Мы дружески рассмеялись, отбросили официальный тон, обнялись и присели поговорить.
— Однако козыряешь ты совсем не по-военному,— сказал я.
— На курсах многое усвоил, а вот это так и не одолел.
— Ну, поэту совсем не обязательно...
А вообще-то, у нас в редакции не принято было «козыряние» друг перед другом, и, признаюсь, вопреки всем правилам строевого устава я этого и не требовал.
Продолжая разговор с Симоновым, я сказал, что он недельки две поработает в аппарате редакции, напишет стихи, а уж потом отправится на фронт. Но Симонов стал уговаривать меня разрешить ему выезд на фронт немедленно, сейчас же. Он должен выполнить поручение редактора фронтовой газеты, а также написать одну-две корреспонденции, обещанные «Известиям». Вот рассчитается с ними и тогда уже приступит к исполнению своей новой должности. Неужели я хочу, чтобы на него легло пятно?
Знал он слабую струнку редактора!
Словом, своего Симонов добился: согласие на немедленный отъезд получил. С одним обязательным условием: прислать нам с фронта стихи. И вот два стихотворения уже напечатаны. Первое — «Презрение к смерти» — было посвящено памяти артиллериста-наводчика Сергея Полякова; он отстреливался до последнего снаряда, подбил три танка, а в предсмертный свой час подпустил еще одну вражескую машину на 20 метров, уничтожил ее, но и сам погиб.
Второе стихотворение — «Секрет победы» — о летчике-истребителе Николае Терехине, уничтожившем в одном бою три немецких бомбардировщика.
Много героического, а вместе с тем и трагического повидал Симонов на Западном фронте в первый месяц войны: бесчисленные бомбежки немецкой авиацией наших войск, наших городов и сел; гибель наших бомбардировщиков, вынужденных порой летать на выполнение боевых заданий без прикрытия истребителей; отступление измотанной боями пехоты, не всегда достаточно организованное; толпы беженцев на дорогах, стариков, женщин и детей. Но особенно потрясла его душу уходившая из горящего города колонна слепых — детей и взрослых...
Об этом Симонов напишет и тоже опубликует в «Красной звезде» свое знаменитое стихотворение «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...».
Неизгладимое впечатление оставила у него июльская поездка под Могилев, в 388-й полк 127-й стрелковой дивизии. Десятый день этот полк вел бои с фашистскими танками, но не отступил ни на шаг. Перед его окопами громоздились подбитые и сгоревшие вражеские машины. Симонов пересчитал их — 39 единиц!
Запомнилась Симонову беседа с командиром полка полковником Кутеповым, о котором в дневнике писателя есть такая запись:
«Мы рассказали ему, что когда проезжали через мост, то не заметили там ни одной счетверенной установки и ни одной зенитки. Кутепов усмехнулся:
— Во-первых, если бы вы, проезжая через мост, сразу заметили пулеметы и зенитки, то это значило бы, что они плохо поставлены. А во-вторых...— Тон, которым он сказал это «во-вторых», я, наверное, запомнил на всю жизнь.— Во-вторых, они действительно там не стоят. Зачем нам этот мост?
— Как зачем? А если придется через него обратно?
— Не придется,— сказал Кутепов.— Мы так уж решили между собой: что бы там кругом ни было, кто бы там ни отступал, а мы стоим вот тут, у Могилева, и будем стоять, пока живы...»
Отзвук той беседы отчетливо прослушивается в стихотворениях Симонова, опубликованных в «Красной звезде». Тот же мотив, те же мысли и чувства, какие овладели их автором при посещении кутеповского полка:
Был Николай Терехин
Одним из таких ребят,
Которым легче погибнуть,
Чем отступать назад...
Учись, как нужно презирать
Опасности в бою.
И если надо — умирать
За родину свою.
И еще были здесь две строки, ставшие крылатыми:
У храбрых есть только бессмертие.
Смерти у храбрых нет...
Да, на всю жизнь запомнил Константин Симонов те трудные июльские дни сорок первого года в 388-м полку и его мужественного командира Семена Федоровича Кутепова. Некоторые черты духовного облика этого замечательного героя Великой Отечественной войны, и что особенно важно — героя ее первого, особенно тяжкого периода, нетрудно узнать в образе генерала Серпилина, главного героя столь полюбившейся нашему народу трилогии «Живые и мертвые».
И видимо, должно было так случиться, что спустя почти сорок лет, осенью 1979 года, прах Константина Михайловича Симонова, согласно его завещанию, был развеян именно на том самом бранном поле под Могилевом, где бесстрашно сражался и лег полк вместе со своим командиром Кутеповым и где молодой в ту пору писатель дал себе и времени клятву писать правду и только правду об этой войне с фашистами, войне, которая принесла так много страданий нашему народу и которая завершилась его великой, на все века, победой.
