16 июля 1942 года - 390 день войны
Опубликовано постановление Государственного Комитета Обороны о введении отличительных знаков для военнослужащих, раненных на фронтах Отечественной войны. При легком ранении полагалась нашивка из шелкового галуна темно-красного цвета, при тяжелом ранении — золотистого цвета. Ношение этих нашивок разрешалось на правой стороне груди. [3; 222]
Войска Южного фронта в связи с глубоким охватом их правого крыла противником с разрешения Ставки начали отход за р. Дон. [3; 222]
Войска 62-й армии заняли оборону на рубеже Клетская, Ерастовский, Суровикино, а войска 64-й армии на рубеже Суровикино, Верхне-Курмоярская. Началась ускоренная подготовка инженерных укреплений на занимаемых рубежах. Передовые отряды 62-й армии выдвинулись на р. Чир для прикрытия оборонительных работ главных сил. [3; 222]
Подводная лодка Балтийского флота «Щ-320» потопила в Балтийском море плавучую базу противника «Мозель». [3; 222]
Президиум Верховного Совета СССР принял указы о награждении орденом Ленина завода № 700 Народного Комиссариата черной металлургии СССР и о награждении орденами и медалями работников этого завода за образцовое выполнение заданий ГКО по выпуску продукции для нужд обороны. [3; 222-223]
Немецкие войска оккупировали г. Миллерово, станицу Тацинская Ростовской области [1; 153]
Хроника блокадного Ленинграда
В ночь на 16 июля две группы наших разведчиков (командовали ими младшие лейтенанты Иванов и Горячев) ворвались в траншеи противника, занимающего позиции перед одним из участков 55-й армии. Уничтожив 2 землянки и около 20 гитлеровцев, разведчики добыли сведения о системе обороны противника и захватили документы, которые дали возможность установить, какая часть держит здесь оборону.
Значительную победу одержали сегодня наши моряки. Подводная лодка Щ-320 потопила в Балтийском море плавучую, базу, противника. [5; 216]
Воспоминания Давида Иосифовича Ортенберга,
ответственного редактора газеты "Красная звезда"
Обстановка на юге становится все более напряженной. Совинформбюро сообщает, что наши войска оставили Богучар и Миллерово. Под непосредственной угрозой Ворошиловград. Продолжаются ожесточенные бои за Воронеж.
На юг выехала большая группа наших корреспондентов, отозванных с фронтов, на которых затишье. На Брянский фронт отправляется Симонов. Обо всем с ним договорились, но перед отъездом он снова зашел ко мне. Был с ним Иосиф Уткин.
— Вместе поедем,— сказал Симонов.
А Уткин объяснил:
— Я возвращаюсь на фронт. Не пускали, но еду. Командировку дало Совинформбюро...
Как же так? — подумал я. Осенью прошлого года на том же Брянском фронте Уткин был ранен, потерял четыре пальца. Какой из него теперь воин? С таким ранением по всем воинским, медицинским, фронтовым и каким угодно другим законам нечего делать в действующей армии. Но он не захотел, не смог сидеть в Москве. Рвался па фронт. Обидно было, что Уткин, связанный с «Красной звездой» с первых дней войны, взял командировку не у нас. Он, видимо, почувствовал мое огорчение и объяснил:
— Вы бы мне командировку не дали. «Красная звезда» — воинское учреждение и порядки у вас воинские. Совинформбюро стихов не печатает, а разве может поэт не писать стихи? Буду присылать вам.
И как бы в залог вручил мне листики с несколькими строфами. Это была «Народная песня»:
Тихий домик над рекою...
Кажется, подать рукою!
А пойти — так далеко,
А пойти — так нелегко.
Нелегко, товарищ!..
По-над Доном узкий лог;
В роще ароматной
Немец, сукин сын, залег!
— Дай-ка автомат мне...
Перед отъездом Симонов принес широко известное стихотворение «Смерть друга», посвященное памяти Евгения Петрова. Они начинаются, я бы сказал, вечными строками: «Неправда, друг не умирает. Лишь рядом быть перестает...» Их читали с волнением на всех фронтах, передавали из уст в уста, как клятву «За мертвых мстя и ненавидя», сражаться с врагом до конца. Они жили и после войны. Они живут и ныне.
Итак, Симонов отправился на Брянский фронт. Задание Симонов получил единственное: прислать очерки о героях боев. Да. наши войска отступают. Но в любом бою, даже с самым неблагоприятным для нас исходом, считали мы, выявляются истинные герои, и о них-то можно и нужно писать. Быть может, в эти критические дни именно такие материалы нужны больше, чем прежде.
Вот, скажем, Коротеев в своем репортаже с Воронежского фронта назвал двух командиров — танкового и мотострелкового батальонов — Крестова и Миросова, разгромивших 246-й немецкий полк. С Брянского фронта Крайнов прислал репортаж о доблести пулеметного взвода Родионова, прикрывавшего отход стрелковой части, оказавшейся под угрозой окружения... Но это чистая информация, голые факты. Нужны очерки, и именно писательские очерки. Вот Симонову и было сказано: «На фронте неудачи. Поищи бойцов, которые в эти трудные дни проявляют умение, мужество и стойкость, самое главное — стойкость, и о них напиши...»
В тот же день, когда Симонов отбыл на фронт, редакция получила от нашего корреспондента материал о подвиге механика-водителя танка «КВ» Шаронова. Случилось так, что в танк, который вел Шаронов, угодил снаряд. Механик-водитель ослеп. Командир танка лейтенант Напольский склонился к Шаронову и прокричал:
— Шаронов, друг, ослеп? Уступай место Подосинникову. Сейчас завяжем тебе глаза бинтом.
И вдруг водитель говорит:
— Я сам, я сам. Все равно лучше меня никто машину не знает. У меня сил много. Я поведу, а вы управляйте, управляйте...
Танк пошел дальше. Толчок в левое плечо, и танк идет влево. Легкий удар в спину, «КВ» устремляется вперед... Так со слепым водителем «КВ» раздавил четыре пушки и три миномета противника. История рассказана потрясающая. Никакая фантазия не смогла бы выдумать то, что было в действительности. Но все же это еще не очерк, а корреспонденция. Писательских очерков мы ждем от Симонова, для этого и послали его в командировку.
В номере опубликовано постановление Государственного Комитета Обороны о введении для советских воинов отличительных знаков о числе ранений — темно-красные и золотистые нашивки. Этому посвящена передовица. А затем появились и стихи Екатерины Шевелевой «Раненый» о нашивках за ранения: «Золотого и красного цвета две полоски, два узких крыла». Они, как знак воинской доблести, и через много лет после войны будут вызывать глубокое уважение.
Стихнет эхо сражений и стона,
И уже не таким молодым
Будет тот, кто сражался у Дона,
У широкой могучей воды.
Но им каждый гордится при встрече.
Замечая два узких крыла.
Навсегда он любовью отмечен,
Что в бои за Отчизну вела.
Хорошо помню, что в войну многие раненые воины носили эти нашивки, действительно гордились ими, не меньше, чем другими наградами. Но ныне, в восьмидесятые годы, увы, очень редко на груди у ветерана можно увидеть «два узких крыла». Не носят их. Почему? То ли не подходят они для штатского костюма, то ли проявляется излишняя скромность. А ведь память о пролитой в боях за Родину крови священна!.. [8; 257-260]
