16

4 сентября 1942 года - 440 день войны

 Основные силы войск, выдвигаемых Ставкой Верховного Главнокомандования для усиления сталинградского направления, вышли на рубеж Самофаловка, Ерзовка. Эти силы предназначались для проведения активных наступательных действий по прорвавшейся группировке немецко-фашистских войск к Волге и соединения с войсками 62-й армии. [3; 251]

 

 


Хроника блокадного Ленинграда

Глубина прорыва войск Волховского фронта достигла 9 километров. До Невы осталось каких-нибудь 6 километров. Две вражеские дивизии, обороняющие шлиссельбургско-синявинский выступ, оказались на грани разгрома.

Впоследствии немецкий фельдмаршал Манштейн напишет:

«4 сентября вечером мне позвонил Гитлер. Он заявил, что необходимо мое немедленное вмешательство в обстановку на Волховском фронте, чтобы избежать катастрофы».

И дальше:

«...Вместо запланированного наступления на Ленинград развернулось сражение южнее Ладожского озера, в результате которого дивизии нашей армии понесли значительные потери. Вместе с тем была израсходована значительная часть боеприпасов, предназначавшихся для наступления на Ленинград».

В тот самый день когда Гитлер давал указание фельдмаршалу Манштейну спасать положение своих войск под Синявином, в Ленинграде давал показания унтер-офицер, взятый в плен на одном из участков 55-й армии.

— Наша рота, — сказал пленный, — насчитывавшая год назад около двухсот солдат и офицеров, за это время пять раз пополнялась, и состав ее уже полностью обновлен. В бою третьего сентября русские полностью истребили седьмую роту нашего полка. На ее место бросили пятую роту, но и ее постигла та же участь. От роты осталось лишь несколько солдат...

Вторгшись в пределы Партизанского края, карательные отряды врага жгут колхозные села и посевы, вымещают свою злобу на местных жителях, не успевших уйти в леса. Прибывшие накануне из-под Старой Руссы 300 автомашин доставили карателям пополнение.

Партизанам надо было решить, продолжать ли борьбу против карательной экспедиции, затягивая ее мелкими группами в леса и болота, или уйти из этих мест и усилить удары по коммуникациям врага.

4 сентября был созван партизанский совет. В его работе участвовал заведующий военным отделом Ленинградского обкома партии М. Ф. Алексеев. Выступивший первым командир 2-й Ленинградской партизанской бригады Н. Г. Васильев обрисовал обстановку, сложившуюся в Партизанском крае. Обсуждение показало, что большинство присутствующих склоняются ко второму предложению — вывести партизанские соединения в другие районы, чтобы более эффективно действовать на дорогах, по которым враг подбрасывает подкрепления, технику и боеприпасы войскам, осаждающим город Ленина. Решение это было одобрено Ленинградским штабом партизанского движения. [5; 238-239]


Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"

С юга новое тревожное сообщение нашего спецкора: «За последние дни особенно широкий размах приняли бои в районе северо-западнее Новороссийска... Борьба идет за каждый рубеж... Немцы понесли крупные потери, но они продолжают вводить в бой резервы и достигли подавляющего превосходства в силах. После длительного и напряженного боя наши части вынуждены были отойти на новые позиции». В Генштабе я выяснил: враг захватил Анапу и рвется к Новороссийску.

Печатаем передовую статью «Отстоять Северный Кавказ!», ней прямо сказано: «Кавказ в опасности!»

Накануне мне позвонил К. Е. Ворошилов и сказал, что немецкая пропаганда утверждает, будто многоплеменный Кавказ чуть ли не приветствует приход гитлеровцев. Ворошилов просит меня послать на Северный Кавказ специального корреспондента и рассказать о борьбе народов этого края с немецко-фашистскими захватчиками. Вызвал Савву Дангулова:

— Северный Кавказ — ваш родной край. Поезжайте туда. Напишите, как его народы сражаются с фашистами...

Дангулов тут же выехал, а мы, не откладывая дела в долгий ящик, напечатали на эту тему передовицу. Откликнулся и Илья Эренбург. Писателю прислали попавший в наши руки секретный приказ командира 44-го немецкого армейского корпуса, совсем свежий приказ, августовский. Немецкий генерал предупреждает: «Нужно действовать иначе, нежели на Дону... Восстание горных народов Кавказа, направленное против нас, может иметь тяжелые для нас последствия...» Командир корпуса особенно обеспокоен бесчинством немецких вояк, которые насилуют женщин Кавказа. Он предостерегает: «Во время похода имели место случаи изнасилования женщин... Солдаты должны знать, что правила поведения по отношению к женщинам, раньше не принимавшиеся во внимание, на Кавказе становятся решающими, так как у магометанских народов строгий порядок по отношению к женщинам, и необдуманные поступки могут родить неугасимую вражду».

Словом, фашистский генерал решил приспособиться к обстановке. Не трудно себе представить, как Илья Григорьевич заклеймил этого фашистского ублюдка, который гнусные насилия над русскими женщинами считает в порядке вещей.


Появился на страницах газеты новый, очень дорогой для нас писатель — Александр Степанов. Хорошо помню гот день, 19 августа, когда впервые он пришел в редакцию. Я сижу в своем кабинете и просматриваю только что полученную из ТАСС сводку Совинформбюро, в который раз перечитываю две горькие строки: «После ожесточенных боев наши войска оставили город Краснодар».

Было о чем задуматься.

В этом состоянии и застал меня вошедший в мою комнату пожилой мужчина в летнем пальто и фуражке с черным околышем, в роговых очках.