Наши корреспонденты прислали с Юго-Западного фронта пачку документов, принадлежавших некоему барону Куно фон Ольдергаузену, немецкому помещику, владельцу трех имений. Здесь и почтительные донесения управляющего имениями — о посевах, приплоде скота, откорме свиней. Здесь и личный дневник барона с разнообразными записями, сделанными во Франции, Венгрии, Румынии. Запись от 23 июня: «Выступил в поход». Надо понимать, что в этот день барон отправился в Советский Союз. А 30 июня он получил письмо от матери. Баронесса писала сыну:
«Какие замечательные успехи в России! Вы молодцы! Вы теперь вступили в плодоносные края, где, может быть, не встретите никакого сопротивления».
Все это легло в основу очередного выступления в «Красной звезде» Эренбурга с выразительным заголовком «Барон в поход собрался...». Илья Григорьевич прокомментировал эти документы так: «Барон думал, как его мамаша. Он ехал в автомобиле и прикидывал: здесь он выпустит своего гениального жеребца, здесь построит контору, здесь поселит батраков... Случилась небольшая заминка — 25 июля автомобиль, в котором ехал барон Куно фон Ольдергаузен, был замечен советскими стрелками. Барона застрелили, как простого смертного... Владелец трех поместий искал советской земли. Что ж, он получил свой надел!». [7; 83-88]
От Советского Информбюро
Утреннее сообщение 6 августа
В течение ночи на 6 августа наши войска продолжали вести бои с противником на Холмском, Смоленском, Белоцерковском направлениях и на Эстонском участке фронта.
На остальных направлениях и участках фронта крупных боевых действий не велось.
В Балтийском море нашей подводной лодкой потоплен транспорт противника с войсками и вооружением.
Наша авиация продолжала наносить удары по мотомехчастям, пехоте, артиллерии противника и по авиации на его аэродромах.
* * *
Батальон капитана Гвоздева занимал позиции на переднем крае обороны близ местечка В. Умело замаскировавшись, бойцы батальона пропустили в тыл немецкую разведку. Не встретив советских войск, вражеские разведчики вернулись обратно. Вскоре появился весь фашистский отряд. Батальон капитана Гвоздева, во взаимодействии с одним подразделением соседнего Энского стрелкового полка, незаметно обошёл немцев и внезапно открыл огонь в лоб и по флангам противника. Неожиданное нападение красноармейцев вызвало панику среди фашистов. Бросая мотоциклы и оружие, немцы побежали. Стремительная штыковая атака довершила разгром фашистского отряда. В этом бою немцы потеряли убитыми и ранеными около 300 солдат. В плен сдались 150 солдат и офицеров. Захвачено 30 танкеток, 60 мотоциклов и много оружия.
* * *
Красноармеец Бекенин после гибели командира подразделения принял на себя командование подразделением и блестяще руководил миномётным огнём. Девятнадцать красноармейцев во главе с т. Бекениным. вооружённые миномётами, двумя станковыми пулемётами и одним ручным пулемётом, отогнали от наших позиций более 150 румынских солдат. На поле боя остались десятки убитых и раненых солдат противника.
* * *
Морские лётчики Энского советского авиасоединения бомбардировали белофинский порт Н. От взрывов бомб возникли большие пожары транспортов и портовых сооружений. Прямым попаданием потоплен один транспорт белофиннов.
* * *
Звено советских истребителей под командованием тов. Денисова обнаружило в районе города И. фашистский самолёт, корректировавший артиллерийский огонь. Советские лётчики атаковали и подожгли вражеский самолёт. Экипаж подбитого самолёта попытался выброситься на парашютах, но неудачно: лётчик и стрелок зацепились парашютами за горящую машину и вместе с самолётом врезались в землю.
* * *
В городах оккупированной Польши участились случаи убийства фашистских штурмовиков и немецких чиновников. На днях в Лодзи найден труп командира штурмового отряда, на груди которого была приколота записка: «Советско-польское соглашение вступило в силу». В Гдыне за пять дней таинственно исчезло 8 штурмовиков. Трупы их были обнаружены в придорожной канаве за городом. На дороге между польскими городами Гнсзно и Вжесня местные крестьяне остановили автомашину, в которой находились агенты по сбору налогов у населения, и убили всех агентов. На кузове разрушенной автомашины польские патриоты мелом написали: «Смерть грабителям польского народа».
* * *
В районах Советской Белоруссии, захваченных немецко-фашистскими войсками, действуют сотни партизанских отрядов. Партизаны наносят врагу чувствительные удары. В районе села К. партизанский отряд под командованием тов. Б. напал на штаб немецкой дивизии и захватил оперативные документы. Фашистский генерал и другие офицеры, находившиеся в штабе, были убиты. Отряд под командованием тов. К. в ночном бою уничтожил 150 немецких солдат. Отряд под командованием тов. Ч. взорвал мост через реку И. и обстрелял из пулемётов колонну немцев. Противник понёс большие потери. Отряд пинских партизан уничтожил в лесу подразделение фашистов.
* * *
Многотысячный отряд работников пищевой промышленности трудится сейчас с удвоенной и утроенной энергией, стремясь дать Красной Армии и стране больше продукции. Коллектив сталинградского консервного завода намного увеличил производительность труда. Работница завода т. Дубинина вырабатывает 280 процентов нормы, т.т. Зюзиков и Дьяков — 300 процентов сменного задания. Работники рыбокомбината на острове Попова т.т. Пронина, Редина, Носова, Вязова, Акименко и другие выполняют сменное задание на 220-270 процентов. Коллектив Усть-Баргузинского консервного завода дал в июле продукции в три раза больше, чем в каждый из предыдущих месяцев. Он уже выполнил годовую программу и обязался дать до конца года ещё полторы годовых программы. Коллектив Казанского садового завода за время войны вдвое увеличил среднюю дневную выработку на одного рабочего.
Вечернее сообщение 6 августа
В течение 6 августа наши войска вели упорные бои с противником на Кексгольмском, Смоленском, Белоцерковском направлениях и на Эстонском участке фронта.
На остальных направлениях и участках фронта крупных боевых действий не велось.
Наша авиация наносила удары по мотомехчастям и артиллерии противника на различных участках фронта. За 5 августа уничтожено 14 немецких самолётов. Наши потери 7 самолётов.
* * *
Бойцы и командиры соединения полковника Тишинского разгромили одну из немецких дивизий «СС», носящую название «Тоденкопфе дивизион». Передаём некоторые подробности разгрома этой гитлеровской дивизии.
О прибытии новой немецкой дивизии на Восточный фронт командование советской части узнало в тот же день. Рано утром лейтенант Савельев, возглавлявший группу красноармейцев-разведчиков, захватил в плен немецкого ефрейтора Людвига Штиммлера, на петлице которого был изображён череп с перекрещенными костями. На допросе пленный рассказал, что их дивизия сформирована из охранных отрядов «СС». Дивизия участвовала в боях во Франции и Греции и предназначалась для «решающего удара» на одном из главных направлений Восточного фронта. Далее ефрейтор сообщил, что, настроенная очень воинственно, их дивизия состоит из двух пехотных и одного артиллерийского полка и готовится к наступлению.
Фашистская дивизия вскоре действительно пошла в атаку. Полковник Тишинский приказал открыть артиллерийский огонь по наступающим немецким колоннам. Снаряды ложились точно в цель. В воздух летели разбитые танки, мотоциклы, пулемёты, миномёты, разорванные тела фашистских солдат. Но фашисты, как потом оказалось, все поголовно пьяные, вооружённые автоматами и поддержанные танками, снова пошли густыми цепями на наши укрепления. Наши бойцы хладнокровно дали фашистам подойти поближе и открыли ураганный огонь из винтовок, пулемётов, миномётов и орудий. В разгар атаки появились советские скоростные бомбардировщики, засыпавшие бомбами вражеские цени. Когда «мертвоголовцы» дрогнули, красноармейцы бросились в штыковую контратаку и докончили разгром фашистской дивизии. Жалкие остатки спесивых «мертвоголовцев» германское командование пыталось вывезти на автомашинах в тыл, но артиллеристы части тов. Тишинского быстро нащупали убегавшую колонну и уничтожили много машин, переполненных фашистскими солдатами и офицерами. Так бесславно закончилась «психическая атака» отборной фашистской дивизии. По уточнённым данным, дивизия «Мёртвая голова» потеряла до 2.500 солдат и офицеров убитыми и ранеными. Огнём нашей артиллерии и миномётов уничтожено 30 немецких лёгких танков и бронемашин, 80 мотоциклов, около 500 автоматов, 90 лёгких и тяжёлых пулемётов и 45 миномётов.
* * *
На Северном фронте наша Энская часть разгромила около местечка К. большую группу немецких фашистов. Враг потерял убитыми 66 солдат и 12 офицеров. Красноармейцы захватили 3 противотанковых орудия, 40 мотоциклов, 100 велосипедов, 5 автомашин, несколько пулемётов, различное снаряжение и цепные оперативные документы.
* * *
Лётчик морской авиации Энской авиабригады старший лейтенант Зоснмов несколько раз атаковал фашистский бомбардировщик, направлявшийся к нашему военному объекту. Расстреляв все патроны, отважный лётчик решил протаранить вражеский самолёт, но не дать возможности врагу сбросить бомбы на наши воинские части. Тов. Зосимов шасси своего самолёта ударил по крылу фашистского самолёта. Вражеский бомбардировщик потерял управление и упал на землю. Тов. Зосимов благополучно приземлился на своём аэродроме.