— Здравствуйте! Я Степанов Александр Николаевич. Вчера прилетел из Краснодара...

Очень обрадовался я писателю. В памяти сразу же возник «Порт-Артур» и все, что мне не так давно рассказал Павленко, хорошо знавший Степанова. А дело было так. Весной этого года Павленко вернулся из командировки на фронт, зашел ко мне и после разговоров на разные темы спросил, знаю ли я писателя Александра Степанова? Я ответил, что не знаю.

— А роман «Порт-Артур» не читал? — продолжал допрашивать меня Петр Андреевич.

— И о романе ничего не слышал,— признался я. Вид у меня был, вероятно, смущенный: я подумал, что сейчас Павленко начнет меня корить за литературное невежество.

Он, очевидно, почувствовал это и не стал меня добивать.

— Впрочем, у нас и в писательском союзе вряд ли кто знает Степанова, и книгу его мало кто читал. Я был в Краснодаре, привез ее оттуда. Прочитай, получишь большое удовольствие...

Он вручил мне два тома в темно-серых обложках. Напечатан роман был на какой-то грубой, жестковатой бумаге в Краснодаре. Я заглянул на последнюю страницу, тираж 8000 экземпляров. Вероятно, поэтому книга и не дошла до Москвы.

Я прочитал «Порг-Артур» залпом, отрываясь только для самых неотложных редакционных дел. Конечно, хотелось напечатать о книге отзыв в газете, но одно серьезное обстоятельство меня смущало: вопрос о нейтралитете Японии, являвшейся сторонником гитлеровской Германии. Вопрос о японском нейтралитете был очень важен, и антияпонский материал в газете был бы некстати. Словом, я дал эту книгу начальнику Главпура Л. З. Мехлису и высказал свои сомнения. Лев Захарович тоже с интересом прочитал «Порт-Артур» и передал ее Сталину. Не знаю, какой у Мехлиса был разговор со Сталиным, но он сказал мне: «Сталину книга понравилась, однако он считает, что пока о ней писать не надо».

Как известно, пришло время, и «Порг-Артур» был отмечен Государственной премией, о книге было напечатано много одобрительных рецензий.

И вот встреча с писателем. Я усадил его в кресло, и Александр Николаевич стал объяснять, как он очутился в Москве.

— Было ясно, что Краснодар нам не удержать. Только я начал укладывать вещички, готовиться к отъезду на юг, как примчался ко мне адъютант командующего фронтом Буденного и сказал, что маршал просит немедленно прибыть к нему. Усадил меня в машину и привез к Семену Михайловичу. А Буденный сказал, что в Москву летит самолет и он может незамедлительно отправить меня в столицу.

После небольшой паузы Степанов продолжал:

— Прибыл в Москву. Мест в гостинице нет. Талонов на питание тоже. Нет и разрешения на въезд. Пошел на улицу Воровского, в Союз писателей. Застал Фадеева. Объяснил ему все. Александр Александрович задумался и посоветовал:

— Знаете что — пойдите в «Красную звезду», они вас устроят. Вот я и у вас.

Я не стал терять времени. Надо устраивать Степанова, к тому же хотелось оправдать лестную рекомендацию руководителя Союза писателей. Сразу же получили для Степанова номер в гостинице ЦДКА, выдали офицерскую продовольственную карточку и отправили на «эмке» в отель. На прощание сказал Александру Николаевичу:

— Устраивайтесь, а утром пришлю за вами машину и станем думать, что дальше делать.

На следующий день, когда мы вновь встретились, я попросил Степанова написать что-либо для «Красной звезды», хотя, откровенно говоря, не представлял себе, на какую животрепещущую тему в те дни смог бы автор «Порт-Артура» выступить в нашей газете. Но Степанов сразу же предложил тему, заранее, видимо, обдумав ее:

— В первую мировую войну был единственный бой русской гвардии с немецкой гвардией. Если хотите, напишу о нем. Я служил в гвардейской стрелковой бригаде и хорошо знаю, как это было.

Вчера Александр Николаевич принес большой, трехколонный очерк «Бой русской и прусской гвардий в первую мировую войну». Это был рассказ очевидца и участника о том, как прибывшие на новые позиции в район Холма гвардейцы упорно сражались с врагом. Соль очерка состояла в том. что стойкая оборона дала возможность перейти русским гвардейцам в победоносное наступление.

Прочитал я очерк и подумал: зря опасался, что тема будет не актуальной. Обстановка на фронте как раз и требовала остановить врага, стоять насмерть, защищать свои позиции до последней капли крови. Очерк Степанова и учил этому...


Сегодня я позвонил Сталину и попросил принять меня. Хотел доложить о некоторых, как я считал, важных для газеты и для армии вопросах.

— Сейчас не могу,— ответил Сталин.

В его голосе, обычно спокойном и суховатом, мне послышались тревожные нотки. Я понял, что случилось что-то очень неприятное, и сразу же помчался в Генштаб. Когда я рассказал Бокову о звонке, он мне ничего не ответил, а показал телеграмму, отправленную накануне Жукову в Сталинград. После войны она была опубликована, и у меня есть возможность привести ее текст:

«Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь... Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению...»

Так Сталинград стал центром главных событий войны, а вместе с тем и наших тревог и забот. Я чувствовал необходимость хотя бы на короткий срок съездить гуда, увидеть обстановку собственными глазами и оценить ее. Сегодня вызвал Симонова и Темина и сказал, что полетят со мной в Сталинград. Решил лететь 8 сентября, а пока дел невпроворот с очередными номерами газеты...[8; 325-328]