* * *
Во время боя за город Д. группа бойцов во главе с красноармейцем Ивановым зашла в тыл врага и установила на выгодной позиции пулемёт. Под обстрел пулемёта попала улица города, по которой отступали немцы. Метким огнём смельчаков уничтожено 80 фашистов, убегавших в панике от наступающих советских войск.
* * *
С первых дней Отечественной войны успешно действует партизанский отряд «Истребители фашистов» под командованием директора МТС тов. Ш. В районе Р. отряд уже уничтожил 12 немецких обозов с продовольствием, 22 автоцистерны с горючим, вывел из строя 7 фашистских танков и 5 бронемашин, взорвал два моста и перехватил трёх мотоциклистов-связистов с важными донесениями. На днях группа бойцов этого отряда под командованием колхозного бригадира Н. совершила смелый налёт на захваченное немцами село З. Перебив находившийся в селе отряд штурмовиков, партизаны обнаружили 12 немецких солдат, запертых в уцелевшем здании склада МТС. Из допросов установлено, что все арестованные немецкие солдаты являются участниками бунта 2-й роты 116 пехотного полка германской армии. Солдат Карл Шефер показал: «Бунт произошёл 8 дней назад на почве голода и грубого обращения с нами офицеров. Нашу роту окружил и разоружил полк «СС». Около 10 наиболее активных бунтовщиков было расстреляно. Нас предали военно-полевому суду и везли в тыл для расправы».
Отважно действует партизанский отряд, руководимый секретарём сельского совета т. К. На днях партизаны устроили засаду и захватили три лёгких немецких танка, отставших от колонны. Получив сообщение о передвижении фашистской мотогруппы, партизаны атаковали её, использовав при этом захваченные танки. Уничтожено 11 автомашин, противотанковая пушка, 25 германских солдат и 5 офицеров.
* * *
Отдельные части германской армии, действующей на Восточном фронте, испытывают серьёзные затруднения из-за нехватки боеприпасов. Среди документов, захваченных при разгроме 253 немецкой дивизии, обнаружены копии нескольких рапортов, писем и телеграмм, направленных командованию фронта. В одном из писем говорится: «Когда же придут обещанные боеприпасы? Транспорт, указанный в вашей радиограмме ВР 627-42, до сих пор к нам не прибыл. Из 35 машин автоколонны МС, о которой вы сообщали 26 июля за № КЛ 24-41, прибыло только 18 машин. По дороге на неё два раза нападали партизанские отряды. Что особенно плохо — партизаны взорвали машины со снарядами для 105 и 150-миллиметровых орудий. Отдан приказ экономить снаряды. Две батареи 105-миллиметровых орудий в ночь на 28 июля закопаны в землю. Ещё раз: снаряды, снаряды и снаряды».
* * *
Из Югославии сообщают о крупных диверсионных актах против немецких оккупантов. В одном городе уничтожены немецкие ангары и пять самолётов, находившихся на аэродроме. В ряде городов взорваны большие склады бензина. Вблизи гор. Валево югославские партизаны тяжело ранили немецкого генерала и убили его адъютанта. Уничтожен один крупный виадук и два моста.
* * *
Бельгийские патриоты перерезали подводный кабель, соединяющий два важных порта, занятых немецкими оккупационными войсками. В одном железнодорожном депо около гор. Гент приведены в негодное состояние все локомотивы, захваченные немцами.
* * *
Сотни тысяч трудящихся советской страны применяют метод знатного железнодорожника, машиниста тов. Лунина, положившего начало движению за самостоятельный ремонт машинистами своих паровозов. Следуя примеру лунинцев, врубовые машинисты шахт комбината «Ростовуголь» т.т. Любичев, Зиновьев и Плетенекий производят текущий и планово-предупредительный ремонт без помощи слесарей. Это освободило 8 электрослесарей. Автоматчик Калужского электромеханического завода т. Воскресенский обслуживает 3 автомата и сам их ремонтирует. Лунинский метод ухода за оборудованием применяют также стахановцы цеха т.т. Поляков, Ремизов и другие. На Новосибирской фабрике имени ЦК союза швейников около 50 работниц самостоятельно производят мелкий ремонт машин. По инициативе лунинцев в механическом цехе машиностроительного завода им. В. М. Молотова упразднены 17 штатных должностей различных ремонтных рабочих, что дало заводу большую экономию. Лунинское движение открывает во всех отраслях промышленности новые большие резервы повышения производительности труда и снижения себестоимости продукции. [21; 116-118]
